Пилот (СИ) - Астахов Юрий

И в этот напряженный момент моей напряженной работы мысли обнаружилось, что за нами пристально наблюдают самым бесстыжим образом.

- Ну, и чо уставился? Вуайерист лохматый. Оклемался никак с прививки-то? Но нюх утратил?

- Так нюх меня и разбудил как раз! Ох, и аромад же от тебя несет, от морды бесстыжей.

- А где же врожденная деликатность?

- А где ее дают? Это вкусно? Вкуснее сервелата?

- Деликатность, это когда маленькие собаки ведут себя скромно и не суют свой нос туда, куда кобель свой... ммм... пенис не совал!

- Ништяк! Нашел маленького! Да у меня детишек-то по всей Греции и иных странах мира, ты хоть представить себе способен сколько? И тут будут! Открыл он мне таинственную тайну! Совали мы и то и это. Куда надо!

- А тут не надо! Здесь вам не тут! Сгинь паразит! Не похабь идиллию!

- Ладно! Нужны вы мне больно!

Монморанси протяжно и шумно зевнул. Напоил я его водичкой прохладной, свернулся он опять на кресле калачиком, пристроил поудобнее свою лохматую забубенную головушку на задние лапы и снова слинял в царство Морфея. А мы опять замечтались разнообразно. Поезд мало-помалу миновал с остановками орденские базы по приему переселенцев. Там в пассажирские вагоны подсаживались люди в орденской форме, и просто гражданского вида, и потом ехали дальше. Так и до Порто-Франко незаметно и докатились. И остановились у привокзального пандуса.

Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко. 17:55. 15 число 6 месяца. Суббота. 22 год.

Со страшным скрипом затормозив, состав встал. Выбрались мы из контейнера, заозирались с интересом. Мимо нас по пандусу, подвывая сиреной и моргая маяками, проехала раскрашенная на американский манер машина скорой помощи, и останавилась у концевой платформы. Оттуда на носилках вынесли тело давешнего поляка и сноровисто упрятали в скорую. Она тут же тронулась, скатила с пандуса и исчезла за зданием вокзала.

К нам подошел Душко выбравшийся из своего крытого вагона с автоматом на плече. Кивнув на крайнюю платформу спросил:

- Видел, как поляка съели?

- Как ели не видел. А вот как его скрали, наблюдал воочию.

- Интересно, живой он? Или уже того?

- Не знаю, Душко. Да у кого спросишь? Не до любопытства праздгого мне сейчас. Надо как нибудь приткнуться поближе к аэродрому местному.

- А эродром тебе зачем?

- Так я самолет с собой прихватил на всякий случай! Хочешь, покажу? И автомат спрячь пока не повязали.

- Хочу!

Пропустил я Душко в контейнер. Забрался он по трапу в кабину и восхитился:

- А я все гадал, зачем ты с собой такой сарай везешь! А ты, оказывется хитрец, другар! Выходит, ты пилот! А я все думал - ты торговый человек. Четыре контейнера добра у тебя. Не пустые ведь?

- Понятно, что не пустые. Но это не главная запчасть. Просто по случаю дело подвернулось.

И перевел разговор на него самого.

- А вы отсюда в морской порт направитесь?

- Так есть, от Славко утром телеграмму, получили. Он мужчина обстоятельный и нас встречать тут будет. Ему теперь командовать. Славко год уже тут прожил. Вот жду, пока придет.

От соседних вагонов донеслись радостные вопли. Душко прислушался, и раплылся в улыбке смешно шевеля усами:

- Уже пришел! Пойду, поздороваюсь с ним! И полез из самолета наружу. На пандусе толпа македонцев с радостным галдением окружила не менее усатого, здоровенного и сильно загорелого белобрысого мужика прикинутого в камуфляжные штаны, такую же панаму и майку. Душко сначала радостно и долго обнимался с белобрысым громилой, быстро говоря ему что-то полупонятное, потом к нам вернулся:

- Все у нас теперь замечательно просто. В порту сухогруз маленький стоит уже три дня. Вчера только разгружаться закончил. Уголь привез. Грязные поплывем! От угольной пыли! Грязь техническая - незаразная!

- Ну будь здоров, брат-славянин! Удачи вам на новом месте. Может, встретимся еще.

- Непременно встретимся! Мы с собой лозу везем хорошую. Прилетай - вино будем пить! Ты не упади с неба только! Потом у нас от вина упадешь!

