– Нет, конечно, – ответила она, – с придурком куда веселее!
* * *
– Растреклятая дорога! – матерился Витек Плятковский.
– Это не дорога виновата, это ты – шоферюга долбанный! – пыхтел рядом Мухин, – эта дорога, ясное дело, предназначена для лошадей, а не для твоего «Урала». Нужно было, голова твоя садовая, одно колесо по колее пускать, а второе – сбоку! А ты тропу меж колес пустил!
– И чего теперь делать? – спросил Витек, вытирая вспотевший лоб.
Ситуация была не из приятных. Машина Плятковского шла в авангарде. Увлекшись очередным бутербродом, он не придал значения тому, что дорога резко сузилась. В результате «Урал» сел на все шесть «костей». Слева и справа низинная местность не позволяла объехать: сунувшийся было туда БТР едва вылез.
– Попали мы, нечего сказать! – ругался Булдаков, – теперь что делать, зимовать, аки Амундсен? Что ни говори, а тактика двадцатого века – вещь стоящая. Пустили бы впереди БТР, он бы нас моментом вытащил! Дерьмовый я начальник, как говорил Суворов.
– Да не кори ты себя! – хмыкнула Светлана, – это ведь была идея Семиверстова.
– Точно, – поддакнул Мухин, – мы – мирная миссия, поэтому впереди должен идти «Урал» с дерьмом… Стоп! У нас же для подобных случаев на бамперах лебедка установлена!
– А за что ты, Иваныч, ею уцепишься? – иронично оскалился подполковник, – вокруг ни одного деревца, аж до самого поворота, а это метров сто будет… Там, правда, что-то растет – из-за тумана не видать…
– Что-то большое, – подтвердил Леонид Иванович, – но до него Бену Джонсону секунд десять бежать!
– Парни не дотолкают, – резонно заметил Булдаков, – рота бы вытянула, а взвод – ни в какую! Еще идеи есть, товарищ бойскаут?
– Готовьте обед, – рубанул ладонью воздух Мухин, – а я тем временем найду кого-нибудь.
Булдаков озорно глянул на заместителя.
– Иваныч, ты разве знаешь немецкий?
– Палыч, я ведь во время СССР трубил инструктором в первом отделе ГРУ. Говорит вам что-нибудь этот факт?
– Затыкаюсь, пан Мухин, – примирительно поднял руки вверх, – сколько языков знаете?
– Английский, французский, немецкий, испанский и русский со словарем. Во вторых, гляньте вон туда, – старший прапорщик указал на десяток стогов сена, возле которых сновали люди нагружая волокуши.
– Чего это они зимой сенокос устроили? – недоуменно спросила Светлана, – не пойму.
– Видимо, перевозят сено. Летом в эти топи не сунуться. А теперь зима на носу – колхозники убирают с полей последний урожай, – Олег Палыч чертыхнулся, – вот, ёхтель! Картина до того привычная, что я даже и внимания не обратил. Ладно, иди договаривайся, хват! Обед, говоришь?
– Обед, ну и что полагается к нему, – лукаво глянул Мухин на командира.
– Спирт? – в ответ на этот вопрос старший прапорщик повел по-никулински носом и утвердительно кивнул головой. Затем отстегнул планшет и, вручив его стоящему рядом Кимарину, запрыгал по кочкам в направлении «харвестеров».
– Светлана Булдакова! – зычно крикнул подполковник, – к командиру!
– Ну ты, дорогой, даешь! – сказала стоящая в двух шагах жена, – мне бегом или как?
– Обед готовить нужно! – сурово сказал муж, он же большой начальник.
– Ну ты, в натуре, Колумб! Америку открыл! – задохнулась она от возмущения.
– Ты не бузи! – предостерегающе поднял палец супруг, – обед должен быть рассчитан на пятьдесят человек и десять лошадей.
– И чем мне, по твоему, кормить это тыкдымское стадо? Травки им нашинковать?
– Насколько я помню, кони любят хлеб и сахар. Ну так вот: на каждую лошадку по две буханки хлеба и по пятьдесят грамм сахару. А людишкам помимо обеда по двести грамм, но спиритуса.
– Что-то ты, Палыч, раздобрился, – улыбнулась Светлана.
– Тихо, родная! Это еще зависит от успеха дипломата Мухина.
– И ему двести грамм?
