– Вам бы платок на шею, Том, – сказал Кратов, – и два кольта за пояс. А вместо шлюза позади вас хорошо смотрелся бы добрый салун, с выпивкой, девочками и мордобоем.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Ван Тондер. – И, если можно, звезду шерифа на грудь… Мне об этом уже говорили.
– Кто же это такой проницательный? – сдержанно изумился Кратов.
– Вы, сэр.
– Возможно… Что-то случилось, Том?
– Можно сказать и так. Мы засекли два легких катера тоссов, что намеревались снизиться ниже контрольной зоны над Огигией.
– И, разумеется, сбили, – понизив голос, предположил Кратов.
– Нет, сэр, – невозмутимо возразил Ван Тондер. – Это запрещено уставом Звездного Патруля и протоколом о всеобщем моратории на углубленные исследования планеты Сиринга от десятого марта сего года. Мы воспрепятствовали нарушению контрольной зоны посредством вытесняющего маневрирования, а после известили об инциденте командора Шхеактэушха и советника Шойкхасса. Я счел, что и вам будет небесполезно знать об этом… в вашей игре.
– Вы поступили правильно, комиссар, – с чувством сказал Кратов.
– Благодарю вас, сэр.
Кратов испытующе поглядел на комиссара.
– Послушайте, Том, – сказал он. – А как там наши драйверы – не пошаливают?
Ван Тондер выдержал красноречивую паузу.
– Нет, сэр, – наконец ответил он, не моргнув глазом. – Такое вряд ли возможно. Наши драйверы относятся к заключенным соглашениям и протоколам со всей возможной ответственностью.
– Разумеется… – брюзгливо сказал Кратов и повернулся, чтобы уходить.
– Мягко вам грохнуться, сэр, – с чистым сердцем пожелал ему Ван Тондер.
«И ты, Брут», – подумал Кратов, салютуя двумя распяленными пальцами.
Уже возле самого шлюза, за которым заканчивалась территория Федерации и начиналась нейтральная зона, его встретил директор Данбар. К его обычному наряду довольно неожиданным образом добавился галстук.
– Доктор Кратов, – сказал он значительным голосом. – Разрешите представить вам наших гостей с Земли.
И совершил рукой изысканный жест в сторону двух незнакомцев, что без большой храбрости выглядывали из-за его широкой спины.
– Шлыков, Герман Александрович, – поклонился, выходя на свет, невысокий, ухоженный, весь составленный из разнообразных округлостей молодец, примерно одних с Кратовым лет. Его безукоризненный кремовый костюм слабо гармонировал с рабочими интерьерами «Протея». Длинные светлые пряди гладко зачесаны назад, на лице застыла благожелательная улыбка. – Я представляю информационное агентство «Планетариум». Это одно из крупнейших агентств Федерации…
– Ева-Лилит Миракль, – бесцеремонно прервав его, назвалась худая, угловатая девушка в бесформенном длинном свитере из разнопестрой пряжи, из-под которого торчали голые острые колени (на правом колене имела место свежая ссадина). Черные проволочно-жесткие волосы были всклокочены и, кажется, неважно вымыты. Запавшие черные глаза глядели неприветливо и настороженно. Над большим ртом без следов помады топориком нависал огромный для такого узкого личика нос. Голос был хриплый, как бы простуженный. Рядом с лощеным Шлыковым эта девица смотрелась сущей ведьмой. – Информационное агентство «Экстра-Террестриал», – при этом имени Шлыков состроил едва приметную брезгливую гримасу. – Знаете такое?
– А как же! – соврал Кратов. – Добро пожаловать, – прибавил он без особенного энтузиазма.
– Человечество проявляет большой интерес к событиям вокруг Сиринги, – сказал Шлыков. Похоже, он загодя приготовил этот спич. – Наше здесь присутствие тому порукой. «Планетариум» в моем лице желал бы получить эксклюзивную информацию из первых уст. Как вы знаете, на Земле по-разному относятся к тому, что происходит в межзвездном эфире. Наша цель – убедить их, что люди, работающие в Галактическом Братстве, не забывают и об интересах родной планеты…
– Пожалуй, на этом наше знакомство с доктором Кратовым прервется, – вмешался Данбар. – Сейчас он направляется на очередной раунд переговоров с представителями наших коллег тоссфенхов. А уж вернувшись, ответит на ваши вопросы со всей присущей ему откровенностью.
– А можно мне с вами? – насморочным басом спросила Ева-Лилит.
