– Ну ладно, – сдается он. – Но только в этот раз.
– И еще кое-что. У нас с тобой разные цели. Я заведу тебя внутрь, по возможности помогу спасти мир и доделать остальную бойскаутскую хрень, но не раньше, чем избавлю друзей от опасности. Договорились?
– Сегодня ночью всему миру может прийти конец, а ты собираешься оставаться эгоистичным ублюдком до конца?
– Близость к вам, благочестивым людям, укрепляет во мне эти наклонности.
– Ну хорошо. Договорились.
Необходимость сотрудничать со мной ранит его в самое сердце. Видеть его мучения – все равно что кушать мороженку и торт на ужин.
– Но, учитывая то, что ты натворил, – говорит Уэллс, – как только всё закончится, ты предстанешь перед Аэлитой лицом к лицу.
– Непременно. Когда выходим?
Уокер смотрит на наручные часы. Затем на большой электронный циферблат на стене. Подготовка набирает обороты. Звери приходят в возбуждение. Боевые псы делают дорожки из кристаллического мета в надежде, что он поможет отрастить им бритвенно-острые зубы.
– Мы рассчитываем, что последние важные гости подъедут к десяти, так что зайдем чуть-чуть позже.
– Значит, вернусь к десяти.
Я иду к выходу, но останавливаюсь при виде прекрасного зрелища: тяжелый металлический шкаф на колесах с длинным рядом новеньких бронежилетов. Их не меньше пятидесяти, и они выглядят как настоящие произведения искусства. Я беру один, взвешиваю на руке, затем поворачиваюсь в Уэллсу:
– Я его возьму.
– Хорошо. Бери. – Затем он добавляет, о чем-то вспомнив: – Подожди. Кое-что еще.
– Что?
– Перестань называть меня рейнджером. Я не из Техаса. Я из Спаркса, штат Невада.
– Знаешь, кто хуже техасца?
– Кто?
– Притворяющийся техасцем.
– Возвращайся к десяти, или мы уйдем без тебя.
КИССИ ПО-ПРЕЖНЕМУ нигде не видно. Что-то определенно не так. Я смотрю через окно «Ягуара» на пару, пережидающую красный свет. Они смотрят в разные стороны и не разговаривают друг с другом – явно только что поссорившись по какому-то дурацкому поводу. Двое пацанов у газетного киоска дразнят третьего. Подростки бандитского вида в спортивной одежде торчат на углу у винного магазина, раскуривая косяк. Мне хочется высунуться из окна двери и крикнуть им, что мир подходит к концу и пора прибрать за собой дерьмо, но какой в этом смысл?
Разве кто-нибудь знает, что действительно происходит в мире? Раньше я смеялся над людьми, которые верят только в то, что их окружает, и не мечтают заглянуть за грань реальности. Большинство из них не поверят своим глазам и ничего не поймут, даже если прямо рядом с ними Саб Роза будут поднимать из могил Иоанна Крестителя, Билли Холидей [111] и Дикого Билла.
Но теперь мне кажется, что я и сам ни черта не понимаю. Мозг мой мечется между вопросами: зачем Мейсон хочет открыть двери в Ад и происходит ли это на самом деле? Действительно ли он собрался впустить сюда Люцифера или делает вид, что собрался, с целью отвлечь? В то время как все будут смотреть в одну сторону, он проскользнет за спинами и провернет что-то другое. Но что именно?
В конце концов я решаю об этом не думать. Мне никогда не проникнуть в голову Мейсону. Может, я и родился лучшим магом, но он всегда был умнее. Вот почему он теперь командует карнавалом, а я собираюсь закончить дни, откусывая головы цыплятам. Но это тоже мысли. А я хочу тишины. Пустой, большой, дзенской тишины. Мне нужно вернуться к тому спокойному тихому состоянию, которое возникало у меня перед выходом на арену. Чтобы никаких мыслей. Никакого действия. Ведь мысли и действия – это одно целое. Я слежу за дыханием и сосредотачиваюсь на дороге. Я чувствую, как приходит спокойствие.
Вдруг за спиной взвывает сирена и вспыхивает яркий свет. Цветные огоньки отражаются от зеркала заднего вида и слепят глаза. Искаженный, усиленный громкоговорителем голос эхом отражается от стеклянных витрин зданий. Я не могу разобрать ни слова, но понимаю, как перевести полицейское хокку на человеческий язык: «Ты едешь в угнанном «Ягуаре», который должен был бросить час назад. Не то чтобы в Лос-Анджелесе нельзя было найти других машин. Но ты начал думать, отвлекся и посмотри теперь, к чему это привело».