– Нет, конечно! Ему – триста. Парням – по сто пятьдесят, исключая водителей и дозор, ну и мне – сто восемьдесят, – Булдаков почесал подбородок, – хотя нет, мало. Давай сто девяносто!
– А не захмелеешь? – супруг раздулся от обиды и стал вдвое прежнего.
– Оскорбление какое! Ты подумай! Да если нужно, я могу хоть двести грамм выпить. Да нет! Двести пятьдесят!
– Товарищ подполковник! – к разобиженному командиру подбежал Андриан Городов, – База на связи!
Булдаков поспешил в «хвост» колонны, где находилась машина с радиостанцией. Коротковолновый трансивер, слегка модернезированый Селедцовым, тихонько свистнул, когда Олег Палыч взял в руки микрофон.
«Слава богу, хоть не глушат!» – с облегчением подумал он.
– Командир базы торпедных катеров, майор Понтовило, слухаю! – произнес он бесцветным голосом в микрофон.
– Гестапо на связи! – откликнулся Норвегов, ценивший хорошую мужскую шутку, – конспирация, батенька, и еще раз конспирация. Вы на вражеской территории!
– Нас не подслушивают? – забеспокоился Булдаков.
– Сверхсекретное кодирование симплекса активировано, – произнес, очевидно по бумажке, Норвегов, – Бундесвер останется с носом! Как ваши дела, герр штурмбанфюрер?
– «Дела» – у женщин, – отшутился подполковник, – у нас проблемы.
– Что-нибудь серьезное? – встревожился командир.
– Как прыщ на заднице! Мы умрем смеясь!
– Смотрите, не вляпайтесь во что-нибудь дурно пахнущее! – предостерегла «Большая Земля».
– Будем стараться! – серьезно ответил Булдаков.
– Родина вас не забудет! – пообещали на том конце радиоволны. Частота постоянно уплывала, но Городов, проявляя чудеса ловкости, орудовал ручкой КПЕ, – где вы находитесь?
– Проходим Шварцвальд, – доложил подполковник.
– Что прошли? – удивление в голосе Норвегова без помех передалось по радио, как будто бы он сидел рядом.
– Место такое в Западной Европе, – уклончиво ответил Олег Палыч, сам точно не представляя, в какой точке географической карты он находится в данный момент, – через сутки планируем быть у Женевского озера.
– Только, бога ради, не сообщайте местным аборигенам, что оно «Женевское»! – взмолился Константин Константинович.
– Не буду! – согласился Булдаков, – не то ход истории нарушится. У вас все?
– Абсолютно. До связи! – попрощалась База.
«Женевское озеро – это еще бабушка надвое сказала», – подумал Булдаков, выходя из «кунга», – «кстати, что точно скрывается под этим анахронизмом? При чем тут надвое? Придумают предтечи какую-нибудь хреновину, а мы и рады повторять!» Он подошел к «Уралу» Плятковского и увидел, что Мухин уже вернулся и привел десяток першеронов вместе с их хозяевами – угрюмыми мужиками романской расы.
– Что ты им пообещал? – спросил подполковник.
– Пожрать от пуза и выпить. Кто сколько сможет! – ответил старший прапорщик, – у них в этом году урожай не шибко богатый, так что пожрать на халяву они не прочь.
– Ты глянь, Иваныч, – они даже не удивлены! Точно каждый день из болота военную технику вытягивают!
– Дикари-с!
Крестьяне, одетые в простые, но добротные одежды, стояли небольшой кучкой и о чем-то «шпрехали». Затем, вдоволь насовещавшись, они принялись сноровисто составлять упряжь для необычной работы. Рядом суетился Витек Плятковский, в основном мешая, и приговаривал ежеминутно «Гитлер капут», «Драг нах Москау», или «Фюр готт унд Кайзер», но на него не обращали внимания. В конце концов, Мухин загнал его в кабину.
Через пяток минут один из местных подошел к отцам-командирам, и сказал, что все готово. Сзади в застрявшую машину уперлись солдаты, спереди тянущий момент создавался пятью парами лошадей, а сбоку стоял подполковник Булдаков и строго смотрел на все это. Дву– и четырехкопытные уперлись в сыру землицу и, попеременно стравливая, принялись тянуть-толкать застрявший автомобиль в сторону Парижа. Медленно ползя, «Урал» продвигался к более-менее твердому месту, где можно было увеличить давление в колесах и выехать на безопасную сторону. Плятковский хотел завестись и помочь движком, но подошедший «Бойскаут» быстро пресек дурные мысли.
