Шестерёнки Нового Мира (СИ) - Горбачев Ярослав

Призрак еле слышно засмеялся, по его "телу" прошла лёгкая рябь.

-- Ну у тебя и рожа, ёмана! Типа, будто привидение увидел!

-- Какая есть.

-- Да ладно тебе, подколоть уже нельзя...

-- Я, между прочим, спал. Мог бы и уважение проявить, к начальственному сну-то! И чего долго так?

-- Чего-чего... Вот нет бы спасибо сказал, ёмана! Я ж на это, благо общее, туда-сюда, трудился то! Чё, не хочешь знать, чего интересного?

-- Евген, закругляйся с шуточками, не до них. Давай к делу. Времени в обрез, и так уже столько про... теряли.

-- Зануда ты стал, Валера. Ну тогда, эта, слушай сюда. Счас всё как есть расскажу, как космические корабли бороздят то, что они бороздят...

Валера присел на кровати, призрак приблизился к нему, зависнув буквально в нескольких сантиметрах, и начал неспешно пересказывать всё то, что успел узнать за время нахождения на вражьей базе. Всё-таки, эта частичная материализация оказалась дико полезной штукой, позволившей не тащить с собой ведьмочек во вражий лагерь для связи с Евгеном. А замаскированный под штандарт переносной Алтарь гноллов позволил лазутчику облазить у поселковых всё, проверить буквально каждую щель без какого-либо ущерба для себя.

-- Сначала по этим, Главный который и второй, пучеглазый. Так и не узнал, как его там. Ты ушёл, а они, ёмана, стали перетирать, что же делать вообще, можно ли нас грохнуть, и если можно, то когда лучше.

-- Ну, как и ожидали.

-- Да, но ты послушай, ёмана! Эти козлы нас дураками обозвали. Типа реально хотели нас с Тимуром использовать, чтобы рассорить всех, а потом Базу захватить и всё к рукам прибрать. А потом ты пришёл и всю малину им поломал. Это подумать только, ёмана...

-- Бдто другого ожидал. Неужто рассчитывал, что вам бескорыстно помогать будут?

-- Не, ну конечно нет, я ж не тупой совсем. Но мы там думали, туда-сюда, что они нам помогают чтобы эти, как его, отношения наладить! Дипломатические. Торговля там, понимаешь, помощь друг другу, все дела. Да и куда бы им, против нас-то лезть... С дубинками своими. Ничего не построили и не умеют.

-- Так потому и не умеют, что вместо того, чтоб сообща хозяйством заниматься, трудиться на коллективное благо и развиваться, всю дорогу друг с другом грызлись за власть. И половину народу под прицелом держат, чтоб не разбежались или начальству глотку не перегрызли. Такое бы работало, если бы имелось много дармовой силы рабочей и возможность её неограниченно применять, как там во всяких Египтах древних или Грециях. А у нас тут людей шиш до ни шиша, кто после свечения очнулся и первые дни пережил, и ресурсов мало. Так что не мудрено, что мы их обогнали. У нас все более-менее дружно и на совесть работали, не из-под палки, каждый понимал, что для себя старается. Да и плюшек им наверное никаких не перепадало, как нам, за контакты и союзы. Этим такое и в голову прийти не могло.

-- Ну да, ёмана...

-- Конечно да, это очевидно же. Ты давай, дальше-то продолжай. То дела былые, а я бы хотел узнать, чего в будущем от них ожидать.

-- Так чего тут ждать, ёмана... Перетрухали все, думают, мы пришли наезжать, за те дела. Не верят, что так просто всё спустим, подвоха ждут. Собирались сначала просто заманить, разделить и кокнуть, всех по отдельности, но демонстрация с бронепоездом и пулемётом того, переубедила. Ещё и не уверены, что все их поддержат...

-- Ну-ка, ну-ка. Тут давай, поподробней, пожалуйста.

-- Так а что, подробней. Я так понял, они народ подогревали, мол, фраерки придут понты гнуть, надо их на место ставить. А тут, вместо этого, люди в моднейшей форме, всякие штуки эти, туда-сюда, пушки крутые, бронепоезд с танком... Народ-то и призадумался, даже те, кто всем доволен был. Я ведь и этих послушал тоже.

-- Ну и что говорят?

-- Так аё говорят... Пока не знают ничего. Сравнивают, что Главный на уши навешал, с тем, что есть. Им, конечно, запретили с нашими трепаться. Мол, осторожнее, опасные они. Но кто ж верить этому будет? Народ потиху и расспросил. А наши молодцы прямо, ну всё как надо расписали. Так, что теперь поселковые очень сомневаются, не все, но многие. Ведь девки-то и все прочие эти, ёмана, преференции, они только для приближённых, а остальным кукиш с маслом и работа. Некоторые только и тому рады, что в бараки к рабам не сажают...

