– Смиренно склоняюсь перед вашей фантазией, Костя, хотя порой она принимает весьма причудливые формы. Думаю все же, что Тун Лу пришел к созданию рациогена самостоятельно – хотя здесь я, конечно же, руководствуюсь исключительно антропоцентристскими настроениями. Но вы не правы: идея эта носилась в воздухе, и совпадение наверняка случайно. Тем более что я не разделяю вашего мнения об интеллектуальном первородстве Длинных Зубов и иже с ними. Но проверить следует… А сейчас я покидаю вас, Костя. Вам нужно воздать должное сну. Как ваши ноженьки?
– Ходят, болезные, – Кратов привстал, опираясь на руки. Его лицо задергалось от напряжения. – Правда, это пока… неприятно. Но уж во всяком случае, сидеть на печи, дожидаючи калик перехожих, подобно Илье Муромцу, я не намерен.
– Понятно… Кстати, вы помните, что командор Лерман обещал вам трое суток домашнего ареста? Так вот, он свое обещание готов исполнить. А сутки на Церусе, как вам уже ведомо, гораздо более продолжительные, нежели на Земле или, скажем, в Парадизе.
– Он и убить меня как-то обещал, – хмыкнул Кратов.
– Дабы вы неукоснительно блюли постельный режим хотя бы некоторое время, он поместил вас в одну каюту с надежным и несговорчивым стражем, который будет предупреждать ваши желания и… гм… поползновения.
– А вот это, судари мои, уже посягательство на свободу передвижения!
– Отнюдь. Всего лишь рекомендации медиков.
– Подождите, Григорий Матвеевич. Я подозреваю, сейчас вы собираетесь неторопливо, обстоятельно обсудить церусианский прецедент на Совете ксенологов и принять какое-то осторожное решение…
– Именно так, Костя, я и хочу поступить.
– Но, независимо от исхода обсуждения, можно же начать работы по разъединению рас! Сселить Длинных Зубов и родственные им племена из эпицентра бедствия – иначе это и не назовешь. Допустим, на побережье… Хотя нет, это узенькая полоска суши, там им будет тесновато, начнутся междоусобицы с Пескоедами. А на другие материки?
– Боюсь, Костя, что не смогу вам это обещать. Есть маленькая, но весьма неприятная планетографическая подробность. Материк, который мы удостоились попирать ногами – кстати, в честь первооткрывателей звездной системы его предложено назвать Хаффия… так вот, он единственный здесь. Избытка альтернатив Церус I нам не предоставил. Есть еще какие-то утлые архипелаги, разрозненные островки. Да что-то крупное на южном полюсе.
– Но почему бы не туда?..
– Среднесуточная температура минус восемьдесят Цельсия, снежные смерчи, полное отсутствие растительности. Все остальное – ледяной океан… Церус I оказался чересчур холодной планетой, Костя, чтобы было где разгуляться эволюции.
– Выходит, я неосознанно повторил маршрут создателей рациогена… – Кратов хлопнул себя по лбу. – Ну конечно же! В условиях неопределенности Чудо-Юдо всегда выбирает для посадки геометрический центр наибольшего по площади участка суши. Такая в нем заложена программа. И у тех – тоже…
– Ну что ж, Костя, я констатирую тот факт, что вы были просто обречены открыть этот рациоген. Буде он, разумеется, существует в реальности. С чем вас и поздравляю. Хотя не с чем особенно поздравлять…
– Он существует. Пока…
– Вы что-то сказали, друг мой?
– Нет, ничего.
В дверях Григорий Матвеевич задержался.
– Костя, – произнес он. – Простите мне старческое любопытство, а кто ваши родители?
– Родители? – Кратов с трудом оторвался от размышлений. – Как кто? Мама и папа… Мама – биолог, селекционер. Ольга Потоцкая, «банановый звездоцвет» – ее рук творение, не слыхали?
– О! – сказал Энграф вежливо, хотя понятия не имел ни о каких «звездоцветах».
– Впрочем, сейчас она скорее теоретик, педагог. А отец… Кем он только не перебыл! Как говорят, «искатель себя». Да я его почти не знаю… А зачем вам?
– Да так, безделица…
Энграф вышел в коридор, продолжая испытывать мучительное ощущение того, что этот юнец знает о рациогене гораздо больше, чем кто-либо на всем Церусе и вообще в радиусе ста парсеков вокруг.
