До этого момента Наста означала для Рузи не больше, чем Надя или Окса. В общем, одна из многих. Но эта дырка в перчатке, и волосы, и бьющее сзади солнце заронили в его сердце крошечное семечко, которое потом – очень со временем, потому что Рузя был тугодум, – переросло в любовь.
Тогда же Рузя ничего этого не понял. Только подошел к Насте сбоку и окликнул ее, стараясь, чтобы голос звучал потверже:
– Эй! Ау!
Наста вопросительно повернулась к нему.
– У тебя перчатка рваная!
Наста взглянула на перчатку, на свой красный палец. Посмотрела очень по-деловому, явно умиляясь им меньше Рузи. И этот взгляд ошеломил Рузю. Разве можно было не восхищаться таким пальцем! Такой перчаткой! Да она просто не понимала их ценности!
– Ну рваная, – признала Наста, шмыгнув носом. – И чего дальше?
Рузя втянул воздух носом, не ведая, что фраза, которую он сейчас произнесет, станет фундаментом будущих отношений.
– Снимай! Давай зашью! – сказал он.
Наста подумала и, пожав плечами, стащила с руки перчатку.
Все это Рузя увидел сейчас с такой ясностью, которой сам никогда не подозревал.
– Дэк-дэк-дэк! Вот оно! – послышался блеющий голосок, и перед глазами забывшегося в мечтах Рузи из воздуха вынырнуло аккуратное, ассирийское в очертаниях личико.
– Я устрою так, что кости у Насты срастутся! Ни один хирург следов перелома не найдет! Но ты взамен отдашь мне эту перчатку! – сказал Белдо.
– Зачем она вам?
Старичок развел ручками.
– Мои причуды, – сказал он. – Жалкая дырявая перчатка в обмен на ноги. И пусть кто-нибудь скажет, что я дорого взял.
– Не обманете?
В другое время Дионисий Тигранович вознегодовал бы – как?! его, само олицетворение честности, подозревать во лжи! – однако сейчас лишь мотнул головой.
– Помогу без всяких подвохов. Насточка для меня дорогой человечек! Ты не поверишь, но это так!
– А перчатка тогда зачем?
– Для моей коллекции счастливых предметов. Скромно, очень скромно…
– Разве это мгновение счастливое? Снег, лопата, перчатка, волосы… – усомнился Рузя.
– Кому как. Видишь, ты его даже не вспомнил, пока я тебе не помог. А раз не вспомнил, то тебе и расстаться с ним будет необременительно. По рукам?
– По рукам, – буркнул Рузя угрюмо.
Дионисий Тигранович довольно потер ручки:
– Вот и чудненько. Тогда Птах довезет тебя до Копытово, и ты передашь ему перчатку. А ноги… ну если хочешь, я исцелю их авансом, чтобы ты видел, что с моей стороны все честно. Поезжай. Я сделаю все, пока ты будешь в дороге.
– Хорошо, – сказал Рузя и стал вставать с дивана.
Послышался низкий гул. Из-под воротника у Рузи выползла золотая пчела, взлетела и с угрозой сделала круг над макушкой Дионисия Тиграновича. Старичку это не понравилось. Он побледнел и заслонился рукой.
– Забыл предупредить! Мелочь, сущая мелочь… Правда, и ты кое-что потеряешь! – быстро сказал он.
– Что?
– Все, что выросло из этой перчатки. Эмоции там… хм… последующие переживания. Разумеется, я забираю себе не просто кусок шерсти.
– Вы заберете мою любовь? – грустно спросил Рузя.
– Любовь? Ну, это громко звучит… Ну пусть хотя бы и любовь! Я не спорю! – уклончиво ответил Дионисий Тигранович, не отводя глаз от гудящей пчелы. – Наста тебя все равно никогда не полюбит. Не лучше ли, если твое чувство будет лежать у меня на полке в старой перчатке? Поверь, я буду относиться к нему бережно и даже изредка переживать его сам… Опять же, сам решай, что лучше: Наста с ногами, здоровая и счастливая, которую не любишь ты, или Наста без ног, больная и несчастная, которая не любит тебя.
– Согласен, – сказал Рузя и, зачерпнув рукой зависшую в воздухе пчелу, понуро побрел к двери.
Лично отдав распоряжение Птаху отвезти Рузю, Дионисий Тигранович возвратился. Он был слегка озабочен. Исцелить раздробленные кости не так уж и просто. Предстоит телепатический сеанс с болотом, причем собственный его опекун станет в нем проводником и посредником. После таких сеансов болит голова, а вонь болота забьет весь нос, несмотря на то что напрямую его ты не посещаешь.
