Чёрт! Только этого сейчас и не хватало!
Вера принарядилась старательно, со всей ответственностью: новое алое шелковое платье до колен, на ногах чёрные чулки, волосы взбиты и уложены в высокую причёску волосок-к-волоску, лицо накрашено по всем правилам боевой раскраски.
— Муля! — прощебетала она, взмахнув густо накрашенными ресницами, — я тут подумала, что сделаю, всё, что ты скажешь! Только помоги мне на работу нормальную…
И тут только она обратила внимание на обстановку в комнате и на меня, в частности.
— Муля! — всплеснула руками она и многочисленные браслеты задребезжали, — ты болен⁈
— Меня, может, и не станет скоро, — прохрипел я слабым голосом, — простудился я, Вера…
Пару мгновений она смотрела на меня с недоумением, а потом не выдержала, расхохоталась:
— Приложи подорожник и помажь лоб зелёнкой, Муля — и всё пройдёт!
— Ты гля, умная какая, — проворчала Дуся, — всё-то она знает… Вертихвостка!
— А ты сама… — начался огрызаться Вера, когда в дверь квартиры опять позвонили.
Дуся охнула и побледнела.
— Иди открывай! — строго велел я. — Делаем как договаривались. Не перепутай!
Когда Дуся ушла, я только и успел сказать недоумевающей Вере:
— Ты же актриса! Подыграй, что я болен! — и со стоном откинулся на подушки.
Не знаю, что подумала в этот момент Вера, но, когда в комнату вошли люди, она уже, молодец, стояла у стола, спиной к двери. В одной руке Вера высоко держала стакан с водой, во второй — какой-то пузырёк. Как только дверь открылась, она запричитала:
— Мулечка, я накапала тебе двадцать капель. Но мне кажется, лучше двадцать пять… доктор сказал, что тебе сразу станет легче… — и для аргументации принялась капать в стакан ещё.
В ответ я невразумительно простонал (просто не знал, что отвечать, да и опасался заржать).
— Товарищ Бубнов⁈ Что здесь происходит? — вместо приветствия, взвизгнул вошедший, приземистый толстяк, лысоватый, с мясистыми ушами и тройным подбородком. Он был в сером мешковатом костюме, мятой рубашке и при галстуке. К своему необъятному животу он бережно прижимал видавший виды кожаный портфель.
— Ыыыы… — со стоном ответил я и вздохнул.
— Отвечайте! — требовательно добавила высокая тощая женщина сильно постбальзаковского возраста (догадаться о том, что это женщина, можно было лишь по наличию у неё крупных жёлтых бусиков, коричневой юбки и жидкого пучка волос на голове).
— А в-вы к-кто т-такие? — простонал я и обессиленным видом откинулся на подушку.
Ко мне тут же метнулась озабоченная Дуся и принялась промокать каким-то полотенцем (или тряпкой) лоб.
Я еле-еле сдержался, чтобы опять не заржать, ведь что там промокать, если лоб Дуся перед этим обвязала мне платком. Чуть не выдал себя с потрохами.
— Тише! Тише! — моментально сориентировавшись, замахала на посетителей руками Вера, — ему же опять станет хуже! Не шумите, пожалуйста!
Для дополнительной аргументации она выразительно округлила глаза и укоризненно покачала головой.
Дуся, увидев такое и себе сердито заохала.
Я жалобно застонал с кровати:
— Водыыыы…
— Сейчас, Муленька! Сейчас! — засуетилась Вера, следом засуетилась Дуся, а потом они принялись, как две идиотки, суетиться и метаться по комнате.
Так как в стакан Вера уже накапала какую-то гадость, а больше стаканов с водой в комнате не было, то эта дура не додумалась ни до чего лучшего, чем поднести мне стакан с вот этим вот.
— На, Муленька, выпей! — она бережно приподняла меня, поддерживая, чтобы я мог выпить эту гадость.
Я укоризненно посмотрел на неё.
Но она уже вошла в роль, и поэтому опять сделала большие глаза, мол, ради искусства мог бы и выпить, гад такой.
Я же не спорю, если бы это был чай, я бы точно смог. Но дело в том, что из стакана нехорошо воняло лекарствами. Да так, что у меня чуть слёзы на глаза не выступили. Пить эту бодягу мне отнюдь не хотелось. А, может, там вообще что-то для наружного применения.