9
Григорий Матвеевич волновался. Справедливости ради следовало заметить, что внешне его взбудораженное состояние никак не проявлялось. И тем не менее, внутренне он дрожал крупной дрожью и старательно прятал от посторонних глаз свои руки. Рукам настоятельно необходимо было за что-то уцепиться или на худой конец что-то разорвать в клочки. «Предки в подобных случаях рекомендовали раскокать пару тарелок из бьющегося фарфора, – с иронией подумал он. – Для снятия стресса… А нынче посуду производят исключительно противоударную, термостойкую и черт-те какую, совершенно не заботясь о нервах людей. Так что, братец, давай-ка исцелися сам…»
Он стоял как бы на дне вывернутого наизнанку амфитеатра. Над ним уступами, сходясь где-то под потолком, поднимались ряды светящихся и темных экранов, и с каждого экрана был на него устремлен внимательный взгляд. Его положение уже в который раз – ровно по числу Советов ксенологов, проведенных за годы деятельности на Сфазисе, – пробудило в нем бредовую ассоциацию с гладиатором, напряженно ожидающим от публики решения своей судьбы. И часто он ловил себя на мысли, что невольно высматривает устремленные книзу большие пальцы…
Но о больших пальцах, равно как и остальных, речи здесь и быть не могло – зачастую за полным отсутствием таковых. Да и взгляды, в перекрестии которых он находился, не всегда посылались глазами. Некоторые экраны казались мертвыми – а значит, они работали в режиме приема-передачи в ином, чуждом человеческому зрению спектре. Григорий Матвеевич украдкой покосился на группу видеалов в нулевом секторе, которые обычно не светились. Они были зарезервированы за Советом тектонов и, как правило, оставались безразличными к принимаемым здесь решениям. Тектоны доверяли ксенологам.
За спиной Григория Матвеевича в мягких креслах расположились секретари представительства Федерации планет Солнца. Рошар, в неизменной хламиде, излучал ледяное спокойствие, развалясь в вольготной позе и как бы ненароком бросая подчеркнуто скучающие взоры ни вперившиеся в него экраны. Гунганг же весь нацелился вперед, подобравшись, нервно стискивая и распуская огромные кулаки.
Григорий Матвеевич глубоко вздохнул, чтобы подавить в эмбрионе потаенно подкравшееся желание чихнуть (церусианский насморк исподволь напоминал о себе, несмотря на все принятые милой женщиной Руточкой Скайдре меры профилактики). «Ксенологу чихать не полагается, – промелькнула не подобающая торжественной минуте мысль. – Вот так чихнешь – а кто-нибудь из собеседников расценит это как тягчайшее оскорбление достоинства представляемой им здесь цивилизации…» Как ни странно, именно эта фривольная мыслишка непонятным образом помогла ему мгновенно успокоиться.
– Я прошу разрешения открыть Совет ксенологов Галактического Братства, – сказал он и пробежал глазами по рядам вспыхнувших голубых огней одобрения.
– Возражений нет, – зазвучал скучный голос когитра-секретаря. – На Совете представлено восемьдесят два члена Галактического Братства, проявивших заинтересованность в обсуждении предложенной проблемы. За ходом обсуждения наблюдают представители Совета гилургов, Совета астрархов и Совета тектонов…
Энграф не удержался и внимательно посмотрел на видеалы тектонов. Да, они были слепы, как обычно, но над каждым горел индикатор активности.
– Группа ксенологов Федерации планет Солнца вынесла на обсуждение Совета ксенологов следующую тему, – продолжал когитр. – Очаг наведенной разумности на планете Церус I звездной системы Церус, в дальнейшем – ОНР-Церус. Существование в ОНР-Церус искусственного генератора наведенной разумности, условно именуемого «рациоген». Необходимость и возможные последствия уничтожения рациогена для восстановления естественного хода эволюционного процесса на планете. Формулировка проблемы возражения не вызывает.
– Прежде чем мы приступим к обсуждению, – сказал Григорий Матвеевич, – я хотел бы задать Совету прямой вопрос – в надежде получить на него такой же прямой ответ. Не проводилось ли членами Галактического Братства экспериментов с рациогеном? С другими, аналогичными средствами глубокой стимуляции мыслительной деятельности? Не делалось ли что-либо в близких к этой проблематике областях, что могло привести к образованию ОНР-Церус в виде непосредственного либо побочного следствия?
