— Я могу прийти позже, но тогда опоздаю, — произнес я. — От тебя ничего не останется, мне нечего будет забрать.
— У меня завтра день рождения, — призналась она.
— Я знаю.
— И утром я проснулась с головокружением и тошнотой. Кашляя кровью, я поняла, что это будет мое последний день рождения. Мне так не хочется его отмечать… Я не хочу, чтобы завтра наступило.
— Поэтому я здесь. Оно не наступит, если ты не захочешь.
Она прошла по комнате и села на стул, грустно посмотрела на скрипку, потом на меня.
— Я больше не хочу играть, — призналась она. — Не могу заставить себя. Даже последний раз.
— Я слышал, как ты играла. Это было волшебно. Даже для меня.
Подобие улыбки пробежало по её лицу.
— Я столько всего упустила, не успела, не попробовала… Я хотела дождаться тепла.
— Оно бы не согрело тебя, не стоит портить воспоминания о лете.
— А туда, куда ты меня заберешь, там тепло?
— Конечно, — улыбнулся я. — Там нет дождя.
— Никогда?
— Никогда.
— Ты красивый… мой ангел, хоть и побитый.
— Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы увидеть тебя.
Она некоторое время просто сидела, уставившись в стену, потом утерла слезу и храбро кивнула.
— Я знаю зачем ты здесь, и знаю, что это правильно. Я не желаю мучать себя и оттягивать неизбежное. Не хочу, чтобы остальные видели как я меняюсь.
— Таешь.
— Хай. Не хочу тлеть. — Она тяжело вздохнула и откинула челку легким движением руки. — Что мне нужно сделать?
Я сел прямо и сложил руки на коленях, подняв на неё глаза.
— Ты готова?
— Да.
— Разденься.
Она сначала хотела возразить, но, видимо, посчитала это глупым. Поднялась со стула, развернулась спиной и стала медленно скидывать с себя одежду.
— У меня никогда не было… ну ты знаешь…
— Знаю.
— Мне очень хотелось попробовать…
— Нет, Мори, это не ко мне. Я могу любить тебя, но не так.
Обнажившись, она вытянулась у окна. На худой спине остался след от лифчика, острые ребра проглядывали сквозь кожу.
— Идем со мной, — позвал я, открывая дверь в ванную.
— Что там? — спросила она.
— Алый рассвет на цветочном поле. Там, где у нас будет первое свидание. Я покажу.
Она бросила прощальный взгляд на серое небо и выдохнула. Я протянул её руку, и она взялась за неё, как ребенок за ладонь матери.
Это был вечер, когда Мори Кацури умерла.
Она ушла с улыбкой на лице и поцелуем на губах.
У неё было первое свидание в жизни.
* * *
Бесшумно я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Сердце билось слишком громко, казалось, что его слышно даже в коридоре.
Странное я существо. Два часа назад, когда Мори протягивала ко мне окровавленную руку, я был абсолютно спокоен, пульс в норме, дыхание размеренное, а сейчас…
Я осторожно шагнул в палату, стараясь не шуметь пакетом с вещами.
Асура лежала на больничной кровати лицом к стене. Обернулась на звук, будто ждала кого-то. Половина её лица закрывали бинты, образовывая повязку на глазу. Второй глаз расширился от удивления, лишь я появился в кадре.
— Это ты… — она устало уронила голову на подушки и достала из-под одеяла нож, продемонстрировав его мне. — Часы посещений закончились, как ты сюда попал?
— Я умею пробираться в закрытые зоны, — неопределенно ответил я, присаживаясь рядом с кроватью на стул. — Как ты?
(До чего глупый вопрос. Вот ничего тупее придумать не мог?)
— На обезболах, — вяло отозвалась она. — А ты?
— Тоже.
— Не ожидала тебя здесь увидеть.
Я пожал плечами и показал на пакет.
— Принес тебе вещи из квартиры. Если что-то понадобится, скажи, завтра ещё зайду, в любом случае.
Она скривилась, от боли или от сказанного.
— Рио… Мне не нужно твое сожаление, ты знаешь, как я это ненавижу.
— Я пришел не поэтому.
— А чего тогда? Прошлый раз я тебя месяц не видела.
— Потому что…
— Ну?
