Макс Сагал. Контакт (СИ) - Никсон Ник

Он судорожно нажал кнопку отмены. Его прошиб пот.

Как она узнала?

Отдышавшись, он позвонил Осаму.

— Я так ждал твоего звонка, — с облегчением в голосе сказал учитель. — Расскажи мне, что происходит.

Артём сбивчиво рассказал. Про аномалию, про пришельцев, про Комарова и Дениску.

— Просто немыслимо. Это сенсация! Ты понимаешь, что ты ухватил? Я вижу, как энергия успеха бьет фонтаном. Ты так близко к цели!

— Я собираюсь сбежать и забрать пацана. Сегодня.

— Ты этого не сделаешь, — Осаму среагировал мгновенно. — Сначала закончи съемки. А потом вернешься и мы всё решим. Вместе.

— Учитель, вы слушали, что я сказал? У меня гангрена. Я не могу остаться.

— Никогда не говори «не могу»! Забыл? Ты притянешь энергетику провала. Я уже чувствую, как она разъедает тебя. Твоя рана — это проявление слабости. Перестрой свои мысли на позитив и сразу воспрянешь духом. Тогда и рана затянется сама собой. У меня уже так было. Взамен ты поднимешься на высшую ступень и получишь мировую славу, о которой мечтал.

— Не хочу я славы. Ничего не хочу.

— Я уже читаю твою энергетику. Ты устал. Отдохни. Сон отрезвит твою голову, внесет ясность в мысли. Твой разум затуманился.

— Хватит говорить мантрами! Я говорю о серьезных вещах. Я могу умереть.

— А чего ты ожидал? Высшая ступень напрямую граничит со смертью. Только избранные могут пройти по грани и не упасть. Когда-то это удалось мне. Вспомни, это ты пришел ко мне, а не я к тебе. Я подготовил тебя, вложил все свои знания и опыт, накопленный поколениями моих учителей. Разве я когда-нибудь ошибался?

Артём нервно рассмеялся.

— Вам плевать, останусь я калекой или сдохну.

— Запомни. Все, чего ты добился, — это благодаря мне.

— Нет! Я, дурак, сам все сделал. А вы наживались на мне все это время. И сейчас хотите выжать меня до конца, а потом забрать все лавры и деньги себе.

— На тебя оказали пагубное влияние. Тебе нужно успокоиться и послушать, что я скажу. Ты слушаешь мой голос. Я говорю истину. Повтори.

— Я достаточно слушал, — отрезал Артём. — Все эти годы. Хватит. Вы внушали мне, что я могу все, что я сверхчеловек. А только что я позвонил Лере и не смог вымолвить и слова. Знаете, почему? Испугался! Вот такая суперхреновая личность. Меня колотит от ужаса при мысли, что она не захочет разговаривать со мной.

— Что я говорил про старые якоря! Нельзя к ним возвращаться. Они потянут тебя назад — в пучину никчемности. Ты снова станешь неудачником, никому не нужным слюнтяем. Помнишь, как пришел ко мне и на коленях умолял помочь? Ты снова хочешь быть таким?

— Осаму, вы уволены.

Дениска, сидя на берегу, отламывал льдинки и швырял в воду.

— Тебя кто-то расстроил? — спросил он Артёма.

— Нет, я в полном порядке. Собирайся. Мы уходим.

Артём вдохнул полной грудью — почувствовал невероятную легкость и свободу.

— Хочу тебе кое-что показать, — произнес Дениска.

— Потом. Всё потом.

— Нет, сейчас. Потом будет поздно.

Хрустнули ветки вблизи. Послышались быстрые шаги по снегу. Из темноты появилась фигура в очках ночного видения.

— Пап…

— Вы что тут делаете? Ты почему рацию опять отключил?

Дениска оторопел от ужаса.

— Мы услышали шум, думали, военные пришли, — оправдался Артём. — Вот и решили подождать и проверить.

Комаров осмотрел окрестности. Никого не увидел.

— Зверь, наверное, какой-нибудь, — сказал Артём.

Он заметил, что одной рукой Комаров сжимает ремень ружья. Ему потребуются считанные секунды, чтобы использовать оружие по назначению.

Может, схватить камень и попробовать оглушить уфолога? Дениска не одобрит, более того, встанет на сторону отца, а двоих одолеть одной рукой — точно без шансов.

Неужели он ничего не предпримет?

— Пошли, — скомандовал Комаров.

— Что-то случилось? — спросил Дениска.