Вот только этого мне сейчас не хватало! Интересно, они отпустят меня с предупреждением, если я честно скажу, что сегодня вечером буду пытаться спасти мир?
Полицейский голос гремит снова. Они слепят меня прожектором. Он яркий, как миллиард свечей. Я заезжаю на стоянку и останавливаюсь.
Спасибо за тень, Дик Трейси. Здесь тесновато, но я могу проскользнуть. Тащу за собой бронежилет. Надеюсь, кто-нибудь из копов подкрадется вовремя, чтобы увидеть, как мои ноги исчезают в приборной доске.
Я выхожу в фойе Брэдбери-билдинг. Здесь темно. Входные двери крепко заперты. Я захожу в лифт, надеясь, что здесь не отключили электричество на время праздника. Нажимаю на кнопку. Вздрогнув, машина тянет лифт вверх, и я выдыхаю с облегчением.
Лифт поднимается на один этаж и останавливается. Я жму кнопки «один» и «три» одновременно, и машина вновь приходит в движение. Выходя из лифта, я волнуюсь, все ли сделал правильно. Но в этот момент на меня бросается фурия Мунинна и бьется о стену своего стеклянного стакана. Я посылаю ей воздушный поцелуй, захожу внутрь, пробираюсь сквозь беспорядок и спускаюсь по лестнице.
Мунинн ждет меня внизу.
– Это вы, молодой человек! Я услышал колокольчик и стал думать, кто мог явиться ко мне сегодня. Такие вечера, как этот, я обычно провожу в тишине.
– Извините, если оторвал вас от вечеринки или чего-то в этом роде.
Мунинн смеется:
– Молодой человек, когда вы увидите столько же Новых Годов, сколько видел их я, вам меньше всего захочется устраивать вечеринки по этому проклятому поводу.
Он берет меня за руку и ведет к столу, на котором аккуратно разложены кости. Пальцы рук. Пальцы ног. Руки или ноги целиком.
– Это реликвии, – поясняет он. – Каждая кость или отросток принадлежали тому или иному святому. У меня есть клиент, который мечтает построить летний домик в виде костницы. И исключительно из костей святых. Простолюдинам вход туда будет запрещен. Как можно догадаться, костей для такого дела требуется немало. Сегодня я каталогизирую очередную партию.
Он подходит к полке и берет ту самую пыльную бутылку, из которой мы пили в тот день, когда вернулись из Авилы вместе с Видоком. Затем наполняет два маленьких стаканчика.
– Спасибо, – говорю я и выпиваю залпом. – Я сегодня немного спешу.
– Ну, разумеется. Извините, – отвечает он. – То, что Новый год игнорирую я, вовсе не значит, что точно так же должны поступать вы. Прошу прощения.
– Без проблем. – Я откашливаюсь. – Мистер Мунинн. Я хочу заключить с вами сделку. Довольно крупную.
– Я всегда открыт для хороших предложений. Чего вы хотите?
– Речь не о том, что я хочу. Скорее о том, что захотите вы. Я уверен, вас это заинтересует.
Я засовываю руку под рубашку и снимаю с цепи монету. Затем кладу ее на стол и толкаю к нему. Мунинн смотрит на монету, не прикасаясь.
– Это Веритас?
– Прямо из кармана Адского генерала.
– И все это время она была с вами?
– Я привез ее с собой.
– Молодой человек, я бы мог сделать вас очень богатым человеком, если бы знал о ней раньше. Она работает?
– Как по волшебству. Можете провести тест-драйв.
– У вас уже есть опыт. Как ею пользоваться?
– Ничего сложного. Просто возьмите и задайте вопрос. Лучше не вслух, а про себя. Произнесение вслух не нарушит магию, просто вы будете выглядеть как умалишенный.
Мунинн берет Веритас медленно, словно опасаясь удара током. Затем сжимает кулак и закрывает глаза. Пару секунд спустя он разжимает ладонь и смеется от того, что видит.
– Ну что?
– Я спросил, хорошая ли получится сделка. Она показала мне прекрасный вид на бездонную яму Абаддона, освещенную так, будто это очень большой, но не очень чистый сфинктер. Кроме того, на одной из сторон надпись, которая гласит, что я напыщенный, жирный, старый уё…ок, страдающий импотенцией. А другая сторона сообщает, что это отличная инвестиция, если я мечтаю, чтобы демоны напихали мне полное горло горячих углей своими половыми органами.
