Вернуть Дворянство 7 (СИ) - Крам Дмитрий

— Когда выздоровею, — добавил я. — Если вылазка будет удачной, добуду кучу информации. Два-три дня наблюдений за ними изнутри, и этого хватит, чтобы начать планировать контратаки не вслепую.

— А уж если ты картографируешь систему порталов, например, — оскалился император. — То мы смогли бы скоординировать парочку операций с нашими азиатскими союзниками. Правда, корейский император сегодня ночью покинул этот мир…

— Что? — вытаращился я. — И кто там теперь…

— Принцесса Сорей. По официальной версии братья отказались от престолонаследия в такой период, доверив всё самой мудрой и ответственной.

— Ха! — только и смог выдать я. — Зная принцессу, не удивлюсь, если она сама убрала отца с доски. Или это их общая интрижка и император сейчас под видом какого-нибудь полковника просто сражается у порталов.

— Это неважно, — сказал тесть. — Главное, что она подтвердила все наши договоренности. Союз в силе. Она его ценит… и…

— Что?

— Гхм, ничего. Она дала мне понять, что понимает, если бы не мы, Сеул бы уже пал. Ну и с тысячу человек оттуда мы уже приняли в северные убежища.

Мы обсудили ещё всякие мелочи, я навестил больничное крыло, где была Василиса, отзвонился Климу и отцу, пока не став их предупреждать, что в столице. Сюрприз потом устрою.

Я выспался в дороге, так что попросил местечко подумать. Мне выделили гостевой кабинет, где я мог думать, нервно-расхаживать из стороны в сторону, иногда делая бой с тенью.

Когда дверь открылась без стука, я зло обернулся, но лицо тут же разгладилось.

— Ржевский! — довольно раскинул я руки. — Жив!

— Твоими стараниями, — улыбнулся он. — Я с чаем, — сказал следователь и за ним вкатили столик с самоваром.

— О-о-о! — потёр я руки.

Мы уселись на подоконник, он тут здоровенный был, и свесили ноги с окна. Руины, в которые превратилась придворцовая территория вызывали бурю эмоций.

Тут всё началось. Моя история.

А теперь кованная ограда смята, часть территории схлопнута императорскими техниками, всё изрыто, изящно выстриженные кусты больше не изображают сцены из истории страны, те, что не сгорели, скрюченными древесными трупами валяются тут и там. Повсюду огневые точки, беседки изломанной скорлупой раскиданы повсюду, красивейший цветник уничтожен, дворцовый люд не прогуливается, а патрулирует.

Хорошо, что Ева этого не видит. Она росла с этим видом из окна. Наверное, рыдала бы, увидев нынешнее состояние дворца.

Я и сам на руины родового поместья не поеду. Не хочу видеть, что с ним стало. Да и на семейный оборонный рубеж не пойду. Отец в броне. Хорошо, я видел это. Ладно вечно молодой Семён с перебинтованной головой. Но Мама со свежими ссадинами…

Я просто боюсь, что потеряю контроль, и совершу что-нибудь необдуманное. А мне еще нужна холодная голова.

— Спасибо, — сказал вдруг Ржевский.

— За что? — удивленно глянул я на него.

— Если бы и ты пал духом, то… не знаю, имела бы дальнейшая борьба хоть какой-то смысл. А ты и не думал сдаваться, значит, всё не так плохо.

— Поборемся, — покивал я. — Я вот пока на твою следовательскую рожу смотрел кое-чего придумал. Как насчёт найти норы предателей? Может, парочку Византийских отловим.

Глава 24

Семеон Архонтович пил кофе сидя на старом сундуке. В подземелье пахло сыростью, за пару дней даже очень способные одаренные не могут с этим справится. Роскошь ушла. До её возвращения предстоит много работы. После дня вторжения ему пришлось открыть глаза на всё, тем родовичам, что еще не знали. И конечно, часть из них взбунтовалась. Некоторые молодые побеги удалось срезать, другие сбежали. Но древо рода сильно, хоть и скрипит, теряя листву под ветром перемен.

Сейчас их приходиться держать в кулаке. Разнежились они, распустились в изобилии. Ну ничего. Выправятся.

Да всё оказалось не так радужно. Управитель не видит в них ровни и видеть не желает. Но еще немного, и он сам прибежит просить помощи. Потому что действует слишком неторопливо и инертно. Недооценивает людей и скоро столкнется с проблемами.

