— Что он несёт? — раздался за моей спиной шёпот. Кажется, это был Мирон. Воздух так сильно клубился от ауры гостя, что я толком не смог разобрать.
О, эта аура! Уж на что я был Архимаг, а подобное встречал по-настоящему редко! Не берусь утверждать даже то, что сам когда-либо обладал аурой сравнимой мощи!
В ушах играет бравурная нездешняя музыка — пищат бесчисленные дудки, бьют тяжёлые барабаны, от звонких трелей хочется пуститься то ли в пляс, то ли на марш!
И аромат… Аж в животе заурчало! От джинна пахнет, словно передо мной роскошный стол, уставленный изысканными яствами, да ещё окуренный благовониями.
Немного смахивает на какофонию, честно говоря, но аппетитно. Если слово «какофония» вообще применимо к запахам, м-да.
Остальные дети тоже явно увидели силу джинна. Одна лишь Рина не зажмурила глаза, буквально пожирая существо взглядом.
Наконец, Дашков нарушил ненадолго повисшую тишину.
— Мир и тебе, о великий из великих строителей дворцов, стен и башен! Я вижу, члены твои всё так же могучи, а высокое чело подпирает само небо! Я счастлив вновь видеть тебя в добром здравии спустя столько лет, и буду каждый день молиться о том, чтобы силы не покинули тебя никогда и впредь!
На лица взрослых стало по-настоящему смешно смотреть. Они явно никогда не слышали не то что уважительной беседы с джинном, а даже о том, как они должны проходить.
А вот я кое-что слышал, хоть никогда и не присутствовал лично. И потому стоял спокойный, вслушиваясь в тончайшие оттенки ауры пришельца.
Потому что для джиннов такое расшаркивание — норма. Это часть их древней культуры. Так они сильным выражают своё подобострастие, слабым — снисхождение, друзьям — уважение, а врагам — вежливость. И от других ждут того же.
Это надо просто немного перетерпеть. И мы терпели. А когда наконец этот обмен любезностями закончился… в основном, Дашков как мог быстро перешёл к делу.
Но первым вопрос задал джинн. К счастью, перед этим он мгновенно уменьшился до человеческих размеров, заодно избавившись от крыльев.
— О, мой любезный друг, чьи речи слаще мёда! Только не говори мне, что ты хочешь принести в дар и в жертву своему скромному знакомцу этих чудесных ребятишек, да послужат их души великому замыслу Его⁈ Я, право, польщён и…
Так, бл…ин. Это что, придётся всё-таки его укокошить? Надеюсь, что обойдёмся без глупостей.
— О, вынужден прервать твою дивную мысль, добрый джинн! — бойко ответил Дашков. — Но эти дети суть мои добрые знакомые. А жертв и подношений для тебя не довольно ли принёс я? О, мне для моего старого друга не жалко и целого мира, но… увы. Возможности скромного раба твоего скромны. Так что придётся работать как есть.
Последние слова генерал произнёс вдруг очень сухо и отрывисто. И иномирный гость явно понял, что торговаться здесь никто не намерен.
— Что ж. — взял он одной из рук бутыль вина. — Ты огорчаешь меня, старый друг. Но и радуешь. Таковой Господь Миров сотворил дружбу, таковой сутью наделил её. И я, скромное создание Его, безропотно приму сии дары и возблагодарю Небо за них, ибо Он учил нас благодарности. И тебя тоже возблагодарю, о тот, что подобен дивному коньяку на морозе!
— Коньяку на морозе?‥ — раздалось где-то за спиной. — Чего?
— Тс-с! Не обращай внимания. Он явно поехавший!
На нас, впрочем, названный Абдульбари не обращал никакого внимания. Он сладко смаковал алую жидкость, горстями зачерпывал сладости и бросал всё это в бездонную пасть.
Жрут джинны явно без особых правил этикета.
— Я благодарю Небо и Создателя Миров за то, что мне была ниспослана столь крепкая дружба и столь дивный друг, о господин сердца моего! — как-то совсем уж нелепо ответил генерал. Старик, толкующий о «господине его сердца» — это совсем какой-то сюр. Но что сказано, то сказано. — И я, ничтоже сумняшеся, прошу угостив тебя яствами и даровав сокровища земли и духа, прошу тебя об услуге, которая не отнимет и малой толики времени твоего!
— Что есть сие? — в кои-то веки кратко спросил джинн, что-то втягивая носом. Какой-то порошок… алхимический, наверное. — Внимаю.
