— Разве что букет сорняков, — проворчал я из вредности. — Репейник и пырей ползучий.
Фаина Георгиевна уязвлённо поджала губы:
— Зато он очень умный.
В подтверждение сказанного пресловутый Букет опять выскочил на середину комнаты и зашёлся в исступлённом лае. Правда хватило его ненадолго, он снова раздражённо чихнул и потрусил к креслу, виляя задницей, как портовая шлюха. Там он шлёпнулся на пятую точку и зачем-то завыл.
— Уй ты мой халёсинький! — засюсюскала Фаина Георгиевна и подняла сияющий взгляд на меня. — Ревнует меня ко всем. Золотце, правда же?
Я взгляды Фаины Георгиевны на «золотце» не разделял, но сейчас было не время выяснять это. Поэтому я завёл разговор о том, ради чего, собственно, пришёл:
— Что случилось у вас, Фаина Георгиевна?
— Ничего не случилось, — величественно отрезала она и закурила, демонстрируя, что говорить нам не о чём и разговор закончен.
Но я в такие игры играть тоже умею. Поэтому я спросил прямо, без реверансов:
— Вас что, опять из театра выгнали?
— Кто-о-о-о? Глориозов? Меня? — фыркнула Фаина Георгиевна, — ещё чего!
— Нет, Завадский, — тихо сказал я.
— Завадский! Завадский! Никогда, Муля, ты слышишь? Никогда! Не произноси! При мне! Это! Имя!
— Таки с ним поругались? — удручённо покачал головой я. — Он вам не заплатил за работу?
— Я о нём вообще не желаю больше говорить! Он великий человек, он один вместил в себя сразу Ноздрева, Собакевича, Коробочку, Плюшкина — терпеть его не могу! — взорвалась Фаина Георгиевна, а потом вдруг миролюбиво добавила, — дело вообще совершенно в другом.
Она замялась, а потом решительно произнесла:
— Завадский, конечно, гад ещё тот! Но он честный гад. И деньги он выплачивает всегда. Мало, но выплачивает.
— Тогда где деньги?
— А чего ты вообще прицепился? — с подозрением посмотрела на меня Злая Фуфа, а потом не удержалась и добавила, — откуда ты вообще про деньги это взял? Тоже претендуешь на наследство?
А злобный пёсик Букет высунул голову из-под кресла и мрачно на меня гавкнул.
Тут в коридоре послышались шаги и в комнату без стука вплыла Нюра. В руках она держала поднос, на котором были Дусины оладушки, творог, котлеты и прочая еда.
— Вот, — сурово сказала Нюра, — вам поесть надобно.
И поставила поднос на журнальный столик, прямо рядом с пепельницей.
— А ты почему не стучишься, когда заходишь? — проворчала Фаина Георгиевна, но это было беззлобно, больше для порядка.
Нюра также беззлобно отреагировала:
— Ой, да какая прям разница!
Видно было что эти разговоры у них ведутся постоянно и все к ним давно уже привыкли и воспринимают как некую игру.
— Теперь ты, Муля, как порядочный мужчина, должен на мне жениться, — печально молвила Фаина Георгиевна, выпустила струю дыма и вдруг трубно расхохоталась.
— Вижу вам уже полегче, — огрызнулась Нюра.
— Я не хочу есть! — гордо заявила Фаина Георгиевна, но при этом её живот предательски заурчал.
— Дуся обидится, если вы не попробуете её оладушек и котлет, — как честный человек предупредил я. — Я ей обязательно наябедничаю.
Злая Фуфа и Нюра захихикали. Чтобы не смущать её, я сказал:
— Пока вы кушаете, я Букета выгуляю. Давно хотел обойти вокруг вашего дома.
Я посмотрел на пса и сказал:
— Букет, гулять!
Но вредная псина не отреагировала. Тогда я спросил:
— А где поводок?
Поводка в доме не оказалось.
— Он не любит с поводком, — заявила Злая Фуфа и аккуратно взяла котлету в одну руку, а оладушек — в другую.
Я попросил у Нюры верёвочку и вот так, за верёвочку вытащил упирающегося пса из дома. По дороге тварь пыталась меня опять цапнуть. Я уже раздумывал — дать ли ей поджопник или лучше сразу два, как дверь из подъезда открылась и Букет увидел свободу. Он сразу же сообразил, что гулять — это хорошо, подскочил к клумбе и активно занялся мелиоративными работами, а если точнее — удобрением и поливом почвы.
