Л 4 (СИ) - Малыгин Владимир

На входе в глиссаду снижения довыпустили механизацию в посадочное положение. Сердце при этом замерло, лоб испариной покрылся. Всё-таки в первый раз подобное проделываем. Мало ли что может случиться? А вдруг рассинхронизация пойдёт? И на каком-нибудь из крыльев закрылок или быстрее выпустится, или вообще откажется выпускаться? Хоть на земле и прогоняли не один раз системы, но в полёте всякое может случиться. Мы к подобному готовились, но… Всё равно страшно…

Система выпуска отработала штатно, закрылки выпустились в посадочное положение, одновременно с выпуском чуть добавили обороты моторам и вошли в глиссаду. Ну и пришлось ещё колёсико триммера накручивать. На два оборота, как сосчитал. Доложил о готовности к посадке и штатном срабатывании систем и уже вот она, полоса. Грунтовая, конечно, но всё равно такая желанная. Всё-таки моральная, эмоциональная и нервная нагрузки на человеческий организм сейчас запредельные. Это остальным членам экипажа хорошо, они реально не представляют всей опасности первых экспериментальных полётов. И к этой новой технике пока подходят с такой точкой зрения — мол, самолёт красивый, значит и летать он будет хорошо. А все эти новые системы… Ну, работали же они на земле… Святая простота! Но и развеивать эти заблуждения не спешу, для всех так будет лучше.

Сели, зарулили, выключились. Всё, на сегодня достаточно! Оставил машину в заботливых руках механиков, расписался в журнале об отсутствии замечаний и потихоньку направился к дожидающемуся меня у ангара Сикорскому.

— Ну, как?

— Весьма неплохо. На сегодня хватит, а завтра, если позволит погода, выполним ещё несколько кружков. А там, если машина себя хорошо покажет, можно будет и повыше забраться, и слетать подальше. Теперь остаётся только часы налётывать и смотреть, как она себя вести будет.

— Сам будешь летать?

— Ну а кто ещё? Конечно, сам. Мне же на ней ещё на восток лететь…

— Ну да, ну да, — покивал головой Игорь. — На днях Шидловский возвращается…

— Так это же просто отлично! Значит, война и в самом деле закончилась. Наконец хоть кто-то появится, кто с чиновниками на одном языке говорить может. Не то что мы с тобой. Так что радоваться нужно, а не грустить.

— Да я радуюсь, — отмахнулся Игорь и замялся.

— Что? — уловил сомнения товарища и сразу насторожился. Неужели очередные неприятности на мою голову появились?

— Мадемуазель Остроумову вчера видел, — подтвердил Сикорский мои опасения и зачем-то уточнил. — Елизавету Сергеевну…

— Всё, Игорь, у меня ещё дел выше крыши, — нет никакого желания продолжать этот разговор. — Я побежал.

— Да погоди ты. Вечно торопишься куда-то. Ну неужели тебе всё равно?

— Да, мне всё равно. У нас с ней разные дороги. И, Игорь, не продолжай…

— Да не продолжаю я! То есть, продолжаю, конечно! Просто она интересовалась именно тобой, — и зачастил, словно торопился успеть высказаться до моего ухода. — Смотреть на тебя больно. Ты в зеркало когда последний раз на себя смотрел?

— А я не девушка, чтобы на себя в зеркало любоваться. Да и было бы на что там любоваться! Страшилище! В шрамах вся морда!

— Вот зря ты так о себе. Шрамы мужчину украшают! А Елизавета Сергеевна весьма переживает от того, что ты прекратил с ней общаться!

От такого кощунственного и даже наглого обвинения я оторопел. Ничего себе! Так я ещё и крайним оказался! У меня после столь неожиданных претензий в первый момент даже никаких подходящих слов не нашлось, кроме матерных, чтобы хоть что-то сказать в ответ на столь несправедливое обвинение. Впрочем, и во второй момент тоже не нашлось — очень уж сильно всколыхнулась беспричинная обида в груди. А дальше я уже просто промолчал. Потому что обида переросла в злость! Пусть Игорь продолжает говорить. Так хоть узнаю, в чём там меня ещё облыжно обвиняют.

— Просила передать, что сегодня вечером будет прогуливаться по Невскому рядом с Казанским собором, — не заметил моего возмущения Игорь.