— Пришельцы что-то задумали. Надо предупредить военных.

Утром небо над метеостанцией затянуло черными тучами, повалил снег. Шквалистый ветер, подобно взбесившемуся художнику, разрисовывал окна ледяными узорами.

Подъем на склон отложили до завтра.

Брадинкин осмотрел Дау и не нашел у него переломов. Только ушибы и ссадины.

— Я, конечно, не ветеринар, но любой организм — это как велосипед. Может отличаться по цвету или количеством колес, но принцип у всех одинаковый.

Дау всю прошедшую ночь неустанно дрожал, отказывался от еды и не отходил от Макса ни на шаг.

— У него стресс, — предположил Брадинкин. — Я такое часто видел. Бывает, и генерал после боя слова не молвит. Что уж говорить о бедном животном.

Около полудня Макс заглянул в спальню. Паша, который все утро не вылезал из постели, сразу отвернулся к стене. Макс уселся на кровать напротив него.

— Ночью кое-что случилось.

От каморки Погребного, где капитан проводил большую часть времени, сидя за ноутбуком рядом с тарелкой спецсвязи, их отделяло две глухих стены, и все же Макс опасался говорить громко.

— Слышал уже, — ответил Паша не оборачиваясь. — И как она стонала, слышал, и как ты пыхтел над ней. И как кровать билась о стену. Как шлепал ее, говорил какая она страстная, красивая, нежная. Не думал, что ты можешь говорить такое.

У Макса в горле пересохло. Неужто он такое говорил?

— Я о другом хотел. Ночью Мотор погиб. Капитан…

— Она сама предложила или ты взял силой? — перебил Паша.

— Сейчас это не важно. Послушай меня, капитан сошел с ума…

Паша обернулся. Макс отстранился от его бешенного взгляда.

— И что ты будешь делать теперь, а? Женишься на ней? Что молчишь? Смотри мне в глаза! Бросишь ее теперь, да? Как ты мог. Ты же знал, как я отношусь к ней…

— Ты хочешь извинения от меня услышать? Мы были пьяны. Так случается.

— Как это удобно для тебя.

— Хорошо. Прости. Я поступил как обычный человек. Поддался природной слабости. За что мне себя винить? Я так устроен и она так устроена. Все так устроены. Мы не выбирали, с какими пороками родиться. Только я не гашу их в себе, иначе вот тут, в башке, случится взрыв, и все, не остановить себя будет. Ты молод еще, потом поймешь.

— По крайней мере я не оправдываю свою безответственность и слабость природой.

Паша положил голову на подушку, упер взгляд в потолок.

— Ты столько дал мне. Надежду, опору, цель в жизни. И теперь забрал всё. Больше нет ничего.

Они помолчали.

— Я не сказал капитану про аномалию.

— Знаю.

— Уходи.

— Сегодня мы с Таней уедем в главный лагерь. Там свяжемся с полковником и расскажем о том, что тут творит капитан. Поехали с нами.

— Я никуда не поеду с тобой. Даже не проси.

— Это не я прошу.

Паша обернулся и посмотрел Максу в глаза.

— Ты не сможешь защитить ее. Только не ты.

Укутавшись в пуховик, Макс вышел на улицу. В лицо ударил поток обжигающего снега. Ничего не рассмотреть — как помехи в старом телевизоре.

Снегоходы стояли между главным домом и сараем, под навесом для хранения дров. Макс оглядел их. У всех отсутствовали ключи в замке зажигания.

— Собрался куда? — сзади послышался приглушенный голос Артиста.

Высокий воротник военного и обмотанный вокруг шарф оставляли лишь маленькую щель для глаз.

— Показалось, услышал звук мотора.

— Мотора ты уже не услышишь. Заглох он навсегда.

Рабочей коморкой Погребного стала бывшая комната для наблюдений за погодой. Метеорологическое оборудование было грубо свалено у стены. Пережившее десятилетия напряженной работы, землетрясения и бури, оно не пережило нашествия горстки военных.

— Товарищ капитан, — обратился Макс. — Артист сказал, вы звали.

— Да, заходи. Садись.

Он сел напротив экрана ноутбука, на котором в реальном времени транслировалось изображение со спутника. Картинку перекрывал плотный слой облаков. В другой части экрана перелистывались ранее снятые фотографии. Макс узнал перевал Солнцепадь, а также мыс и совсем крошечную метеостанцию. Аномалия на снимках никак не отображалась. Повал леса вокруг нее тоже особо не выбивался из общей картинки пересеченной местности.