– Кто такие эхайны? – быстро спросил Кратов.
– Зубная боль тектонов. Да теперь и наша тоже, – отмахнулся Гунганг. – Лучше тебе про них не знать. И мне заодно… Так вот, к вопросу о доброжелательности. Когда речь идет о будущем целой разумной расы, приходится наступать на горло самым благим намерениям. Тогда-то и срабатывают законы Братства, которым следует подчиняться неукоснительно, ибо они объективны. Взвешивать не только личную выгоду, но и выгоду соседей. Иначе рано или поздно припрет и тебя… Уметь уступать! Способность уступать – свойство, присущее только высокоразвитым цивилизациям…
Гунганг проворно поднялся и с наслаждением потянулся.
– В сущности, лишь один закон действует в нашей Галактике, – заявил он. – А все прочие – лишь следствия из него.
– Что же это за закон?
– Разум должен быть вечен. Это закон законов. Закон больших звезд! Обведи его себе в рамочку, мальчик, и повесь на стену. Он обуславливает необходимость взаимопонимания между всеми мыслящими существами. И неизбежность образования пангалактической культуры. И то, что убивать себе подобных и неподобных нельзя. И то, что мы с тобой проторчим среди себе неподобных всю жизнь. И то, что ты сейчас уснешь, а я убреду к себе, потому что видеала ты в своих хоромах пока что не сотворил…
– Это я, к стыду своему, упустил, – покаялся Кратов.
– …а мне он нужен позарез, и поэтому я спать не буду, как и пять предыдущих ночей и миллион последующих.
– Если это правда, то вам необходимо отдохнуть, Фред, – сказал Кратов рассудительно. – В наших делах нужно иметь свежую голову.
– Пустяки, – беспечно произнес Гунганг. – Я вообще могу не спать. И ты сможешь, когда потребуется. А про «свежую голову» занятно было бы рассказать моим нынешним клиентам, – он захихикал. – Дело в том, что означенный орган у них попросту отсутствует.
– Послушайте, – забеспокоился Кратов. – Вы сейчас уйдете и снова исчезнете. А я хотел бы о многом поговорить с вами.
– Мальчик, – нежно сказал гигант. – Говорить с тобой – одно удовольствие. Потому что ты не перебиваешь, а только поддакиваешь и задаешь не так чтобы уж очень глупые вопросы. Ты гениально слушаешь собеседника, и я с ностальгией буду вспоминать о тебе среди бесцеремонных посредников. Которые постоянно норовят тебя перебить и требуют разъяснения каждому твоему слову, да еще с привлечением синонимов… Я буду стремиться к тебе! Ну, за тот бесконечный промежуток времени, что ты проведешь на Сфазисе, мы наверняка увидимся еще не раз. А теперь я удаляюсь, ибо ночью, как любит подчеркивать милая девочка Руточка, спят мышата и ежата, не спит только старый черт Фред Гунганг. Что же до тебя, то ты еще крайне юн, чтобы обижать ее непослушанием… Кстати, я эту белую девочку не увижу, и потому доверяю тебе поцеловать ее от моего имени в ясный, не омраченный заботами лобик.
С этими словами он ринулся в темную гостиную. Оттуда сразу же донесся грохот роняемого контейнера, хриплые апелляции к дьяволу и звук торопливых тяжелых шагов. Жалобно скрипнуло крыльцо, зашуршала дверь. И все стихло.
7
Поутру Кратов обнаружил в кабинете обещанный лингвар. Некоторое время он молча стоял возле прибора, затаив дыхание, и упивался сладостью минуты. Никогда еще в его распоряжении не было такого мощного инструмента. Трудно было вообразить, какие горы он не мог бы теперь своротить. Верно, так же чувствовал себя пещерный человек, окунув корявые свои пальцы в лужицу охры… Наконец Кратов отважился погладить «Мегагениус» по матовому боку. Примостившийся у письменного стола когитр взирал на происходящее с философским равнодушием, лениво помигивая глазенками-видеорецепторами.
– Спасибо, – сказал Кратов, обращаясь к незримому Буратино.
– Это вы мне? – осведомился когитр и на всякий случай ответил: – Пожалуйста.