— Я тебя услышал. А теперь прошу прощения, но у меня и впрямь, очень уж дел много.

И я поспешил уйти. А то, не дай бог, ещё что-нибудь такое-этакое услышу. Ишь, на свидание она приглашает! Лучше бы гадостей каких-нибудь про меня наговорила. Право слово, насколько бы тогда легче было всё это вспоминать и воспринимать. И что теперь делать — идти или не идти? Вроде бы как успокоился за это время, утихла боль в груди, и снова здорово! Нет, не пойду…

Как раз весьма ко времени приехал Второв. Только-только я от Игоря отошёл. Всего-то с десяток быстрых шагов и успел сделать. Николай Александрович прямо к ангарам и подкатил на своём лимузине. И за рулём самолично сидит, нравится ему это дело.

Меня увидел, затормозил рядышком, наружу выскочил. Он с зимы у нас в Петрограде практически безвылазно сидит, всё дела делает. Крутится, словно белка в колесе. Ну и у нас через день-два появляется обязательно, процесс создания нового самолёта контролирует. Сегодня вот только что-то припоздал, хотя собирался обязательно на первом вылете присутствовать.

— Уже слетали, Сергей Викторович? — первым делом поинтересовался Николай Александрович, пожимая мне в приветствии руку.

— Да, только что сели.

— А меня дела задержали. И как результат?

— Отлично! Просто отлично! Для первого раза, конечно. А дальше посмотрим.

— Это очень хорошо. Как долго затянутся испытания? Когда можно будет к делу приступать?

— Вроде бы не было никакого повода для спешки, Николай Александрович? — насторожился я такому интересу. — Или что-то изменилось?

— Изменилось, изменилось. Время года изменилось, Сергей Викторович. Осень наступает! Осень! С её затяжными дождями. А там и до заморозков недалеко. Сейчас любая задержка смерти подобна! Если ещё немного промедлим, то там… — Второв махнул рукой куда-то в сторону, явно намекая на восток. На самом-то деле это был запад, но право слово, кто бы на это обратил внимание, кроме меня. Так что только кивнул головой на эту сентенцию. — Там замёрзнут дороги, зимники образуются, и мы с вами окажемся никому не нужными? Понимаете? Сейчас самое время для того, чтобы показать всю эффективность мною задуманного!

Помолчал мгновение, пристально вглядываясь в моё лицо и признался:

— Ну и сверху начинают понемногу давить. Золота-то в казне всегда не хватает.

— Всё я понимаю, любезный Николай Александрович. Но и без испытаний лететь на новом самолёте к чёрту на рога тоже, как вы говорите, подобно смерти. А ну как что-то откажет, сломается? Кто и где ремонт проводить будет?

— Сергей Викторович, а для чего тогда мы по маршруту вспомогательные аэродромы создавали, обслугу нанимали? Деньги наёмным работникам платили и сейчас платим? Бензин даже на места завезли… Голубчик вы мой, ну неужели в случае какой-либо поломки, не дай Бог, — перекрестился Второв. — Нельзя будет отремонтироваться на ходу? Все же аэродромы у нас расположены рядом с развитыми промышленными городами?

А ведь действительно, почему я сомневаюсь, чего опасаюсь? Самолёт отличный, проверенный тем, моим временем, и годами успешной эксплуатации. Подумаешь, моторы и системы другие, так и использовать их придётся не столь интенсивно, как у нас когда-то… Опять же и проще они, значит, и в обслуживании и ремонте тоже легче. А Николай Александрович не унимается:

— Вот на перелётах и испытаете свой новый самолёт! Игорь Иванович, ну хоть вы ему скажите! — обратился за помощью к как раз в этот момент подошедшему к нам Сикорскому Второв.

— Хорошо, согласен с вами! — решился я. И ещё мне интересен этот момент вот по какой причине стал. Если таким образом Второв к Игорю за моральной поддержкой обращается, значит, они за моей спиной сговориться успели? Ладно, разберёмся. Позже. А пока… — Когда вы предлагаете вылетать?

— Сергей Викторович, да чем быстрее, тем лучше! Хоть сейчас!

— Сейчас не получится, — улыбнулся я горячности Второва. — Нужно и вещи собрать, и экипажу с семьями попрощаться. А вот утром можно вылететь.