– Нет-нет, – поспешно сказал Данбар, опережая изготовившегося было продемонстрировать «присущую ему откровенность» Кратова. – Сейчас мы с вами посетим смотровую площадку, где можно полюбоваться красотами Сиринги в натуральных цветах и объемах…
Кратов кивнул журналистам и набрал на кодовой панели длинную комбинацию из символов графического астролинга. Диафрагма люка бесшумно разошлась, открывая проход в нейтральную зону.
– Константин, – сказал ему вдогонку Данбар. – Мягко вам грохнуться.
5
– Сильный ход, – сказал Шойкхасс раздумчиво. – За ним чувствуется большой опыт и глубокие познания в комбинаторной теории. Наверняка за этим стоит господин Моргенштерн…
– Вы знакомы? – спросил Кратов, уходя от прямого подтверждения.
– Заочно. Лет восемь назад мы даже сыграли одну партию… по ЭМ-связи. Это было прекрасно и чрезвычайно утомительно. На каждую транспозицию уходило по два-три заката.
– Я не покажусь бестактным, если полюбопытствую об исходе той игры?
– Мы прекратили партию где-то на середине. Каждый из нас полагал, что его позиция ведет к успеху. К тому же, мы оба довольно откровенно применяли тактику блефа – а это требует чрезвычайной осмотрительности и предполагает личный контроль за ходами оппонента! – и уже запутались, кто и где сплутовал. Эти игры по галактической сети – весьма дорогое удовольствие…
– А как у нас обстоят дела нынче? Ведь вы, я полагаю, не отказались от блефа раз и навсегда?
Шойкхасс нарисовал саркастическую улыбку, как он ее понимал: один уголок рта приподнят, другой опущен.
– Тактика блефа строится на убеждении противника, что никакого блефа нет и в помине. Угадайте с двух раз, что я отвечу на ваш вопрос?
Кратов хохотнул.
– И примите к сведению, что к моменту отказа от продолжения партии у каждого из нас на руках было по меньшей мере четыре трикстера, – продолжал тоссфенх. – Какой нормальный гроссмейстер в здравом уме станет вести честную игру с такими фигурами?! У нас же с вами, как мне представляется, не больше одного. Или я ошибаюсь?
– Тактика блефа предполагает, что я с пеной у рта пущусь заверять вас в вашей прозорливости, – резвился Кратов.
Рептилоид навис над игровым полем. Все три пары его рук раздумчиво шевелились над замком Трех Секретов.
– Что вы замышляете, мастер? – рассуждал он. – К чему эти эволюции вашей Пурпурной Леди? Ведь это же цвета ей явно не присущие и не подобающие…
– На этом и строится комбинация, содержание которой я вам не открою ни за какие коврижки. Вам же знакомо неудержимое влечение к контрастам, если угодно – к катахрезам и оксюморонам. Раса тоссфенхов никогда не питала пристрастия к зеленому и голубому. Ваши цвета – красный и песочно-желтый. Цвета тоссханнских ландшафтов и растительности. На Уссхесайсе и Эссиухше, как мне известно, примерно та же затейливая гамма…
– Вы прекрасно осведомлены о будничных реалиях наших миров.
Кратов едва удержался, чтобы не брякнуть: «Благодарю вас, сэр».
– Это моя работа, – скромно заметил он.
– Я слышал, что у людей предпочтения все же не в пример шире, – сказал Шойкхасс. – Закутанная в хлорофилловую вуаль Земля. Красный Марс. Черная Венера. Желто-зеленая Амрита. Серо-стальной Титанум. Пепельная Магия и дождливо-голубая Эльдорадо… Люди способны привыкнуть к любому небу и любой тверди. Страсть к разнообразию и боязнь рутины – в их крови. Красного, кстати сказать, цвета… Отчего же они так рвутся заполучить еще одну Землю? Или с той, первой, у них неладно? Она неизлечимо больна, и людям необходимо привычное глазу, заранее обустроенное местечко для отступления?
– Ваши информаторы преувеличивают недуги моей родины. Земля не так благополучна, как нам хотелось бы, но кризис, кажется, миновал, и планета на пути к выздоровлению. Серо-желтые пятна лишаев-пустынь возвращаются в естественные пределы, а в перспективе должны и вовсе исчезнуть. Я и сам вырос среди степей и песков, но сейчас там, где прошло мое детство, – зеленые сады. Что же до еще одной Земли… Сиринга и вправду похожа на Землю. И мне больно было бы думать, что этот прекрасный мир кому-то придет в очень умную голову перекроить по своему усмотрению. Содрать с него одежды из зеленого шелка и напялить грубый красный балахон.
