— Окей, шеф, — кивнул Щека и полез на крышу нашей новой машины.
Мы обменяли нашу Кадди, с доплатой с нашей стороны, на Митсубиши Делика, заточенную под бездорожье.
На крыше у неё есть багажник, на который мы поместили два питбайка KAYO Mini — они нужны для тактической разведки и фланговых обходов групп мутантов.
К сожалению, эти штуки сильно шумят, поэтому животные всегда быстро узнают, куда надо бежать, если хочется внепланово пообедать, но альтернатив не предвидится — нам нужна скорость.
В городе есть электрические питбайки, но они нам не по карману, потому что счастливые обладатели этих некогда дешёвых и очень ненадёжных штук прекрасно знают о потребностях КДшников и заламывают неадекватные цены.
Спускаем наши питбайки на землю и готовим их к возможной поездке, а Фура и Галя поднимают на вышку тяжеленную ПТРС с пришаманенным к ней оптическим прицелом с кратностью 12×.
Этот раритет времён Великой Отечественной мы обменяли на 36 граммов золота, у военных — сделку заключали с майором Климовым, командиром батальона, направленного на прикрытие южного участка стройки стены.
Неизвестно, откуда у них это оружие древних, но оно и не особо важно — важнее то, что оно питается патронами 14,5×114 миллиметров, применяемыми в широко распространённом в войсках КПВ. Достать патроны для КПВ тоже непросто, но ПТРС с оптикой — это, по сути, снайперское оружие, которому не нужно стрелять очередями.
Майор Климов уверяет, что бронебойный патрон из ПТРС пробивает БМП-2 в лоб на дистанции до километра, поэтому ни одно живое существо, с какой угодно бронёй, не сможет пережить хорошее попадание из этого противотанкового ружья.
Поэтому-то мы и раскошелились — гранатомётов на всех не хватает, выдают их теперь крайне неохотно, а чем-то убивать броников, лютиков и свинопотамов надо…
На крайний случай есть ручные гранаты, которые мы так и не пустили в ход ни разу, но и они конечны, потому что есть среди КДшников более важные персоны, которым «нужнее, чем нам» — по версии командования.
Сажусь на питбайк и проверяю экипировку. Вроде как, ничего не болтается, автомат закреплён, и я ничего не забыл.
«Давно не было прогресса…» — подумал я с лёгким беспокойством.
После жестокого убийства свинопотама, состоявшегося две недели назад, нас так и держали на том же направлении, до тех пор, пока не был закончен западный участок стены.
Больше ничего серьёзного в те края не забредало — в основном собаки, сурки, а также несколько лис. Всё это приносило мне сущие копейки опыта, которых хватило только на поднятие одного уровня.
Сейчас я на 28-м и до 29-го осталось ещё 436 очков опыта.
За всякую псину дают десятки единиц, потому что убивается она очень легко, благодаря отточенной тактике, а крупное зверьё, почему-то, избегало нашего участка.
Зато Проф тоже поднялся на уровень, получив 18-й, а Щека набил два уровня, поднявшись до 16-го.
Фура подняла три уровня, достигнув 17-го, а Галя поднялась на один, до 21-го.
Я опережаю всех с большим отрывом, но он сокращается, потому что нужно всё больше и больше опыта, который слишком долго набивать на мелком зверье. Ну и нельзя сбрасывать со счетов то, что я — командный игрок и та же стая псин может сравнительно легко загрызть меня, окажись я один…
— Господа КДшники, — подошёл к нам старшина Новоникольцев. — Есть закурить?
Он из подразделения, обороняющего этот участок уже около полутора недель. Ротации никакой не предусмотрено, поэтому солдаты кукуют здесь днями и ночами.
На вид ему лет тридцать, одет в стандартную форму ВС РФ, но заляпанную угольной пылью с карьера. Экипирован по полной программе — в тяжёлый бронежилет и кевларовый шлем, а вооружён АК-12 с подствольным гранатомётом.
Особенности экипировки объясняются тем, что дела в регионе пошли очень не очень и нередко случаются нападения не только со стороны зверей, но и вооружённых огнестрелом людей.
— Может, ещё и выпить попросишь? — посмотрел на него недовольным взглядом Щека.