Однако все это мелочи в сравнении с тем призом, который он получит. Белдо пребывал в прекрасном настроении и тоненько напевал арию тореадора Эксамильо из оперы «Кармен». Младу он ущипнул за щеку. Владу игриво толкнул ножкой. Промчался в заветную комнатку и закрылся. Млада с Владой обменялись понимающими взглядами.
– Доволен. И счастье чужое в коллекцию получил, и Наста теперь без защиты, – вполголоса сказала Влада.
– Гамова теперь к ней подошлет, – отозвалась Млада.
Вороны помолчали. Потом Влада, оглянувшись на дверь, шепотом спросила:
– И что, Гамов пойдет на это? Он что, собачка – за палкой бегать?
– О, это смотря как послать! Одной собаке нужно бросить палку и крикнуть «апорт!», другую – заставить палку охранять, а при третьей сказать: «Эта палка не для тебя! Тебе никогда ее не получить! Ты достойна только ронять на нее слюни и вилять хвостом!»
– Да, на это Гамов клюнет, – согласилась Влада. – Дракончик связан с Настой. Она принесла из Межгрядья яйцо. Для Гая получить дракончика без Насты – все равно что раздобыть ноги от марафонца без самого марафонца! Пользы от них ни малейшей. Еще бы Гамова и дракончиком заинтересовать. У него дар общаться с животными.
– Заинтересуется, никуда не денется! Уж я-то его знаю! – уверенно сказала Млада. – Красивая игра у Гая! Прямо шахматы! Дракончик вроде бы у шныров, но у Гая уникум седло! Когда нужно, он получит контроль над всеми драконами – как сейчас у нас контроль над гиелами!
– Зато у шныров – гепард! – возразила Влада.
– Что гепард? – поморщилась Влада. – Зато у Гая Гамов! Хотя тому, возможно, и кажется, что он сам себе хозяин. Но чем длиннее поводок – тем меньше желания у собачки сражаться за свою свободу! И через Гамова у Гая, наконец, надежда заполучить Насту. И с каким приданым – с дракончиком! При таком раскладе вполне можно доверить шнырам кормить дракончика и выращивать его.
Влада кивнула, соглашаясь с ней.
– А все-таки глупец этот Рузя! Интересно, он когда-нибудь узнает, что у него была миссия защитника? И что никто во Вселенной не смог бы его заменить? – сказала Млада со вздохом, однако долго огорчаться не стала и, почесываясь, пошла варить кофе.
Птах довез Рузю до Копытово. Рузя принес ему перчатку. Птах посмотрел на нее, потрогал зашитый палец и сунул перчатку в бардачок.
– Как ноги-то у девчонки? Ходит?..
– Да… – отозвался Рузя. – Кажется, сама еще не поверила, что все срослось.
– А ты молчишь? – спросил Птах.
– Молчу.
В миг, когда он отдал перчатку, что-то изменилось в нем, и теперь он пытался понять, что именно.
Птах удовлетворенно кивнул.
– Да-а, Тиграныч – он такой. Может, если хочет! – подтвердил он, и автобус уехал, мигнув на прощание аварийкой.
Продолжая вслушиваться в себя, Рузя вернулся в ШНыр. Заглянул в пегасню, на кухню и наконец поднялся на второй этаж. Направился было к себе в комнату, но тут к нему подскочила Наста. Рузя рассеянно посмотрел на нее, пытаясь понять, что ей надо.
– Это не ты в моем чемодане рылся? – спросила она.
Рузя терпеливо смотрел на Насту. Она его слегка раздражала. Вечно ей что-то надо. Вечно чем-то грузит. Но, с другой стороны, вместе учатся. Нет смысла ссориться.
– Пропало что-то? – вежливо уточнил он, зная, что перчатки хватиться невозможно.
– Да вроде ничего…
Наста отпустила его рукав.
– Слушай, – сказала она, волнуясь. – Ты не поверишь, но у меня, кажется, ноги больше не болят! И колено ныть перестало. Может, рискнем и расковыряем гипс?
– Я на себя ответственность брать не буду! Это пусть медики решают! – авторитетно произнес Рузя и вперевалку пошел в свою комнату. Наста удивленно смотрела ему вслед.
Рузя был доволен своим ответом. Но все же что-то его смущало. Обвинение, что он рылся в чемодане? Да нет, чушь какая! Рузе казалось, что у него что-то похитили. Но как? И что?