Пожали мы руки друг другу. Он Кате сказал что-то доброе на прощанье, и Катя его тоже в щеку чмокнула. Мужик смутился даже и убежал к своим, моментально про нас позабыв. Солнце и не думало еще на закат идти. Сообразил я что тут день долгий и закрыв контейнер на замок, распорядился Кате со мной идти. И в помещение вокзальное пошел, разбираться, куда теперь нам податься, кому кланяться.

Оказалось все на диво просто. Отыскал в недрах здания службу перевозок, зашел, в двери постучав для деликатности, да объявил по-русски о намерениях. Потом попытался перетолмачить сказанное на английский, но не потребовалось. В службе перевозок нашелся русскоговорящий болгарин. Он и объяснил мне, что ветка железнодорожная протянута на территорию аэродрома, который расположен на той стороне залива, что затолкать туда четыре наших платформы проблемы никакой не составит. Обойдется мне эта услуга в сотню экю за вагон. И ни тебе 'Согласно существующей инструкции...', ни 'Надо обратиться к руководству с заявлением в письменной форме...', ни даже 'Зайдите послезавтра, я выясню, что можно для Вас сделать...'. Такой подход мне понравился. И номер телефона аэродромного начальника дали мне. И сам телефон. С наборным диском. Экий раритет тут еще сохранился! Я тому начальнику дозвонился моментально и Катерина быстро обсказала ему ситуацию. Тот ситуацию разрулил влегкую, дав разрешение на разгрузку и стоянку в пределах территории аэропорта. И цену сразу назначил за квадратный фут в месяц.

Заплатил я с карточки четыре сотни товарному кассиру и пошли мы наружу, к составу. Там уже суетился маневровый тепловозик под дирижирование какого-то орденского железнодорожного дирижера. И состав на части раздергивал. Орденский господин уже в курсях относительно нас пребывал. Не зря же у него рация в ладони все время верещит. Когда очередь до нас дошла, уточнил он дополнительно какие вагоны наши, сверился с наладонником и команду в рацию отдал. Отцепили четыре наших платформы, отогнали за стрелку на другой путь, там и оставили. Сидели мы с Катей и вычисляли - скока это будет если сорок пять футов да помножить на два с половиной метра, да потом еще на три штуки. Отдельно скуркулировал гаражик наш и отдельно же самолетик наш непосредственно. А вот его как считать? По площади отбрасываемой им в полдень тени? Или длину на размах крыльев перемножать?

Через полчаса другой маневровый тепловоз объявился. Не говоря худого слова, на сцепку нас прицепил, помощник машиниста из того тепловоза прибег и тормозные шланги подключил. Дуданул задиристо. Залезли опять мы в вагон, да и поехали с Богом, вокруг города Порто-Франко и залива одноименного, подталкиваемые сзади тепловозиком. Минут через тридцать залив обогнули и обнаружили мы забор высокий и сплошной. К углу подъехали. В углу том над забором будка караульная возвышается. Ну, как на базе переселенческой. Только стволы пожиже из нее торчат. Но длинные, не иначе - крупняк. В бетонной стене разошлись широкие металлические ворота, и мы величественно поскрипывая буксами, прокатились в них, проехав до тупика. В конце ветки и самого аэродрома, возле козлового крана с длинной выносной консолью, затормозили. И тут настал конец нашему пути. Тут нас и оставили, в тупике этом. Мы ехали, ехали, и наконец - приехали! 'Здравствуй простор широкий, весну и молодость встречай свою!'. Типа того.

Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко. Аэродром 'Порто-Франко'. 18:20. 15 число 6 месяца. Суббота. 22 год.

Слезли мы с Катей на грунт иной планеты, за ручки взялись. Стоим, принюхиваемся. Озираемся. Жарко! Тепловоз отцепился, дудукнул прощаясь, и уехал в обратном направлении. А смотреть-то особо и нечего. Бетонный забор трехметровой высоты совершал тут еще один поворот, на 90 градусов. На углу возвышается другая караульная будка, с лесенкой. Тоже снабженная длинноствольным крупнокалиберным пулеметом и часовым при том пулемете. Часовой с интересом пялится на кирию. Поворачиваемся на 180 градусов. Ну, чтобы ему полностью все проекции продемонстрировать. Поле перед нами летное. Огромное, с травкой жесткой, невысокой. Плоское. Вдали несколькой зданий и стоянка вдалеке плохо различимая с самолетами, и похоже, вертолетами. На отшибе шайбы, серебрянкой крашеные, сияют на солнышке. Аэрофилд, одним словом. Типичнейший.