— Муля! — воскликнула она радостно и помахала затянутой в кружевную перчатку рукой.
Хотя апрель уже вступал в свои права, периодически было ветрено. Поэтому Надежда Петровна была в красивом импортном плаще и небольшой кокетливой шляпке.
Советский союз выстоял в войне и сейчас всё ещё оправлялся от всего этого кошмара: индустриализация двигалась семимильными шагами, пятилетки выполнялись за два-три года, показатели преодолевались, целина активно распахивалась. И даже пытались (правда в мечтах) повернуть реки вспять. Это я к тому веду, что народ пылал энтузиазмом, был трудовым, оживлённым и по-пролетарски простым. А вот Надежда Петровна надела кружевные перчатки. Легкомысленные, тонюсенькие, они от ветра не спасали от слова совсем, зато статус Надежды Петровны подчёркивали хорошо. Мол, смотрите, я вам не какая-то девушка с веслом, я — дочь академика, между прочим.
И вот что ты ей скажешь?
Я не сказал ничего.
— Муля! — повторила Надежда Петровна, подошла ко мне стремительным шагом и поцеловала в щеку.
Мои коллеги женского пола, которые только-только выходили из проходной, при виде этой картины сразу же зашушукались.
— Поехали! — решительно сказала Надежда Петровна, пряча удовлетворённую усмешку.
— Куда? — не понял я.
Вроде мы ни о каких совместных ужинах не договаривались.
— К нам домой. Отца нету, уехал на три дня в командировку, так что у нас сейчас по-простому. Поужинаем и поговорим заодно.
— Хорошо, — кивнул я и, на всякий случай, добавил, — а перенести ужин на другое время никак?
— Никак! — принялась активно убеждать меня Надежда Петровна. — Я же курицу запекла. Специально, как ты любишь. Посмотри на себя, исхудал весь, кожа да кости…
Да я и не сопротивлялся. По правде говоря, даже обрадовался. Во-первых, Дуся сегодня весь день у Мулиного отчима собирала мне всё к послезавтрашнему «пикнику» на природе, и дома у меня готовой еды вроде, как и не было. А готовить мне самому — лень. А во-вторых, у меня тоже был ряд вопросов, которые надо бы обсудить.
— Ладно, поехали, — согласно кивнул я и Надежда Петровна, цепко ухватив меня под руку, потащила к машине.
В машине она плюхнулась на заднее сидение рядом со мной и затараторила, правда тихо-тихо, почти шепотом, чтобы не слышал водитель:
— Мулечка, я тебе должна деньги отдать.
— Какие деньги? — не понял я.
— Вторая часть, которую твой отец тебе обещал вернуть.
Она многозначительно округлила глаза, и я понял, что имеется в виду обувь, которую удалось выменять на меха у нашего югославского «друга».
— Отлично! — обрадовался я, деньги не помешают.
— Мулечка, а тебе уже не нужно к портному? — вдруг поинтересовалась Надежда Петровна с хитрым видом.
— Нужно! — сказал я.
— А давай по дороге заедим? Я хотела пальто Павлика забрать, мы перешивать отдавали и себе платье новое пора бы уже начать шить. Правда денег у меня не так чтобы и много, но хоть скромненькое какое-то… на ситчик, я надеюсь, хватит…
Она тяжко вздохнула, и я понял, что платье оплачивать придётся мне. Но на мать, пусть даже и не мою родную, деньги жалеть — тяжкий грех.
— Конечно, поедем, — сказал я, — и за платье не беспокойся. Раз у меня деньги есть — будет тебе платье. Какое только хочешь. Но только не ситчик.
Мулина мамашка аж зарделась от удовольствия. Я был расцелован и обласкан материнской заботой.
Пока мы ехали, она всё пыталась у меня выяснить, зачем мне тот экзотический цветок, что подарила Анна Васильевна, и когда я собираюсь встретиться с Валентиной.
— Могли бы на художественную выставку сходить, — старательно перечисляла она, — можно в музей. Хотя нет, девочке в музей не так интересно будет…
— Мама, — перебил я этот поток сознания, — а что девочкам интересно?
Надежда Петровна вспыхнула от удовольствия (ну да, взрослый сын интересуется её мнением, и она может на него полностью влиять — не это ли венец материнской мечты).