-- Бараки? К рабам?

-- Так эта, ёмана. Все, кто не бойцы, а работают, их по баракам посадили. Мол, зарабатывайте на то, что мы вас защищаем-оберегаем, и от чужих и что сами не кокаем. Вот там народ и сидит.

-- И чего народ?

-- Так а чего. Подкоп копают. Но ещё не готов ни фига, и они всё равно не знают, чего потом делать. Да и народ в основном того уже, не очень, самых дерзких и буйных либо тю-тю давно, либо сломали. А остальные так, ни рыба, ни мясо. Но если свободу пообещать, думаю, с нами будут.

-- Прекрасно, нечего сказать... Что ещё? Сколько верных Главному, тех, кто за него ляжет, случись что?

-- Десяток где-то. Кому назад пути нет, и кто из особо близких. Остальные -- сомневаются.

-- Немало. Но думал, больше будет.

-- Ну да.

-- Где кто сейчас, кто меня сторожит?

-- Главный в Казарму попёрся, спать, видимо. Тебя караулят трое, в соседней комнате засели. Ещё этот, пучеглазый, повсюду шарится, вынюхивает, следит... Его все бояться, до жути просто.

-- Ясно... А мне тут одну записку подснули, тебе не говорили про это?

-- Чего ж не говорили, ещё как говорили, ёмана. Они сами и сделали, Главный с этим, ну ты понял. Хотели развести тебя наших поднять, местных чтобы начать гасить. Тогда они все бы сразу против и вписались. И пофигу уже было бы, кто сомневается, а кто нет. Когда кричат "наших бьют", думать мало кто будет.

-- Да... А часовые, кто там бодрствует вообще?

-- Да куча народу, почти все. В основном наших и тебя пасут, чтобы мало ли чего. Часовые из тех, кто не особо надёжный, помню, про это говорили. Убрали подальше, чтобы под ногами не мешались и лишнего не увидели. Там по периметру их человек десять, парами. А из верных, трое караулят тебя, и дюжина ещё остальных. Несколько тех, что на виду, а остальные по соседним комнатам затаились.

-- Ты ж говорил, десять их?

-- Ну десять, не десять... Там все в кучу, верные и не очень вроде.

-- Всего сколько народу? Если точно?

-- Слушай, ну ты эта, и спрашивать, туда-сюда. Я и так вон, сколько всего запомнил. Штук двадцать наберётся, наверное.

-- Понятно. Ладно, спасибо тебе... Думаю, ты сегодня неплохо так, карму себе подправил.

-- Чего там, эта, служу Общине...

-- Не общине, а своему будущему. Если забудем про дурацкую грызню друг с другом и возьмёмся все вместе, подналяжем -- оно у нас будет, это будущее! А нет, подохнут все по отдельности, без всякого толку.

-- Ладно, пойду ещё пошарюсь, глядишь, узнаю чего, ёмана...

-- Давай-давай. А я помозгую пока над тем, что ты принёс.

Валера вновь растянулся на кровати, с удовольствием. И принялся обдумывать сложившуюся ситуацию, уже с учётом новой полученной информации.

За размышлениями незаметно подкралось утро, заглянуло в окно местными, по-особому серыми сумерками, которые так и не стали привычными, но давно уже перестали удивлять. Светлело не так, как если бы из-за горизонта осторожно, словно стесняясь поначалу, выглянуло солнце, а потом, всё смелее и смелее, распаляясь, начало бы греть и шаловливо хватать всё своими лучами. Нет, теперь -- или, может, скорее здесь, Валера так и не решил для себя, на Земле они находятся или в ином месте -- всё происходило совершенно по-другому. Это больше всего походило на то, что кто-то выкручивает ручку регулятора в террариуме, постепенно делая свет ярче, а воздух теплее. Ассоциация напрягала и очень не нравилась, но являлась наиболее близкой и точнее всего описывала ощущения.

Оптимального решения проблемы "поселковых", такого, чтобы удовлетворяло всем критериям, так и не пришло. Вариантов в голове вертелось множество, но все они чем-то не нравились. А разбираться с ситуацией надо было быстро, время на углублённые размышления являлось недоступной роскошью. И, в конце концов, Валера с некоторым злорадством поймал себя на том, что одна идея, казавшаяся одновременно и откровенно бредовой, и, по определённым причинам, чрезвычайно заманчивой, начала завладевать им всё больше и больше. Более того, она нравилась так, что внутри всё начинало трепетать, и с трудом удавалось себя сдерживать и запрещать фантазировать, не делить раньше времени шкуру вполне бодрого ещё медведя.