– Это сделал я, – горделиво подтвердил астрарх.
– Да… – Кратов замялся, не зная, как ему обращаться к этому исполинскому существу: то ли «учитель», как он делал это, общаясь с тектонами или пожилыми мыслителями из старших галактических рас (все мыслители старших рас изначально казались ему пожилыми, хотя это было зачастую не так; но астрарх отчего-то не производил такого подавляющего впечатления, даже несмотря на поистине космические габариты), то ли «патрон», как из каких-то своих соображений поступал хтуумампи.
Астрарх пришел ему на помощь.
– Меня зовут Лунный Ткач, – сказал он. – Это приблизительный смысл моего имени на том языке, что был для меня родным, пока я не стал тем, кто я сейчас. Красиво, правда? Нет той нарочито холодной отстраненности, как у стариков-тектонов… Если ты, братик, обратишься ко мне просто «Ткач», я не испытаю неудовольствия.
Кратов с трудом сдержал нервическую усмешку. Уж кем-кем, а «братиком» его не величал никто! Из каких, любопытно знать, кладезей астрарх черпал свои познания в русском языке? Уж не из детских ли книжек?!
– Да, Ткач, это сделали вы, – кусая губы, чтобы не расплыться, промолвил Кратов. – И я был одним из спасенных.
– Привет, – сказал астрарх. – Ты сильно изменился.
– Я избавился от скафандра, – сдержанно пояснил Кратов.
– Ах, да… – в голосе Ткача отчетливо прозвучала звенящая ирония, которой было так много, что она делалась необидной.
– Нам повезло, что вы со своим шаровым скоплением случились поблизости.
– Мы выбрали это удачное местечко, потому что ждали: вот-вот из экзометрии вывалится маленький корабль, из-за которого, собственно, все и затевалось, – заявил астрарх. И тут же прибавил: – Это я так шучу. Если по правде, то это было распоследним местом, где следовало бы летать маленьким кораблям с маленькими существами. Да и большим небезопасно…
– У нас не было выбора, – пожал плечами Кратов.
– В шаровом скоплении была хорошая работа, – мечтательно сказал Ткач. – Нас собралось тридцать два, и каждый скатал из вещества вселенной, энергии сфер и своих мечтаний по одной звезде. А потом мы их зажгли. Моя звезда разгорелась до желтого накала. Как и та, что освещает ваши планеты. Обожаю этот цвет! Это значит, что она непременно будет греть бока теплокровным тварюшкам вроде тебя, из которых в свое время выйдет толк… А еще мы собрали в одном месте шестьдесят четыре блуждающих планеты-сиротки изо всех уголков мироздания, шестьдесят четыре холодных каменных шара, и запустили их по орбитам вокруг наших звезд, чтобы они оттаяли. Каждая из планет проходит в своем пути мимо восьми разных звезд. Здорово, а? Надо уметь! Поэтому скопление и получило такое смешное имя. И я хочу дожить до того дня, когда в этом удивительном мире сможет поселиться какая-нибудь из тех рас, что еще привязаны к планетной тверди. Какие-нибудь теплокровные тварюшки… Там будет нескучно жить, братик. Восемь времен суток, каждое – своего цвета, и никогда не наступают сумерки. Шестнадцать времен года, которым еще нужно будет выдумать названия. Вот задачка-то! Голубые снегопады, зеленые дожди и золотая сушь. Тем, кто там водворится, придется поднапрячь свое воображение… Ты достаточно вольная комета, чтобы летать где хочешь?
– Ну, в каком-то смысле… – промямлил Кратов, мучительно стараясь понять, что имел в виду этот блистательный хвастунишка.
– Тогда бросай все и лети на Восемью-Восемь! Просто так слетай, без дела. Тебе должно понравиться: я чувствую, у тебя довольно хаотический характер… – озадаченно хмурясь, Кратов попытался в спешке проанализировать свои мысли, в надежде уяснить, что в них привело астрарха к такому умозаключению. – Поброди по планетам, полюбуйся. Непременно загляни на ту, что отмечена в лоции скопления как… – одна из рук астрарха стремительно начертила прямо в воздухе светописную строку «8*8-ЛТ-31». Символы и цифры слегка подрагивали и сыпали холодными искрами, как вмороженный в пустоту фейерверк. – Это мое любимое местечко. Я бы слетал с тобой, да паучата не отпустят, пока не залечу все повреждения…
– Патрон, мы не арахноморфы, – почтительно вмешался в разговор хтуумампи. – Мы происходим от древнейших океанических членистоногих…
– Я помню, братик, – беспечно отмахнулся Ткач. – Вы замечательные, милые, но вам бы еще чуточку юмора!