И Дашков, всё так же витиевато, в подробностях описал джинну задачу. И на слух маленькой она совсем не выглядела! Даже я в прошлой жизни потратил бы на сотворение чего-то такого не один час, немало маны, и прочих расходников.
Дашков обвёл руками нашу поляну и попросил сотворить на ней четыре Места Силы, указав на тех, для кого они будут предназначены. То есть, на нас. Указал параметры, попросил творить сообразно «твоим неизмеримым знаниям и сути вещей и Творения».
А нас, конечно же, попросил по своей воле открыть души перед «могущественным Абдульбари», ибо «будет невежливо глядеть в вас против вашей воли, юные господа. А невежливость суть великий грех».
Ха! Тогда я — великий грешник! Но открыть душу…
Это значит показать джинну то, что скрыто в самых её глубинах. Универсальное Заклинание, память прошлых жизней, свои намерения и способности.
Пожалуй, это уже чересчур.
К счастью, теперь мне не требовалось особых волевых усилий для обращения к мощностям Заклинания. Требовалось это обращение лишь пережить. Но тут уж я был уверен, что справлюсь.
Ведь сейчас мне нужно кое-что по профилю.
Ваше желание исполнится! Сотворяю Внутренний Адорант. Задайте свойства чар.
И, пока Абдульбари смотрел в души другим детям, попутно прямо-таки потоком изливая на них приторные комплименты, я быстро размышлял о том, что хочу показать этому могущественному существу.
Благо, его явно стеснит дружба с генералом, и просто взламывать мою иллюзию он вряд ли решится. А Внутренний Адорант — именно иллюзия. Как обычный адорант суть твоя статуя, с которой установлена духовная связь, так Внутренний Адорант — иллюзия твоей души для демонстрации другим, принимающая те свойства, которые ты ей задашь.
Говорят, эту штуку придумал кто-то из могущественных, но не очень-то благочестивых, жрецов Эры Легенд. И в его руках эти чары могли обмануть даже взор бога.
В эпоху, когда боги ходили среди нас по земле, это было особенно полезно, знаете ли.
В конце концов, когда очередь дошла до меня, я уже принял решение. Покажу себя лишь беспрецедентным магом-иллюзионистом. С неординарным запасом маны, потенциалом скрытой природы, способным уже сейчас творить сложную магию, но лишь из области Искажающего Источника.
Пусть сделает мне Место Силы, в котором я смогу развить именно эти навыки, если сумеет. Ибо скрывать свою мощь от сильных мира сего мне пока ещё нужно.
А там как знать — быть может, мои старые знакомые с родины пожалуют.
— Открой мне душу, о юноша, чей взор подобен бескрайним ледяным равнинам, а решимость способна вознести до небес! Я взгляну, дабы подивиться, сколь могучих сынов рожает земля, благословенная Творцом Миров!
И я пожелал открыть Абдульбари… Адорант. Фальшивую душу, которая уже сейчас выжрала из Заклинания немало маны. Благо, резерв его фактически безграничен, а разовое напряжение невелико.
Три глаза джинна, и без того круглых, будто округлились ещё сильнее. Он на глазах задрожал, начал стремительно меняться! Из синекожего чудовища стал молоденькой девушкой в строгой униформе и круглых очках.
Затем — детективом в чёрном плаще с большой нелепой лупой.
Врачом-педиатром в белоснежном халате и со слуховой трубкой.
Седобородым стариком, одетым в расшитую тысячами звёзд мантию.
Вернулся в свой изначальный облик — и всё это за пару секунд! Образы мелькали чехардой, а где-то в груди я чувствовал, как чужой взор пристально глядит мне в душу.
Чужой, но не враждебный. Пытающийся понять, а не раскрыть.
— Се будет великий властитель тонкого плана бытия! — наконец громко молвил джинн, делая шаг назад. — Я прозреваю, что ему отведено немного лет спокойствия в подлунном мире! Но коли вы поможете сему льдоглазому юноше в самый ответственный момент — вы явите миру то, чего он не видел многие тысячи лет! О чём я сам, живущий под великолепным небом Его, слышал лишь в сказаниях Старших и песнях сладкоголосых гурий на пирах у Великого Хана, да будет мир и покой его вечен, а кувшин всегда полон! Так говорю вам — к выгоде своей и вашей! И никого здесь не минет чаша сия!
