Граничник (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

— Нас это не пугает, — пожал плечами Аксель. — Да и тебя не должно. Ты тоже получил Дар.

— Не магический.

— А какая разница? Где ты проводишь линию границы между чудом Господним и магией? И не Его ли волей получаем мы дары?

— Ворожеи не оставляй в живых, — ответил Страж цитатой из Писания. — Но я не собираюсь с тобой затевать богословский диспут — ты проиграешь. У меня ведь наставитель в голове сидит.

— Догматик, как и все ортодоксы! — отмахнулся пастор, впрочем, без злобы и обиды. — Но согласись, времена изменились, а значит и подход Церкви должен стать другим.

— Ты меня вербуешь сейчас, я не понял? Вот, брата Георгия смущай, он еще молодой.

— Я ревнитель, вообще-то! — оскорбленно буркнул паренек, до этого в разговор старших старавшийся не лезть. Не очень понятно, что он хотел этим сказать, впрочем, внимания на этот эмоциональный выплеск никто не обратил.

— Нет, — харизмат снова принялся оглаживать бороду. — Зачем бы? Пытаюсь заставить тебя думать. Но скажу честно: воин с даром изгнания не помешал бы реформаторской церкви.

— Давай сделаем вид, что ты этого не говорил, а я — не слышал.

Так вот мы и проводили время, пока епископы в соборе решали куда разойдутся наши пути. В конце концов разговор иссяк сам собой, и зал Трибунала погрузился в тишину.

А потом за нами пришли. Сперва в зал вошли двое протестантов и поманили Акселя к выходу. Потом и за Стефом дьяка прислали. До чего-то все-таки иерархи договорились. И от того, к чему они в итоге пришли, нас ждут либо новые шишки, либо — что очень вряд ли! — благодарность викария.

Подходя к собору, Стефан заметил, как собиралась в путь делегация гданьской епархии. Прямо сейчас охранники грузили на платформу, вроде той, на которой мы прошли болота, завернутое в саван тело инквизитора.

«Похоже, не договорились столпы Церкви!» — поделился я с подопечным мнением.

«Аксель прав», — ответил Стеф, непонятно что имея в виду, и поднялся по ступеням в собор.

Викарий ждал нас в средней части храма, сидя под иконостасом прямо на ступенях амвона. Заляпанный кровью подрясник он уже сменил, лицо умыл, бороду расчесал и теперь совершенно не походил на того яростного воина, каким был в зале Трибунала. Глянув на Стефа, он сморщился, словно куснул горькой редьки, и знаком велел ему приблизиться.

— Вот что, Дуров, — начал он без всяких предисловий. — Каша эта с тебя заварилась, так что справедливо будет, если ты и примешь участие в ликвидации последствий.

— Я готов, отец Владимир, — демонстрируя идеальное смирение, Стеф даже голову склонил.

— Ты монашку-то тут мне не строй! — неожиданно взорвался епископ. — Готов он! По твоей милости мы потеряли второго викария, католики на нас волком смотрят, а питерские и вовсе в открытую об отделении говорят!

— А еще я епископа нижегородского в болезнь тяжкую вверг и Высшего демона на Трибунал впустил, — тут же оскалился Страж. — Чего уж там, владыко, валите все на меня! Это же я проспал еретиков в стенах трех епархий! Я спорить не стану, приму любое наказание…

— А ну захлопнул рот! — взревел отец Владимир, вновь превращаясь в боевого священника, который крушил черепа изменников распятием. — Обиды мне тут свои, давай, попоказывай! Агнец, тоже мне! Кто от Трибунала хотел скрыть Дар Господень?

— Он еще и с колдунами якшается, Ваше Преосвященство! И с ведьмами Триады на болоте замечен был! — тонким голосом доносчика проскрипел подопечный. — А уж девок сколько на сеновалах попортил — и не счесть! Давно я вам говорил — всех Стражей в черное духовенство надо переводить! Пущай сан монашеский принимают, а то ведь распустились-то, распустились!

До того хорошо у него вышло, что даже я едва подавил желание оглядеться по сторонам, ища какого-нибудь дьячка. А викарий и вовсе выпучил глаза, покраснел и, казалось, сейчас взорвется! Но вместо того, чтобы отчитать граничника за неуместное шутовство, он вдруг совершенно несообразно чину расхохотался. Как какой-нибудь мирянин в кабаке после трех стаканов пива и скабрезной шуточки.

