Огромные с черными от сажи парусами корабли казались ему вестниками иного мира. Смешно, но ведь мальчишкой Эгрегий мечтал оказаться на одном из таких кораблей.
Чтобы желание сбылось, потребовалось сжечь отчий дом.
Насмешка жестокого морского бога. Вернуться назад теперь не представляется возможным, придется плыть по течению, подчинившись воли Хозяина вод.
Песок на пляже был все таким же – мелкие ракушки, частично перемолотые волнами. Чем дальше от воды, тем крупнее частицы. Их забавно разглядывать, острые раковины щекочут босые стопы.
Шторма выбросили на берег обломки. Тут были и остатки судов и даже позеленевшие тараны.
– Удивительно! – воскликнул Эгрегий и направился к тарану. – Странно, что его не забрали.
– Это могло быть потопленное судно, – отметила Хенельга.
Таран был украшен дельфином, напоминающим тех, что украшали щиты воинов Виорента. Так как Эгрегий не видел иных символов подобного рода, он вспомнил именно о Виоренте.
Рисунок едва читался, очертания дельфина «поплыли». Это мог быть символ любого полиса. К тому же этих животных почитают многие народы.
Уцелела и часть килевой балки, на которую был насажен таран. Но ни технология, ни способ крепления не могли сказать Эгрегию ничего. Этот таран вполне мог принадлежать судну самой Скирты.
– Данайский, точно! – прошипел Эгрегий.
Обломки причалов были разбросаны вокруг и практически сгнили. Уцелевшие опоры, торчали из воды, их покрывали створки морских желудей, словно соляной налет.
Водоросли, высохшие на солнце, особый запах. Песок хрустел под ногами, пока путники шли к развалинам эллинга. Время пощадило обломки. Каменное основание поднималось на фут, а потом должны были быть деревянные стены, на которые опиралась крыша. Дерево сгорело, частично обрушилось. Но камень уцелел, лишь спекся во время пожара.
Широкие створки эллинга были сброшены, петли и замки выдраны. Дерево потрескалось, почти превратилось в труху.
Полозья, по которым скатывали суда в воду, пытались выдрать, но у нападавших это не получилось. Эллинг уцелел лучше, чем храмы. Потому-то осаждавшие поставили тут стелу.
Каменотес у них был, так что стела, сохранила письмена.
Буквы данаев, но слова не читались. Эгрегий ломал голову над надписью, потом рассвирепел и принялся избивать стелу, но добился лишь того, что разбил костяшки. С камнем ничего не произошло.
– Буквы непривычные, – сказала Хенельга, присев.
Она знала, что данаи говорят на одном языке, но диалектов в нем столько же, сколько народов. И все же… эти буквы немного отличались. Не было в них той строгости, что отличают письмена данаев.
Эгрегий не услышал замечания подруги. Обойдя порт, он вернулся к развалинам портика. Не потому что хотел раскопать свидетельств, а чтобы найти место для ночлега. День шел к закату, покидать город в темноте Эгрегий не хотел.
Призраков он не боялся. Ведь это его дом.
Под шум моря он задремал, но сон его был нервным. Хенельга так вообще не сомкнула глаз. Ей все время чудились голоса, словно жители сгоревшего города бродили по улицам, оплакивали судьбу. К живым они не лезли, не замечали их, погруженные в свои беды.
Разбитые, уставшие путники выползли из укрытия.
– Сейчас, сделаю кое-что, – сказал Эгрегий.
Его голос был безжизненным, подобный тем призракам, что донимали их ночью.
Хенельга кивнула, понимая, что собирается делать друг.
Вернувшись на склон, где находился отчий дом, Эгрегий взял земли. Как память, как наследство. Это земля предков, ставшая некрополем.
Был настоящий некрополь, как и принято за чертой города. Это последнее место, которое следовало посетить, прежде чем навсегда покинуть Скирту.
Некрополь располагался с северо-запада от города, на возвышенности, непригодной для жизни. Копать могилы в этом месте тяжкий труд, но уже подходя к холму, Эгрегий вспомнил, что в обычаях его предков была кремация. Почти как у жителей Циралиса – Эгрегий усмехнулся.
