– Смелее, – хмыкнул Виал. – Нам ли бояться холодных духов.
Китор кивнул и вошел следом за жрецом. Виал замыкал, прикрыл створки. На руках остались частички ржавчины. Глаза не сразу привыкли к темноте. Свет лился из небольшого отверстия под сводом крыши. Ни факелов, ни свечей. Огню тут не место. Дышалось в храме с трудом, холод пропитал влажные камни.
Макула разулся, предупредил Китора, чтобы тот поступил так же. Виал уже сбросил сандалии. Ледяной пол обжог, возникло ощущение, словно по щиколотки увяз в иле.
Чудились странные звуки: щелчки и мелкий перестук. Приглядевшись, Виал не заметил крабов, которых вообразил. Только их мелкие конечности могут создавать такие щелчки. Каждый раз он ожидал увидеть здесь морских тварей, но каждый раз это была иллюзия.
Каким образом жрецы создавали иллюзию, Виал не представлял. Галлюцинация была настолько реальной, что покидая приделы храма, человек не сразу осознавал, что ступил на твердую землю.
Зыбкость реальности, в которой жили люди, здесь ощущалась сполна.
На Китора убранство храма произвело впечатление. Хотя внутри не было ничего яркого, ценного. Хозяин пустоты предпочитал сталь и кровь, а не золото и вино. Лишь лепешки могли его заинтересовать, да и то не всегда.
Жизни наземных тварей привлекали бога больше всего.
Сбоку от входа находилась огромная скульптура – смесь карпа и осьминога. Это был подарок Хенельги храму. Она изобразила Мефона так, как представляла. И вот удивительно, священникам понравился этот образ. Иначе бы они его не установили здесь.
Дерево было свежим, не успело покрыться налетом, характерным для целлы. От скульптуры все еще пахло деревом, но это было непростое дерево. Виал потратил десяток золотых, чтобы купить заготовку из самшита. Обманчивое дерево, судно из него не построить. Зато оно пришлось по вкусу Мефону. У дерева есть другое имя – железное.
– Железо и кровь, – пробормотал Виал и коснулся статуи.
Она его пугала, не могла не пугать. По спине пробежали мурашки, рука моментально захолодела.
И все же, эта скульптура была частью его. Не только образ покровителя, но и творение спутницы.
– Береги их там на севере.
Глупо об этом просить. Виал не мог удержаться.
В центре квадратной целлы располагался алтарь. На нем были рельефы, стершиеся от времени. Сам камень покрывал зеленоватый налет, словно это были водоросли. Как признался Макула: это легендарный камень, выброшенный на берег еще до прибытия поселенцев, основавших Циралис.
Потому-то камень выглядит так, словно только из воды.
Если приглядеться, на нем можно увидеть змеиные ноги Хозяина. Или же это обман зрения. Разум пытается подстроить картину знакомой реальности.
Алтарь был покрыт запекшейся кровью. В дни приношений его обливают кровью, но только на жертвеннике сохраняются багровые пятна.
– Вошедшие, приблизьтесь! – приказал Макула.
Навклеры подошли к алтарю не без опаски. С каждым шагом они ощущали сопротивление, словно шли через воду. Дышалось все тяжелее, воздуха не хватало. Смертельный холод пробирал их до костей. Подобное же испытывал священник. Его лицо было бледным, губы посинели от холода.
– Крови было пролито много, – заговорил Виал, взяв инициативу в свои руки. – Мой дар иной – это судно, рожденное на берегах близ Саганиса, из дерева той местности. Из царства, ранее принадлежавшего Энносигею. Я отдаю храму это судно, на котором пиратствовал в водах Сикании. Я зарубил два десятка данаев, утопил три десятка их судов и сжег два поселения. Это мой дар Мефону!
– Дар принимается, – без колебаний сказал Макула.
– Мой дар прост, это вино и керамика Виорента. Рожденные в землях и из земли торгового города. Пусть оно принадлежит вашему богу.
Китор вынул из котомки амфориск и поставил на жертвенник. Макула взглянул на сосуд, перевел взгляд на ладена и кивнул. Ему удалось сдержать эмоции, священнику Мефона не полагается бурно выражать радость.
