Дети августа - Доронин Алексей Алексеевич

— Какой же ты бессовестный, Александр Данилов, — тихо сказала она ему, когда парни по очереди пожали имениннику руку и удалились.

— Ты о чем? — он уставился на нее непонимающе.

— Думаешь, я не заметила, как ты смотрел на меня все это время?

— И как?

— Как голодная собака на мясо, — она отсела на край дивана, сложив руки на коленях.

— Ты ошибаешься, — он подвинулся чуть ближе.

— Нет же. Я уже с мальчиками общалась… — она усмехнулась, заметив его недовольный взгляд. — Да не так, как ты подумал, дурик. Те, кого порядочными называют, на самом деле в мыслях самые пошлые. Вот ты меня уже и так, и этак развернул… я же вижу. А кто меняет баб как перчатки, могут быть способны на чувства.

«Которые тебе и не снились» — пожалуй, такой была недоговоренная часть фразы.

— Но, знаешь что? — в ответ на его попытку по-дружески ее приобнять за плечи, она отодвинулась и, словно дразня его, перебежала на другой конец комнаты, усевшись в кресло. — Тебе повезло. Они хотят, чтоб я досталась тебе. Мои братцы. Наверняка уже все обговорено. Как в дурацком кино из страны, где все поют и пляшут и на лбу у людей красные точки нарисованы. А взамен они получат от твоего папаши в пользование сеялку, веялку или сноповязалку. Или корову. Или свинью, — она изобразила пятачок, приставив палец к своему чуть вздернутому носику. — Справедливо, да? Свиноматку на свиноматку. А ты, наивный чукотский юноша, ничего этого не знал?

Данилов-младший застыл, как пораженный взрывом. Вначале он не поверил. Но потом понял, что это вполне в духе его отца — решить устроить ему судьбу с таким цинизмом. Для его блага, да. Фраза про то, что пора найти телку с приличным выменем, неожиданно обрела конкретный смысл. Грудь у нее была действительно не по годам развитой.

И даже дед мог этого союза хотеть, поэтому и взял назад свои слова про облака. Дед, видимо, страдавший от того, что их род был хилым и вдобавок с одной бесплодной ветвью. Дед, который понимал, что ему скоро уходить. А отец еще постоянно шутил про то, что Женьке замуж пора, а она не торопится. Так, оказывается, не ее одну сватали! Ну, просто «Тихий Дон» какой-то. И ведь дело не в сеялке или скоте, а во власти.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Сашка подозрительно.

— Ушки на макушке, — усмехнулась девушка, надкусывая еще одну печеньку. Теперь не принято было бояться «испортить фигуру».

— Если ты настолько меня не любишь, так и скажи, — он надулся от обиды. — Можешь ведь отказаться. Мы же не дикари.

— Могу, — кивнула Кира. — И ничего мне за это не будет. За ворота в лес не выгонят. Но когда я думаю, что люди все такие, я готова согласиться. Может, ты лучшее из того, что судьба подсовывает. Ты хотя бы хороший. Как друг, — она сидела так, что подол ее платья задрался. Немного, чуть выше загорелых коленок, но этого было достаточно, чтоб направить его мысли в другое русло.

Хотелось стать ей самым близким другом и немедленно. И уже на этот первичный инстинкт наслаивался другой, более поздний — оберегать, заботиться, кормить и защищать.

— Дурочка моя, — парень посмотрел на нее с мягким укором. — Я за тобой, блин, на край света готов. А ты наслушалась твоих братцев, которым меньше пива надо в себя заливать. Чушь это все. Никто тебя на хрюшку не поменяет. И даже на буренку. Ты же золотая, ты же…

С улицы раздалось громыхание, заставившее их обоих вздрогнуть. Подбежав к другому окну, они увидели, что это грохочет по старому асфальту, переваливаясь через трамвайные рельсы, тяжелая запряженная двойкой лошадей телега, которая в этот момент подъезжала к воротам. Лошади были бурые, как волки, и каждая раза в полтора массивнее Чернушки. Да и телега была огромной — целый дом на колесах с брезентовой крышей. Когда-то этот фургон был автоприцепом. Но теперь вместо мотора у него была сила этих огромных животных, предков которых они когда-то получили от Заринска, тогда еще щедрого и помогавшего с обустройством.

И только один человек имел в селе такой фургон. Тот самый, к кому Сашка в этот день заезжал.

