Князь Благовещенский (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

“На ненависти легче всего получается”.

Этого добра у меня сейчас вагон и маленькая тележка!

Убийца взмахнул плетями. Не ударил, а просто взмахнул.

— Siete pronti al giudizio universale[Готовы ли вы отправится на страшный суд? (итал.)]? — спросил он, кривя губы в злой улыбке.

Он был уверен в себе. Настолько, что не считал всех нас способными нанести ему хоть какой-то вред. Матерый маг, убийца, у него, наверное, были причины так думать.

— По-русски говори, сука! — выдохнул я, отправляя черный (распад?) сгусток ему в грудь.

В этот раз убийцу задело. Он вздрогнул. Остановился. Сделал шаг назад. Я еще раз швырнул в него кляксу ненависти, как бы она ни называлась. Не руками, просто желанием. А потом я понял, что к такой реакции привели вовсе не мои действия.

Ударили дэберы. От рук стоящего первым спецназовца, к груди противника, пролегла дрожащая черная полоса. Широкая, с локоть где-то, она и толкала итальянца назад. Двое магов отдавали свои силы своему коллеге и выглядели при этом очень напряженно. А убийца держался. И даже собирался вновь ударить!

Самойлов добежал и взмахнул рукой — Логан недоделанный! Убийца изящно, практически танцевальным движением, ушел от удара. Одна плеть принял на себя невидимые клинки следователя — того будто током ударило и отшвырнуло на пару метров. Но и плеть истаяла в воздухе, правда, убийца тут же отрастил новую. Вторая же взлетела крестьянской косой и обрубила полосу дэберов. Итальянец повел плечами, рисуясь.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Так бывает, когда целыми днями пытаешься найти ответ на вопрос и никак не можешь этого сделать. А потом вдруг — бац — озарение! Простое решение, лежащее, казалось бы, на поверхности и донельзя очевидное.

Голубой — воздух и эфир. Зеленый — страх и тлен. Если метафорически: жизнь и смерть. А тут все метафорически с этой магией! Значит — антагонисты. Вот почему зеленый разрушается, когда сталкивается с голубым…

Додумать эту светлую мысль я не успел — итальянец атаковал сдвоенным ударом кнутов. Один шел в ноги, параллельно земле, второй — наискось сверху вниз. Уйти я мог только от одного, но не стал даже и пытаться. Вместо этого левая рука обзавелась сияющим голубым щитом, если приглядываться — очень похожим на римский скутум, а во второй образовался длинный и широкий меч анимешного персонажа. Да, я смотрел аниме пару раз!.. И что? Само вышло!

Щит принял на себя удар в ноги, а меч — легонький, чего таким не махать? — обрубил плеть в метре от руки миланского мага. Под кожей вновь пробежала дрожь электрического разряда, но я, вероятно, был сильнее Глеба и почти спокойно его выдержал. И пока убийца не отрастил новые орудия, я — почему нет? — швырнул в него голубой клинок.

Мэл Гибсон в “Храбром сердце” метал двуручный меч и тот неизменно втыкался в грудь или живот врагу. Но то Гибсон, он вообще красавчик! Мой же меч, широченная полоса в две ладони и длиной метра в три, ударил колдуна плашмя. Но ему хватило и этого. Раздался треск, который можно услышать, если к оголенным проводам приложить лезвие ножа. Меч исчез в сине-зеленой вспышке, итальянец отлетел назад и совершенно неизящно приземлился на землю задницей. Самоуверенность сползла с его лица краской, на которую плеснули растворителем. В глазах впервые появилось замешательство.

Я тут же обзавелся новым мечом, длинным, как и первый, но теперь похожим на катану. И кинулся добивать врага. Не знаю, как тут принято магией управлять, дар просить или еще как, но я кажется нащупал свой стиль. И он мне нравился! Пульсары, пологи, щиты — визуализировать надо! Вот так…

Из рук итальянца вырвалось с десяток зеленых змей. Я едва успел скорчиться за скутумом, когда головы ядовитых гадин врезались в щит и проделали со мной то же самое, что я пару мгновений раньше с колдуном. Треск рассерженного электричества, судорога по всему телу и короткий полет, закончившийся падением на спину. Копчик отозвался вспышкой боли, угодив ровно на небольшой камень, оставленный специально для меня.