Посыл ясен. В особенности, почему Виал назвал пирата братом своим и народа Гирции.
– Твой дар принимается. Ты наш брат. Пусть взгляд из глубин обратится на твоих врагов и руку, что держит сталь. На твою руку, – Макула взял амфориск и разбил об алтарь.
Вино разлилось по поверхности. В воздух проник робкий аромат меда и цветов. Аромат лета очаровавшего холмы Виорента. Этот аромат вскоре утонул в мрачном сумраке храма.
– Дай руку, что карает врагов Мефона! – приказал Макула, сжал запястье ладена и заставил его прикоснуться к алтарю.
Китор ощутил укол, но не отдернул руку. Его кровь смешалась с кровью жертвенных животных и навклеров, что навсегда связали свои жизни с храмом. Теперь у него нет обратного пути. В Фесмах, если ему доведется вернуться, придется возвести храм Мефона. Иначе Хозяин пустоты разозлится на трусливого последователя.
Связь с гирцийским… нет, связь с древним богом обогатит ладенов и освободит от ненавистной власти данаев. Вновь обретенные братья помогут вернуть былое величие. Потребует они за это только море крови и сотни потопленных кораблей. Невелика цена за свободу.
Глава 8
Прошло три дня, прежде чем трое путников смогли покинуть окрестности Каллиполя. Хенельга поняла, что сами они бы тут не прошли. Сомневалась, что смогла бы убедить в этом Эгрегия. Более того, им пришлось бы посетить полис.
Степняку не требовалась помощь данаев, чтобы выжить.
На север от города вновь начинались степи. Уже не такая беспощадная местность, как была за Горловиной. Среди желтого разнотравья встречались островки колючей зелени. Из земли били ключи. Зайцы и куропатки словно намеренно лезли под ноги.
Чуть погодя, иноземцы научились заранее примечать, где сидят птицы. Для степняка пленники служили чем-то вроде псов – поднимали дичь, чтобы стрелок мог ее сбить. И ни одна стрела не прошла мимо. Точность, с которой бил степняк, поражала.
От его стрел уйти не удастся, а зачем он вел иноземцев на север – непонятно. Спаситель не отвечал на этот вопрос, вообще, был на редкость неразговорчив. В своих странствиях он не тосковал по людскому говору.
Лишь на стоянках порой удавалось выбить из степняка пару слов, пока он разделывал добычу. Одежду он украшал перьями с ощипанных куропаток, на икры повязывал полоски от заячьих шкурок. Про Скирту и быколюдей он молчал. Возможно, просто не знал, где находится город. Эгрегий не сомневался, что «спаситель» только слышал об искомом месте.
Пока путь пролегал в одном направлении, чужестранцы не возражали.
Море все еще виднелось по правую руку, а Рифинские горы отступили. Река ветвилась среди холмов, чьи берега были отмечены высоким камышом. Самой воды не видно, но наверняка синяя дорога интенсивно используется.
На востоке в морях хозяйничали данаи и быколюди, а на западе иные варвары захватили контроль над рекой. Лишь степь не имела господина, песок и глина мало кому нужны. Плодородные земли, как припоминал Эгрегий, есть на северо-востоке. Слишком далеко.
И все-таки, люди здесь были: следы босых ног, обломки грубой керамики, отпечатки копыт. Стада в пять десятков, а то и в сотню животных прогоняли с одного пастбища на другой.
– Мы уже в землях рипенов, – сказал Эгрегий Хенельге.
– Ты узнаешь что-нибудь? Приметы.
Эгрегий пожал плечами.
Местность веками не меняется, если только человек не подпаливает траву или не начинает копать. Примет не найти, потому что знакомый холм может с другой стороны предстать совсем в ином виде.
Варвары изучили повадки земли, привыкли и приспособились. Они знали, как легко здесь заметить врага, при этом умели среди травы скрыть богатства.
Древние курганы давно разграблены. Племена, что возводили их, были вытеснены, а пришлые не испытывали страха, грабя мертвых и выкидывая кости на солнце. Затем пришельцы, уже став полноправными хозяевами степи, возводили собственные курганы. Так продолжалось веками, пока искусственные холмы не перемешались с естественными.