На радостях Кратов искупался в пруду – вода показалась ему жутко холодной, – а затем вдоволь надурился на берегу с Полканом, донельзя ему за то благодарным. Придя на лужайку, он застал там Руточку и второго секретаря, ожесточенно рубившихся в бадминтон. Рошар, обнаженный по пояс, бил точно и, как показалось Кратову, безжалостно. Его движения были расчетливы и до автоматизма выверены. На голом черепе проступали мелкие росинки пота. Что же касалось Руточки, то от нее валил пар.
– Достаточно, сударыня, вы побеждены, – с церемонным поклоном объявил Рошар. – Благоволите признать этот очевидный факт.
Закусив губку, Руточка швырнула ракетку в траву и ушла за деревья. Кратову это не слишком понравилось. Он было двинулся следом, лихорадочно вспоминая, какими словами полагается утешать хорошеньких женщин. Но на полпути его перехватил Рошар.
– Приветствую вас, коллега, – невозмутимо произнес он. – Каково почивалось? Как это у русских: «На новом месте приснись жениху невеста»?.. Пусть вас не смущает несколько подавленное настроение нашего очаровательного эколога. Руточка желала доказать мне, что ввиду чрезмерного усердия в своей деятельности я пренебрегал телесным благополучием и стал-де окончательно немощен. Мы заключили пари. Естественно, я одержал полную викторию, как и в прежние добрые времена. А женщины, да будет вам ведомо, не любят терпеть поражений – нигде и никогда… Какой вид спорта вы предпочитаете?
– Борьбу, – мрачно ответил Кратов, высматривая обиженную Руточку.
– О, достойное похвалы увлечение! – воскликнул Рошар и внезапно кинулся на Кратова, обхватив его жилистыми руками поперек туловища.
Прежде чем застигнутый врасплох Кратов успел опомниться, сработали условные рефлексы. Второй секретарь безо всякого вмешательства сфазианских служб взлетел примерно на высоту собственного роста – только ногами вперед, а затем с воплем обрушился на траву. В последний момент Кратов заботливо подстраховал его и аккуратно приземлил на обе лопатки. А подоспевший к месту событий Полкан тщательно и со вкусом облаял побежденного.
– Пожалуйста, не сердитесь, доктор Рошар, – расстроенно проговорил Кратов. – Но вы первый начали…
– Бесподобно, – просипел Рошар. – Что это было?!
– Сэоинагэ, бросок через плечо из классического дзюдо. В комбинации с удушающим захватом нами-дзюдзи-дзимэ…
– Звучит впечатляюще. А выглядит и много более того… Но не затруднит ли вас, коллега, убрать руки с моего горла, пока я еще немного дышу?
– Да, разумеется, – смутился Кратов и отпустил Рошара.
– Напрасно, – мстительно промолвила подошедшая Руточка. – Вот было бы славно поставить его на голову и продержать в таком положении до обеда. И унизительно, и хоть какое-то обращение к хатха-йоге…
– Только не это! – запротестовал Рошар. – Мне предстоит аудиенция у коллеги плазмоида, а мое объяснение своего отсутствия под столь экзотическим предлогом вряд ли встретит у него понимание.
– Григорий Матвеевич так и не появлялся, – удрученно заметила Руточка.
– Ночные бдения, – с готовностью наябедничал Рошар.
– Руточка, – наконец отважился Кратов. – Ночью меня посетил Фред Гунганг.
– О боже, – сказала женщина. – Все посходили с ума! Надеюсь, он не приставал к вам с глупостями?
– Он лишь просил поцеловать вас от его имени. Как это он выразился – в не омраченный заботами лобик.
– Отчего же не омраченный? – усмехнулась Руточка. – Еще и как омраченный. Великая забота – отучить взрослых людей от ребячества в отношении своего бренного и, увы, быстро изнашивающегося тела. Понимаете, Жан? Я хочу, чтобы ваше тело еще вам послужило. Почему я должна этого хотеть, а не вы?
– И действительно! – притворился Рошар. – Что вам за интерес в моем теле? Чем эта старая рухлядь может вам послужить, кроме мишени для насмешек? Все мои робкие ухаживания были отринуты еще три года назад, когда я был в прекрасной форме, относительно молод и хорош собой. А нынче, когда здесь появился этот юный супермен…
– Что же, – терпеливо осведомился Кратов. – В лобик нельзя?
– Целуйте куда хотите, – проворчала Руточка.