– Юмор – это аберрация разума, – буркнул перламутровый краб.
– Тогда я, наверное, кажусь тебе самым большим клоуном в Галактике? – удивился астрарх (на Кратова обрушился водопад лучистой энергии трудно скрываемого смеха).
– Нет! Нет! – возопил окончательно потерявшийся хтуумампи. – Отнюдь не самым!
– Позвольте, Ткач, – вмешался Кратов. – Как-нибудь я последую вашему совету. Разумеется, не в самое ближайшее время… Но, наверное, там и сейчас небезопасно маленьким кораблям?
– Ну, теперь там гораздо спокойнее! – Астрарх проворно перебрал руками, и перед ним из ничего возникла светящаяся схема шарового скопления, с аккуратно расставленными во взаимном равновесии цветными светилами и чинно плывущими по скрупулезно рассчитанным орбитам планетами. – Вот моя 8*8-ЛТ-31, – сказал Ткач, плавно поднося длинный суставчатый палец к одному из серых шариков. – На ней уже ничто никому не угрожает. Слабая, но устойчивая газовая оболочка. Как ты и любишь, азотно-кислородная смесь. Открытые водоемы из растаявшего реликтового льда. Такой забавный феномен, как газовые гейзеры… Вот разве что в этом районе пока не слишком спокойно, – палец погрузился в самую сердцевину схемы, бесцеремонно пронизывая солнца и распихивая планеты. – Там еще остались пятеро из нас – внести последние штрихи в небесную механику. На некоторых планетах… здесь, здесь и здесь… работают гилурги. Сглаживают рельеф, восстанавливают водные ресурсы, генерируют атмосферу. Если наша работа принесет свои плоды… – Ткач звонко сомкнул руки, и схема пропала. – Кто знает, будет ли смысл продолжать широкомасштабную экспансию… дорогостоящие и опасные исследования звездных систем… освоение неблагоустроенных миров… И не проще ли будет сразу строить миры по своему вкусу?
– Вот уж не знаю! – воскликнул Кратов. – Это предмет для дискуссии… Возможно, и проще. Только все ли согласятся на готовенькое?
– Еще бы, – весело отозвался Ткач. – Страсть к экспансии трудно преодолеть. Особенно теплокровным тварюшкам… Да и нужно ли? Древнему ориентировочному рефлексу обязано своим возникновением Галактическое Братство. Если бы разумными существами не двигала любознательность, где бы сейчас находился каждый из нас?! Есть расы-завоеватели, которые рвутся вширь, словно их распирает изнутри пассионарная энергия. Открыть как можно больше миров, увидеть своими глазами и узнать все на свете… И есть расы-строители. Они находят гармонию в созидании того, что прежде не существовало. В этом разница между тобой, братик, и мной. Надеюсь, мы прекрасно дополняем друг дружку… Но ведь ты пришел сюда не затем, чтобы выслушать мою праздную болтовню о путях цивилизаций?
– Вы правы, Ткач.
– Ты говорил, что желаешь поделиться своими воспоминаниями.
– Боюсь, я неверно сформулировал свои намерения.
– Ну так не бойся! – По телу астрарха прокатилась волна, сочленения мелодично зазвенели. Возможно, это был его смех. – Никто тебя не съест…
«Он читает мои мысли, – подумал Кратов обреченно. – Болтается в своем гамаке и читает! И при этом не испытывает никаких моральных угрызений. Еще бы! Пришла теплокровная, мягко говоря, тварюшка. Что ей нужно – она сама не знает. Да еще и дрейфит без удержу… Он просто развлекается. У него хорошее настроение. И не мне, с моими заботами, судить его. А может быть, ему просто скучно торчать в этом затянутом паутиной коробе, среди мрачных деловитых паучат. Ему хочется на простор, в пустоту и бесконечность, где холод ночи сменяется жаром звездных корон. Его гнетут замкнутые пространства. И мой визит – лишь возможность ненадолго отвлечься от тоскливых мыслей».
– Я хочу, чтобы вы нашли наш корабль, – сказал Кратов.