Остаток дороги я с удовольствием прокемарил под оживлённый рассказ Надежды Петровны с подробным перечислением всех мест, где может быть интересно девочке. Причём, что удивительно, ни музеи, ни библиотеки, ни другие подобные «злачные» места в перечень не входили, зато в списке преобладали кафешки, булочные, кинотеатры, просто театры, магазины и так далее.
— Приехали, — возглас Надежды Петровны вывел меня из полудрёмы.
Мы вышли из автомобиля, Надежда Петровна велела водителю ждать. А мы вошли в высокое белокаменное здание с невзрачной вывеской.
— Это здесь, — полушепотом принялась объяснять мне Мулина мать, — Галиночка закройщица от бога. Ты даже не представляешь, какая она волшебница! Я как-то у неё вельветовый костюм шила, так она…
Далее Надежда Петровна с удовольствием углубилась в воспоминания, как она шила костюм у Галиночки. В ходе этих флэшбэков были описаны все трудности вшивания вытачек по такой капризной ткани и прочая чепуха. Но я внимательно слушал.
Я всегда всё такое слушал. Ещё в те, прошлые времена, в моём мире, я всегда старался учиться. Причём я понимаю, что учиться нужно не только тому, в какой области ты работаешь, но и обязательно чему-то абсолютно новому. У меня был даже эдакий гайд: каждую неделю я старался прочитать или прослушать что-то в совершенно новой и незнакомой области. К примеру, если я ехал куда-то, то, ожидая свой самолёт, я мог купить в киоске журнал о разведении лошадей или о зернотуковых сеялках, и читать.
Кажется, вроде, зачем забивать себе голову всей этой ерундой? Зачем мне, к примеру, если я балерина, читать о синтезе циклической структуры в молекуле? Или геологу знать о постмоденнизме? А надо. Потому что никто из нас не знает, где оно пригодится. Нет, изучить наизусть и даже разобраться в абсолютно чужой для себя области сразу и не выйдет, но хотя бы общие понятия останутся. Это — раз. А во-вторых, в процессе ознакомления могут неожиданно появиться абсолютно креативные и прорывные идеи.
Поэтому Мулину маму я слушал. И слушал внимательно. А ей это ой как нравилось. Потому что от вытачек она перешла к способам обработки швов, затем рассказала и рюшиках, а когда дошла до помпончиков, мы, к моему облегчению, пришли на место.
В ателье к Галиночке я вступал, вооруженный знаниями о использовании шпульных колпачков и верлоков.
Это было самое типичное советское ателье: небольшая комната, два кресла для посетителей, стол и пара безголовых и безруких манекенов на подставке.
— Ах, Галиночка!
— Ах, Надюшенька!
Пока дамы охали и лобызались, я рассмотрел чудо-закройщицу. Необъятных размеров, низенькая и необычайно юркая, она напоминала колобка. Вот только если бы тот, сказочный колобок тоже бы так стремительно двигался, у лисы не было бы никаких шансов.
— А это мой сыночек, Муля, — Надежда Петровна представила меня Галиночке.
— И что хочет пошить Муля? — Галиночка окинула меня профессиональным взглядом и мотнула стриженной головой.
— Долго рассказывать, — ответил я, — можно мне листок бумаги? Я лучше нарисую. А вы пока с мамой её платье обсудите.
Если Галиночка и удивилась, то своё удивление она не показала никак. Только глаза блеснули любопытством и сразу же были спрятаны в складках век.
Мне выдали целую ученическую тетрадку и карандаш, и я приступил к рисованию эскиза. Я, конечно, не Леонардо да Винчи, поэтому изобразил, как сумел. Но, в своё время, у нас в школе было и черчение, и геометрия. Поэтому я изобразил всё и спереди, и сбоку и даже сзади.
Перво-наперво, я нарисовал самые обычные… джинсы. Рассудил так: если схожей с джинсовой тканью у них нету, то всё равно есть какие-то грубые холщовые аналоги. Вот пусть мне хоть из них джинсы и пошьют. А то я заманался каждый вечер брюки гладить (здесь я даже Дусе не позволял помогать).
Вторым у меня была обычная джинсовая куртка. Затем я нарисовал нормальную рубашку. Набросал эскиз самых обычных трусов-боксёров и майки. И напоследок, не выдержав, сделал набросок рюкзака для прогулок. Если у Галиночки получится мне его сделать, то буду ходить с ним, а не с неудобным громоздким портфелем.