К счастью, колдун не стал завершать атаку. Из неудобного своего положения я увидел, как он подпрыгнул метров, наверное, на пять и в сторону. Я успел метнуть ему вслед пульсар, но он легко отмахнулся от него. Опустился на землю у самой границы покрова, повернулся в нашу сторону и насмешливо поклонился. После чего скрылся за аспектом покрова.

Кривясь от боли в заднице, я поднялся и оглядел поле боя. Дымил джип спецназа, сами дэберы тяжело дышали, упираясь руками в землю. Дядя Ваня семенил к Самойлову, который кряхтя только начал подниматься на ноги. Хорошо его приложило.

— Как же вы вовремя! — сообщил он, кивая мне в знак то ли приветствия, то ли благодарности. Разбери его.

— Это кто такой? — подал голос старший дэбер, глядя в ту сторону, куда скрылся миланец.

— Живы все? — дядя Ваня доковылял до следователя и повел руками по его голове, проверяя степень повреждений.

“А если бы их было двое?” — подумалось мне. Вспомнились зеленые плети, голубые мечи и черные молнии. Прыгающие люди… Не в силах больше сдерживать напряжение, я опустился на землю и захохотал. Совершенно не заботясь о том, как это будет понято окружающими.

— Господи, какой же бред!

Моя команда посмотрела на меня с пониманием. Им было ясно, что сознание пришельца в их мир просто подломилось под обилием впечатлений. А вот спецназ глядел с недоумением. И у них явно были вопросы к моей нестандартной реакции. Одно хорошо, люди они были служивые и практичные, поэтому быстро вернулись к вопросам насущным.

— Ерофеич? — один из дэберов обратился к начальнику. Тому, кто лупил с их поддержкой черным лучом. — Мы что, его преследовать не будем?

— Не по зубам он нам, Алеша. — откликнулся тот. — Если б не рука князя — полегли бы все! Вызывай-ка подкрепление.

Я заржал еще громче.

— Ты как это сделал? — спросил меня дядя Ваня.

Полог уже истаял, лужайка возле изувеченного особняка была полна людей из ведомства Фочина, а я с друзьями сидел на земле возле “Москвича” и мечтал о сигарете. Отчетливо при этом понимая, что если мне кто-то ее предложит, я откажусь. Да, я бакалавр логики и последовательности!

Проходящие мимо жандармы и дэберы старались даже глазами не задевать нашу троицу, но любопытство родилось раньше человека. И я иногда все же ловил их полные опасливого уважения взгляды. Которые меня, как ни странно, совершенно не трогали.

— Сделал — что?

— Применил защитный аспект, как атакующий. — пояснил наставник. Его ветровка была испачкана землей и травяным соком, на лице алели несколько мелких царапин, но в целом старикан выглядел бодрее меня. Я же себя чувствовал так, будто в одиночку разгрузил баржу с углем. Хреново, то есть. Из носа нет-нет да и срывалась капелька крови.

— Ты же сам говорил, что можно? — не понял я. — У Глеба вон…

— Ты швырнул защиту, Игорь! Отделил от себя щит и прикрыл дружинника! А потом меч кинул в убийцу!

— И что? — я все еще не понимал.

— Защитные аспекты привязаны к узлу и не работают в отрыве от него, вот что! — пояснил наставник. И быстро перешел на более понятный мне язык: — А ты будто брал синий, представлял его красным и швырялся им, как пульсаром.

— А так нельзя было? — не, ну работало же!

— Раньше ни у кого не получалось… — старик развел руками.

— Это от недостатка воображения. — вымучено улыбнулся я. Ну не рассказывать же ему про Гибсона с двуручником и Корпус Зелёных Фонарей. Они и так мой мир считают странным местом, чего масло в огонь лить?

Но задумался. Ни у кого не получалось, значит? А они, судя по всему, пробовали? Но не получалось. А у меня получилось. Почему?

— И как ты сообразил-то с тленом именно эфиром бороться? — продолжал пытать меня слепец. Ему было жутко интересно. Понять-то можно, он все-таки наставник, а тут — чуть ли не рождение новой школы.

— Не сразу. Меня током ударило, потом Глеба откинуло. Каждый раз, когда голубой с зеленым взаимодействовал, такая реакция была. Ну я и решил, что они антагонисты: жизнь и смерть. Хотя по радуге рядышком…