Я прикусил губу, не зная, что сказать. Ещё раз взглянул на Мико. Она прятала свежие рубцы под простыней, отворачивалась, чтобы я не заметил синяки на шее и под глазом. Чувствовала себя на сцене цирка уродов. В её взгляде читалось то чувство, которое я ощутил, когда пытал Эзуро. Тот момент, когда мир начинает дрожать и вибрировать, а после окрашивается алым. Это ярость и боль в одном флаконе. Теперь я знал это чувство.
— Потому что я хотел увидеть тебя, — признался я. Это было самое откровенное, что я мог бы из себя выдавить.
— Не меня, — шмыгнула она носом. — Больше нет.
Она отвернулась, чтобы я не видел, как слезится глаз. Не зная, что делать, я открыл окно и закурил. Предложил ей сигарету, поднес зажигалку и дождался, пока она затянется.
Часы тикали на стене, дым поднимался к потолку, мы молча старались не смотреть друг на друга.
— Я отомстил за тебя, — произнес я.
— Что?
— Я поймал этого ублюдка. Живьем, — процедил я.
Она подалась вперед, глаз злобно блеснул.
— Расскажи.
Я положил ногу на ногу и затянулся, глядя в окно, на ночной Токио.
— Сначала я вырвал ему зубы…
В открытое окно холодной палаты забивал надоевший дождь, но нам было плевать. Я говорил и говорил, однотонно и подробно описывая все, что сотворил с ублюдком, посмевшим поднять на неё руку. На середине рассказа её пальцы коснулись моей ладони, а на лице проскользнула улыбка.
Похоже, она была единственным человеком, которой я мог рассказать о том, что сделал, и не быть осужденным.
Мы так и сидели в полумраке, одинокие и изувеченные каждый по-своему.
Я нашел себя здесь, в этом странном, словно нарисованном мире, где насилие и большие глаза идут рука об руку. Вписался, будто был частью экосистемы. Впервые в жизни, мне не хотелось бежать и все бросить.
Я смотрел на неё, на желтоватую марлю на лице, что закрывала глаз, и понимал, что я отомстил недостаточно.
Они все умрут.
Сколько бы их не было.
Все, кто встанет на сторону человека в маске, сгинут, захлебываясь кровью.
Я убью их всех.
Теперь это моё Правило.
Эпилог.
В маленьком кафетерии тихо работал старенький кондиционер. Через плотные жалюзи пробивалось яркое летнее солнце.
Здесь собирались все свои. Каждого из посетителей Касуми знала в лицо. Больше года она работала здесь официанткой, и жила на втором этаже заведения. Её день начинался с уборки и так же заканчивался. Лица клиентов уже успели надоесть и опротиветь.
Но платили здесь хорошо, да и кормили сносно. Вдобавок, таким образом, она могла закрыть долг своего муженька идиота, что набрал кредитов, пропил их, и сбросился с моста, оставив её попечителем по всем бумагам.
И, естественно, оказалось, что он задолжал якудза.
Так что, Касуми считала, что ей ещё повезло. Она не торговала телом в грязном переулке и не развозила наркотики по барам в Санья. Она честно выполняла работу официантки, и, помимо жуткой скуки, других неудобств не испытывала.
Вот и сегодня собрались все те же морды. Старик Ицо сидел в углу, заглядывая на улицу через поломанные жалюзи. Дзюн и Каори, расположились в центре, прямо под кондиционером. Вечно хмурый Ватабе ел свой утренний рис у края барной стойки.
Дверь кафетерия резко распахнулась, и внутрь ввалился мужчина в полицейской рубашке с коротким рукавом.
— Ксо! Как же, мать его, жарко!!! Кокусё!!! — Закричал он с порога, расстегивая пуговицу на воротнике.
Он был молод, едва стукнуло тридцать. Растрепанная шевелюра и небрежная бородка подчеркивали образ оболтуса, которому никак не шла форма.
— Ёсио, тебе как всегда? — лениво поинтересовалась Касуми.
Продолжая чертыхаться, полицейский устало уселся напротив неё.
— Охайё, Касуми-чан! — выдохнул он. — Хай, мне омлет с креветками. И ещё пиво, похолоднее…
— Ёсио-сан, ну ты даешь, — отозвался Дзюн с другого конца зала. — Ещё десяти нет, а ты уже пиво хлещешь!