Я деликатно подождал, протащил-таки пса вокруг дома (правда по укороченному маршруту, так как животное стремилось обратно, в свой ареал обитания, а конкретно, в квартиру Фаины Георгиевны).
Когда я депортировал пса обратно в квартиру, Фаина Георгиевна уже закончила ужинать и сейчас пила чай с довольным видом.
— Чай будешь? — спросила она умиротворённым голосом.
В ответ я спросил:
— Так кто отобрал у вас деньги, Фаина Георгиевна?
* * *
* автор в курсе, что Букет — это собака, которая была у Ф. Г. в детстве. Но Мальчик появился аж в 1978 году. А до этого у неё в разное время жили эрдельтерьер Блэк, черно-белая длинноухая спаниель Мушка, кот Кузя, какие-то канарейки и прочие птички, а также кошки. Но по сюжету больше подходит Букет, так что слегка изменим действительность ради художественного вымысла.
Друзья!
Хочу сказать огромное спасибо за вашу активность, вежливость, поддержку и обратную связь. Первым делом каждое утро я смотрю ваши комментарии под этой книжкой. И они меня заряжают такой энергией, что я сажусь писать очередную проду.
Мне очень приятно, что мы с вами мыслим одинаково, и что вам нравится эта история, над которой я практически ежедневно тружусь третий месяц подряд (если не считать эту неделю).
Значит, не зря тружусь…
Глава 25
В комнате повисло молчание. Фаина Георгиевна не отвечала, а я ждал.
Наконец, когда тишина стала густой, словно кисель, и тянуть паузу дальше было невежливо, она тяжко вздохнула и сказала печальным голосом:
— А ведь всё так хорошо начиналось…
И укоризненно посмотрела на меня.
— А всё-таки? — не дал спрыгнуть с темы я.
— Никто не отбирал, — проворчала Злая Фуфа. — Я сама отдала.
Я на какой-то момент аж завис.
— В смысле «сама отдала»? — отмер я. — Как я понимаю, там речь шла о довольно-таки крупной сумме денег. Насколько, кстати, сумма крупная?
— Две шубы купить можно, Муля. И ещё на сервелат с зернистой икрой останется, — вздохнула Фаина Георгиевна и отвернулась. — Я премию как раз получила. За вклад в искусство.
— Ничего себе, — покачал головой я, — а как это так получилось? У человека этого было несчастье? Или на лечение ему срочно надо было? В чём дело?
Фаина Георгиевна потянулась за новой сигаретой. Подкурила. С третьей попытки. Пальцы её чуть подрагивали.
— Понимаешь, Мулечка, — тихо сказала она, — если бы ты только знал, как я одинока…* Вся жизнь моя — только работа. Совсем юной я осталась в Советском Союзе одна, без семьи, по двум причинам — не представляла жизни без театра, а лучше нашего, русского театра, в мире нет. Но и это не главное… Я ведь работаю трудно, меня преследует одиночество… Прихожу домой, после шума спектакля, после аплодисментов зрителей, а дома — тишина…
Она вздохнула, затянулась и продолжила:
— И только мой любимый Букет меня ждёт…
При слове «букет» собачонка настороженно подняла голову. Обнаружив, что на него все смотрят, Букет тявкнул.
— Хороший мой! — с умилением сказала Фаина Георгиевна, — мой самый верный и лучший друг!
Она засюсюкала, и вредная псина потянулась к ней, чтобы его погладили.
Фаина Георгиевна почесала его за ухом, погладила. Букет разомлел, захрюкал, упал на спину, подставляя пузо: мол, чеши давай дальше.
— Фу, Букетище, как же ты нехорошо пахнешь, — она вздохнула и попросила, — Мулечка подай мне фуняфки. Для этого негодного мальчика.
— Простите, Фаина Георгиевна, а что такое «фуняфки»?
— Духи, — рассмеялась она, — вон стоят. Я не дотянусь, а вставать не охота.
Я протянул ей пузатый пузырёк:
— А почему «фуняфки»?
— Это с польского, — пояснила она, обильно сбрызгивая пса дефицитными французскими духами. — Я же из Таганрога. У нас там свои традиции. Привыкла…
В комнате остро запахло сладкой ванилью и пионами. Аромат смешивался с запахами псины и курева. Я аж чихнул.