— И от выпивки бы не отказался, — усмехнулся старшина.
— Держи, — протянул ему Щека начатую пачку сигарет.
Новоникольцев вытащил из неё сразу две и одну из них закурил.
— Тишина? — поинтересовался он.
— Тишина, — кивнул я.
— Говорят, в городе стало совсем плохо, — произнёс старшина.
— Говорят, что да, — согласился я. — Но я только по слухам ориентируюсь — мы, почти как вы, каждый день на передовой.
— А что именно говорят? — уточнил Новоникольцев.
— Да всякое, — пожал я плечами. — Командование начало массовое изъятие огнестрельного оружия, будто бы на нужды фронта. Преступность резко возросла, социальная напряжённость повысилась, а в заверения руководства никто особо уже не верит…
— Прямо так плохо всё? — нахмурился старшина.
— А у тебя телефона, что ли, нет? — спросил его Щека. — В интранете, конечно, подтирают всякие дестабилизирующие сообщения, но их пишут слишком много, чтобы никто ничего не заметил.
— Кто-то уже призывает к митингам, — добавил я. — Говорят, надо выходить, добиваться справедливости и всё такое…
— Они что, думают, будто власти скрывают запасы продовольствия? — уточнил старшина.
— Я не знаю, что они думают, — честно ответил я. — Но точно знаю, что так вечно продолжаться не может — нам-то насрать, мы на пайке, а вот гражданские точно не смогут долго выносить происходящее. Возможно, будут митинги и забастовки…
Хорошо питаются сейчас только военные и околовоенные, а также рабочие на критически важных заводах. Остальные же получают минимальный паёк, который ещё и сократили недавно на 25%.
Продовольствие кончается, охотничьи команды приносят недостаточно, а наши общие потуги по добыче хоть какого-то мяса не приводят ни к чему.
Бродяг становится всё больше — отчаявшиеся люди отправляются в рейды, малыми и большими группами, но возвращается их слишком мало, а ещё меньше возвращается с хоть какой-то добычей.
Да и все доступные окрестности давно вычищены. Времена, когда можно было случайно наткнуться на дачу с погребом, полным закруток, безвозвратно ушли…
Теперь приходится уходить далеко, и каждый пройденный километр кратно увеличивает риск напороться на кого-то зубастого и когтистого, который тоже ищет, чем бы поживиться. Или на кого-то похуже — на других людей, например.
— А по мировой обстановке есть какие-нибудь новости? — поинтересовался старшина.
— Об этом практически ничего не говорят, — сказал я. — Никто не знает, что творится в мире…
— Да я не о мире в целом, а о других городах, — пояснил Новоникольцев.
— А-а-а, ты об этом, — покивал я. — Ну, командование поддерживает связь с Новосибирском, Барнаулом, Омском, а также с казахстанскими городами — Усть-Каменогорском и Павлодаром. Мне не докладывают, о чём идёт разговор, но ходят слухи, что там ситуация гораздо хуже, чем у нас.
— А я думал, что уж в Казахстане, с его степями, всё точно будет хорошо, — произнёс старшина. — С чего это там положение хуже, чем у нас?
— Я не знаю, — пожал я плечами.
— Там было сравнительно развитое скотоводство, — вмешался в разговор Проф, вышедший из машины. — Я бывал в Казахстане в 70-е — там в каждой деревне овцы и коровы, куры, кролики…
— Ага… — задумчиво кивнул старшина.
— У нас зверьё может прокормиться с леса — везде растёт что-то съедобное, ну и мелкую живность всегда можно подъесть, — продолжил Проф. — А в степи еды очень немного, поэтому, даже если животные не сразу атаковали людей, очень скоро в степях кончилась еда и они пошли к сёлам и городам.
Новоникольцев задумался.
— Думал, что можно туда податься? — улыбнулся Проф.
— Мелькала такая мысль, — признался старшина.
— Сейчас везде плохо, — вздохнул Проф. — Нам повезло, что у нас есть уголь — он гарантирует, что эту зиму мы точно переживём.
Недавно он пояснял нам, что металлургические заводы остановлены практически полностью, поэтому больше не отъедают почти половину энерговыработки, а ещё на них очень большие запасы угля.