Я опять бросил умоляющий взгляд на Веру, но та была в образе и непреклонно ткнула мне злополучный стакан:
— Пей, Муля! — произнесла она тоном врача-реаниматолога у постели умирающего, — тебе сразу станет лучше!
Но даже сама мысль, что я буду это пить, приводила меня в уныние.
В комнате стало так тихо, как перед грозой. Слышно было, как тикают ходики, как на кухне капает вода из-под крана и как тяжело дышит толстяк. Все стояли и выжидающе смотрели на меня.
Надо было как-то спасать ситуацию. В смысле, свою жизнь.
— Я сам, — капризным голосом простонал я и взял стакан из Вериных рук.
Поднеся стакан ко рту, я пару раз звонко поклацал зубами о стекло, затем изобразил потерю сил, даже почти полуобморок, а долбанный стакан выпал из моих обессилевших рук аккурат прямо на пол, но так, чтобы не разбиться.
А лужицу Дуся потом вытрет.
— Муля! — Бросились ко мне Вера и Дуся.
Я скривился, заманали бабы. Дуся поняла и отстала, а вот Вера продолжала терзать меня.
— Бедный Муля! — вскричала она, ломая руки, — не умирай! Только не умирай! Ведь наш ребёнок никогда не узнает своего родного отца!
У меня аж реально, чуть сердечный приступ не случился. А за Вериной спиной охнули гости. Дуся тоже издала какой-то невнятный звук.
Я уже перепугался, то Вера, войдя в образ, прочитает сейчас весь монолог из бедного Йорика, причём дословно. Но тут, к моему счастью (счастью ли?) толстяк проскрипел:
— Извините, но чем именно болеет товарищ Бубнов?
— Сердце схватило, — тотчас же сообщила Дуся донельзя печальным голосом, — доктор сказал, нужен постельный режим. И не волноваться. Муля в больницу отказывается ехать. Вот ждём Надежду Петровну, это его мама. Может, у неё получится уговорить…
Сообщив эту информацию, Дуся печально вздохнула. А затем, в подтверждение, промокнула уголки сухих глаз фартуком.
Женщина с бусиками и пучком волосиков и себе тоже вздохнула, она явно была не в своей тарелке. Зато толстяк, который всё это время крутился возле стола, взял один из пузырьков и начал внимательно его рассматривать.
Что-то мне не очень понравилось, с каким видом он это делает. Но помешать ему из своего положения я не мог, а мои бабы не додумались.
Наконец, дочитав этикетку до конца, толстяк возмущённо выпалил:
— Простите, но я не понимаю! Если у товарища Бубнова сердце, то почему ему приписали капли от геморроя?
Мы с Дусей от этих слов чуть по-настоящему в обморок не упали.
Вот Дуся, вот зараза! Не могла посмотреть, что схватила!
Но это мы с Дусей, далёкие от искусства люди. А вот Вера сориентировалась моментально и злобно прошипела, глядя на Дусю:
— Дуся! Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты свои капли на столе не оставляла! Так же и перепутать можно!
После этих слов тишина стала ещё более вязкой. Все осуждающе посмотрели на красную от стыда Дусю. Обалдевшая от такой несправедливости Дуся хотела что-то возразить, но слава богу, сообразила, что не надо, и промолчала.
Вера нахмурилась и выразительно посмотрела на Дусю, мол, твоя реплика сейчас. Слава богу, та уже пришла в себя:
— Ой! — демонстративно расстроенно сказала она, отобрала у толстяка пузырёчек и спрятала его в карман передника.
Ну, хоть так.
А скотина толстяк потянулся изучать следующий пузырёчек.
Я почувствовал, как горячая капля пота скатилась у меня по виску. Спина мгновенно вся взмокла.
Что делать⁈
Не удивлюсь, если там все лекарства исключительно от геморроя или от молочницы (или чем там обычно женщины болеют?)!
Вот смеху-то будет.
Но мне было не до смеха. Такая прекрасная теория буквально рушилась на глазах из-за нездоровой любознательности чёртового толстяка.
Но тут Вера, милая, замечательная Вера, подошла к столу и принялась деловито собирать лекарства в свою сумочку.
— Вы что делаете? — возмутился толстяк, когда Вера буквально вырвала у него коробочку с какими-то пилюлями из рук.