Цокот копыт сменился стуком в ворота, потом скрежетом открываемой калитки. Тот, кто приехал, совсем не боялся потревожить хозяев и их соседей. Хотя время было позднее, а ложились в деревне всегда рано, как и вставали. Отправляться собирались без спешки, завтрашним вечером, и все хотели перед дорогой поспать.

Тихонько приоткрыв окно, Младший услышал внизу у ворот голос отца:

— А, это ты Жека. Ну заходи. Чего, уже собрался?

— Да, Андрей, — голос Пустырника звучал еще резче, чем обычно. — Две мои другие повозки следом идут.

— Сами, что ли, своим ходом? С мотором и автопилотом? — тон отца, как всегда, был немного язвительным.

— Нет. Оболтусов своих напряг. Петьку и Ефимку. Все ж таки они мне сыновья, хоть и живем отдельно. У них кони тоже хорошие. Ты это… Труби общий сбор. Надо уходить. Прямо сейчас. Иди со мной, вождь краснокожих, взгляни сюда.

К счастью, повозка остановилась рядом с фонарем, у которого был собственный солнечный элемент, который за день в ясную погоду успевал зарядиться.

Младший уже чуть не свешивался из окна. Рядом он почувствовал теплое дыхание Киры. Она выглядывала из-за его плеча, словно прячась за ним, но тоже смотрела. Их пока еще не заметили.

В этот момент Пустырник с отцом вместе откинули брезентовый полог.

Из-за их спин Младший разглядел на дне фургона только черные когтистые лапы. С мокрой блестящей шерсти стекала кровь. Зато он увидел, как нелюдимый хуторянин что-то высыпал вождю на ладонь. Но не монеты. Металлические цилиндры, похожие на карандаши… или на пули.

— В него уже стреляли на днях. «Пятёрой»! Это я достал из туши. Надо рвать когти, и лучше затемно. А то поздно будет.

Какое-то время отец недоверчиво рассматривал то, что Пустырник положил ему на руку.

— Странно. Пять сорок пять — беспонтовый калибр для охоты на медведя, — произнес вождь наконец.

— Андрюха! — назвал его Пустырник совсем по-простому. — А я тебе об чем говорю? Ну почему надо все разжевывать? В эту зверюгу стреляли. День-два назад недалече отсюда. Из автомата, судя по тому, как пули легли! Ранили, но не добили. А это оружие на человека. Не на медведя. Тот, кто применил его — чужак. Он или погиб, или наоборот, укрылся от медведя где-нибудь, уже не скажешь. Ствол я не разыскал. Но он не пошел бы в одиночку в такой поход! Да еще с такой пушкой. Значит, он просто отошел или отбился от своих. А те раз прячутся, то пришли не на чай. Надо бросать все и уходить. Иначе можно вообще не дергаться!

— Я, блин, не позволю… никому угрожать нам в нашем доме! — голос отца задрожал от бешенства. — Даже если мы решили его сменить. Да и кто может нам угрожать? У нас вместе с киселевцами почти тысяча стволов, и это только считая взрослых. Мы их на ленты порежем, если сунутся.

Глаза у него налились кровью. Сашка знал за отцом такую особенность. Она была фамильной чертой всех Даниловых, начиная от бабушки Алисы. Конечно, у нее это проявлялось сильнее всего — она говорила, что себя не помнит, когда кто-то имеет несчастье ее разозлить. Бывало, и скалкой могла приласкать. Даже Женька, спокойная и тихая, пару раз теряла над собой контроль и посуду била.

Но отец все-таки сумел взять себя в руки.

— Черт с тобой. Собираемся… Ты думаешь, это разведчики из Заринска?

— Может, и нет. Но даже если залетные чужаки, тебе легче будет? — тут Пустырник перевел взгляд на второй этаж дома.

— Вот те раз! Шпионим?

Фонарь на фасаде светил ему прямо в глаза, поэтому Сашка и думал, что он их не разглядит.

Тут и отец заметил.

— Сашок, вы одеты? Вот и хорошо. Надо всех по улице оповестить, что отъезд не завтра вечером, а так скоро, как возможно. А я пойду радирую киселевцам. Ох и разозлится Каратист, чтоб ему... Он и так на меня зуб точит, говорит, на последней ярмарке ткань им продали гнилую. Бегите! В дороге докушаете. И всё остальное — тоже.

— О находке не болтайте, — бросил им вслед Пустырник. — Нечего раньше времени панику нагнетать.