На холме парень предполагал найти следы, хоть намек на свое происхождение. К сожалению, мальчишки его сорта редко имеют такую привилегию, как родовое имя. Но отец-то должен у него быть. Отец, дед, все предки должны лежать здесь.
Эгрегий понимал, что у бедняков не может быть денег на огромный некрополь. Разыскать среди сотен могил единственную, задача по силам только богам.
Взойдя на холм, Эгрегий увидел, что эта задача просто невыполнима.
Холм был срыт, его вершина была превращена в плоскость, на которой сохранились ямы, укрепленные камнями. Назначение этих ям оставалось неясным, Эгрегий подумал, что их приготовили для праха последних защитников.
В ямах были следы колес, сохранились отверстия, в которые вбивали клинья.
– Позиция для осадных машин, – сообразил Эгрегий.
– Осадных? Но стены уцелели, – удивилась Хенельга.
Она обернулась, чтобы взглянуть на этот участок стены. Да, она уцелела, но время могло стереть следы осады. К тому же большинство машин применялось только для того, чтобы отогнать защитников от участка, где предполагается штурм.
– А что еще тут может быть? Не давильни, ведь, – фыркнул Эгрегий.
Надгробные знаки были уничтожены. Деревянные пошли в костер, а камень применялся в строительстве стен. Часть этой стены перекрывала холм. Эгрегий по началу принял ее за границу священного участка.
Среди мусора нашлись обломки амфор. Горловины торчали из земли, возможно, были частью могил – туда во время тризны заливали вино.
Черепки, брошенные ядра, расколотые кирпичи – все это осталось со дня осады. Материалы бесполезные, потому их никто не вывозил. На ядрах все еще читались знаки, напоминающие данайские.
– Проклятые ублюдки! – сквозь зубы сказал Эгрегий.
Этими камнями данаи били по его дому, хуже того – они установили машины на земле, принадлежащей мертвым. Такие грехи не искупить.
За позицией для машин располагался лагерь. Для его обустройства использовался камень, взятый из склепов. Рельефы были сбиты, скиртские надписи оказались затерты. Не вспомнить их. Хотя Эгрегий узнал этот холм, не раз приходилось подниматься на него.
– У данаев нет ничего святого, кто же покушается на покой мертвых!
– Может, это не они? – робко спросила Хенельга.
Ей не хотелось защищать «цивилизованных людей», однако, она видела свидетельства того, что не они участвовали в осаде. Письмена лишь походили на те, что используют данаи. Да и машины были не настолько совершенны, чтобы расколоть стену. И кто мог бы не бояться богов колонистов? Данаи не посмели бы обустраивать тут лагерь.
Эгрегий не желал ничего слышать. Он опять оказался глух к словам подруги. Без ее помощи, он бы точно угодил в передрягу.
Где-то на этом холме была могила, в которой лежал прах предков. От могилы осталось лишь смутное воспоминание. Парень перешел на северный склон, куда стекали весенние ручьи. Земля тут была топкой, место не самым хорошим. Вот и сейчас здесь зеленела трава, когда вокруг с деревьев сыпалась листва.
Могилы бедняков. Надгробиями им служили черепица с нацарапанными именами. Некому было обновить надписи, дожди смыли черепицу с рыхлых холмиков, перемешали их. Сколько бы не копался Эгрегий в земле, он не мог найти ничего знакомого.
Бросать дело на полпути он не хотел, продолжал рыть землю, перебирать найденные черепки. Надписи на них были читаемы, но материал раскололся, слова рассыпались, подобно воспоминаниям у человека.
– Оставь, нам не суждено найти истину.
– Я должен! – Эгрегий дернулся, прижал черепки к груди.
– Ты выполнил свой долг, увидел то, что должен был увидеть.
– И что же это?
– Твое прошлое на этом клочке суши, но будущее там, – она указала на море, – прошлое держало тебя на месте, теперь канаты оборвались.
– Так бы сказал Виал, – усмехнулся Эгрегий.
– Именно. Это ли не знак?
Хенельга подумала, что именно по этой причине Виал отпустил спутника в поход. Этот поход только выглядел бессмысленным. На самом деле, он позволил оборвать концы, что связывали того мальчишку с этим мужем.