Впрочем, куратора злить не стоит. Он свидетельствует о Византийских перед вышестоящими, а те уже перед управителем, значит, пора сегодня ночью показать ему разницу в подходах. Он увидит, на что способны люди против людей.

Мой родной город резал ножом по сердцу своими видами. Купеческий мост, по которому я столько раз ходил туда-сюда покоился на дне реки. Там же кормили рыб твари, что шли по нему, когда его обрушили. Знаменитые двенадцать высоток в честь двенадцати столбовых родов теперь уродливо торчали свечными огарками. Парк аттракционов был кладбищем былой радости.

Город оказался разбит на сектора. Разрушенные дома перекрывали улицы. И порой, чтобы пройти из точки А в точку Б приходилось пробивать стены или идти под землей, а то и перебираться по завалам. Впрочем, с табуром это не так трудно. А вот неодаренные так не ходят, ибо арматура — коварная тварь.

Старая смотровая башня каким-то чудом пережила всё, что случилось с городом и работала по своему прямому назначению, ибо новострой, что возвели вокруг за последние сорок лет, сложился как картонный, так что обзор со старушки был хороший.

Тут-то я и глядел катастрофе в лицо.

— Съёмка с воздуха нужна. Весь город пусть на видео запишут и потом еще покадрово составят большой снимок.

Ржевский записал, и покивал. Ему не нужно было объяснять, зачем это. Пособники ушедших остались в городе, и прошлой ночью они уже пытались тут во всю ставить палки в колёса. Это было только подготовка. Сегодня, когда солнце сядет, будет еще жарче. У них где-то организованны тайники и пункты размещения личного состава. Возможно, есть какие-то подземные ходы и замаскированные лазы на поверхность. Что-то из этого можно заметить, либо обнаружить еще какие-нибудь закономерности. Вдруг кажущийся хаос, чей-то умелый рисунок.

— Кухарский, — вызвал своего неизменного помощника по связи Ржевский и передал тому указания. Я видел бедолагу, он пока на коляске, что-то со спиной. Надо будет глянуть.

— Олег Аркадьевич, — раздался голос дядьки, и я тут же растворился. — Что замыслил?

— О! Клим Булатович, да вот, — следователь обернулся, но меня уже не было. Он растерянно опустил руку. — В общем… тут…

— Где этот наглец, что собственного дядьку навещает после императора?

— Как ты узнал, что я здесь? — выпал я из невидимости, полный возмущения.

— Я столько лет сидел в камере вслушиваясь в зов крови. Я всегда знаю, когда ты рядом. Остальных чувствую хуже, но мы с тобой последние, у нас особая связь, — улыбнулся Клим, и я его обнял.

— Как ты? — оглядел я его. Выглядел он хорошо. Уставший, но не более.

— Это мой мир, племяш. Разруха, кровь и смерть. Я в своей стихии. Я в порядке, пока родные в безопасности, мне ничего не страшно. Сегодня ночью плечом к плечу?

— Если меня поставят на ноги, то да.

Дядька нахмурился и взял меня за плечи, вглядываясь в лицо, а я невольно поморщился, от прикосновения. Он бесцеремонно оголили мне плечо, а потом оскалился и закатал рукав, показывая длинную полосу шрама на предплечье.

— Тоже подарочек получил, — усмехнулся он.

Ржевский хмыкнул, и закатал штанину, показывая словно уродливую борозду на голени.

— Вот чего ты хромаешь, — понял я.

— Я думал это незаметно.

— Почти незаметно.

Я услышал эхо шагов и снова стал невидимым.

— Опа! И ты здесь, Клим Булатович. Что-то намечается, да? — отец обернулся в поисках меня, но не нашёл.

— Типа того, — кивнул Ржевский.

— Утро доброе, — проявился я.

— Сын! — воскликнул папа.

После объятий я внимательно разглядывал его. А поскольку всё еще было рукопожатие, то и лекарским взором нырнул, получая более подробную картину. Недавние, ожоги, перелом кисти, гематомы в расчет не берем. А вот сквозная рана была опасна. Судя по остаточным следам зон повышенной регенерации техника или меч вошёл ровно между ребер, пробил легкое. Видимо, рядом оказался толковый лекарь.