— Я и забыл на этой должности, как тяжко с граничниками разговаривать! — смахивая слезу, выдохнул он через минуту. — Особенно если бродяжник тот вины за собой не чувствует.

— Да как же не чувствую, отец Владимир, — тоже уже спокойно отозвался Стеф. — Очень даже чувствую. И отвечать действительно готов. Вы главное скажите, за что именно. О чем, кстати, с гостями договорились?

Священник бросил на подчиненного хмурый взгляд, но мигом спустя смягчился, признавая за Стражем право узнать о результатах переговоров. Все же, если бы не Стефан, не дожил бы отец Владимир до этого разговора.

— Да непонятно пока ничего. Договорились о происшествии молчать, но это, сам знаешь, как шило в мешке прятать. Рано или поздно все наружу выйдет и, как водится, в самый неподходящий момент.

— Конец Ассамблее?

— Ассамблея — лишь форма, сын мой. Церковь — суть. Ей не конец, и это главное. Но не об этом речь. Сейчас нужно решить, что с тобой делать… Святой Воин.

Теперь уже Стеф лицом скривился.

— Владыко… — начал было он, но тот его оборвал.

— Знаю все, что ты сказать хочешь. Что нет у тебя силы той, про которую все говорят, что Страж ты, а не ревнитель, и что чин изгнания не ты применял, а тот мальчишка, в которого ты временно превратился, памяти лишившись. Все так. И не так. Тебе было явлено чудо и дар веры. А дары свои Господь обратно не отбирает.

— Да это понятно…

— А ежели понятно, то стой спокойно и старших слушай! Вот тебе мое решение. Собираешь сейчас вещи, потом в канцелярию за приказом и с утра выезжаешь на Херсон.

Я тут же активировал карту, поднял свежую статистику по названному епископом региону, загруженную, еще когда к локальной сети епархии подключился, и сразу же озвучил полученные данные своему подопечному.

— Там же тишь и гладь, отец Владимир! — возмутился Стеф, едва дослушал мой доклад. — Что там Стражу делать? Община на полтораста дворов, пост на «звезду» и никаких происшествий уже лет десять! А, я понял! Это ссылка? На стационар посадить, с глаз долой — из сердца вон, так получается?

Епископ раздраженно засопел.

— Дуров, у тебя вообще, что ли, инстинкт самосохранения на фронтире отшибло? Ты за тоном-то следи, понимай, когда и с кем говоришь! Я тебе сокурсник или начальство?

— Прошу прощения, владыко…

— В зад себе его засунь! — видимо, тяжелый день, который все никак не заканчивался, да еще имел продолжение в виде беседы со строптивым бродяжником, окончательно подкосил христианское долготерпение иерарха, раз он начал на казарменном языке изъясняться. — Сказано тебе, едешь на Херсон! Но не Стражем, а старшим ревнителем. Тамошний брат Алексий Богу душу отдал — его сменишь. И не перечь! Сам знаю, что не твой профиль! Но мне пока не до тебя, Дуров! Тут конюшни, как выясняется, по бабки засраны, а на разгребании только я и остался. Тем и займусь, а потенциальный Святой мне тут под боком совсем не нужен. Так что едешь на Херсон, там дела принимаешь и сидишь тихо, чтобы не слышно и не видно тебя было, понял? Дар вон свой развивай! Молись и веру укрепляй! И, кстати, совсем это не захолустье, а важный торговый пост епархии, так что цени — участок ответственный тебе доверяю.

Стефан надолго замолчал: ни мне, ни иерарху ни слова не сказал. Замер, будто статуя из камня, и что-то там себе в голове крутил. Зная его, я подозревал, что прямо сейчас он давит рвущиеся на язык ругательства.

Викарий тоже молчал, внимательно наблюдая за граничником. Было у меня странное ощущение, словно он не был уверен, что Страж его приказ выполнит. И более того, был внутренне готов к такому повороту. Настолько, что в пределах окрика расположил наряд крепких дуболомов из числа храмовых Стражей.

Но тот его удивил, да и меня, признаться. Шагнул к викарию, колено преклонил под благословение и произнес голосом ровным, без капли волнения — а я-то видел, как его организм бушевал.

— Как скажете, Ваше Преосвященство. Снаряжение Стража сдавать?