Седьмой царевич. Том 4 и Том 5 (СИ) - Шаман Иван

— Ну, девушки умеют обращаться с языком, и некоторым парням бы это тоже не помешало, — кокетливо заметила Настя, после чего находящаяся неподалёку княжна зарделась и поспешила отойти подальше.

— Если это будет твоё решение, я его приму, но в таком случае за результат не отвечаю. Я просто не смогу его ни контролировать, ни улучшить. Но в крайнем случае ты всего-то лишишься этого символа и сможешь сосредоточиться на развитии единения со стихиями. Если тебя это устраивает — продолжаем.

— Если бы не устраивало, я бы не предлагала, — пожав плечами, заявила Настя, и мы сосредоточились на формировании узлов силы.

Четыре первостихии — естественное положение вещества во вселенной. От самого стабильного, твёрдого, до самого хаотичного — распада и реакции с выделением тепла и света. Огонь находился на предпоследней стадии, и у Насти был к нему талант, как и к двум предыдущим.

В теле все эти стихии есть, пусть некоторые для нас незаметны, но лишь благодаря им мы продолжаем жить. Большинство религий и философий, построенных на основе единства тела и души, определяют место стихий в чакрах, пранах, аурах и прочих аналогиях. У них есть даже вполне логичное обоснование. Но мне такой метод совершенно не подходил. В первую очередь из-за совмещения с символами порядка.

Что есть Порядок и Хаос в своих истинных видах? Смерть.

Абсолютный хаос — это даже не деление термоядерного взрыва в центре звезды, это куда более интенсивное и менее упорядоченное и подчинённое законам физики движение, в котором невозможно существование даже энергетических сущностей.

Абсолютный порядок — это совершенное спокойствие. Когда атомы перестают быть из-за разрыва связей, энергии нет, и даже существование материи — большой вопрос.

А жизнь существует в крохотной линии между двумя этими понятиями. Настолько несущественной, что будь где-то боги Хаоса и Порядка, мы бы для них были незаметны. Вот только для нас это всё. И нам приходится соблюдать этот баланс для выживания.

Символы древних являли собой расшифрованный язык порядка вселенной. Буквально вписывали собой законы, которые человек мог поставить себе в подчинение.

Стихии — совсем другой разговор, они всегда были нестабильны. Даже земля или камень постоянно находились в движении. С их помощью создавали стены, укрепляли кожу, формировали щиты и другие сложные инструменты. Что уж говорить об огне, воздухе или воде.

А ведь последняя стала моей основной стихией.

Я потратил много времени, чтобы распределить её по телу, нейтрализовать пагубное влияние резонанса между порядком и хаосом и научить себя сознательно применять простейшие формы.

В отличие от Насти, я не обладал даром воздуха, а значит, не мог концентрировать воду из атмосферы. Так что моими рабочими объектами становились запасы жидкости во флягах и на дне заполненных прошлой бурей рвов. Несколько раз я так же выбирался за границы стены, улучшая своё единение со стихией в бурном океане.

А потом ко мне пришло осознание: в ближайшие месяцы я никак не сумею развить остальные стихии в достаточной степени, чтобы использовать в качестве боевых умений. Без вариантов.

Нет, конечно, если заниматься только этим, торчать в испытании безвылазно и только таскать материалы, как я предполагал изначально, то через пару лет я сумею приблизиться к своей пиковой форме. И в реальном мире пройдёт всего ничего — неделя, максимум две, как я и договаривался с императором.

Только вот… а зачем? Когда есть куда более простой, понятный и в то же время естественный путь.

Нет смысла наращивать необузданную мощь, наблюдая, как гибнет человечество, если можно предотвратить падение, а потом заниматься тем, что будет нужно. Если это вообще нужно будет. Потому что даже сегодняшних навыков хватит, чтобы стать сильнейшим одарённым на трёх континентах. А может, и в мире.

После понимания этой простой истины я пересмотрел свою программу тренировок. Форма Воина плюс боевые воплощения водной стихии. В идеале получить бы ещё воздух, и на этом можно заканчивать. И речь, конечно, не о тумане, а о двуединой стихии — льде.

При должном умении, а в прошлой жизни у меня его было довольно, использование льда могло стать ультимативным оружием. Форма воина была почти непобедима в ближнем бою, а лёд — на средних.

Это, конечно, не «армагеддон» — единство стихий земли, воздуха и огня. Когда лавовые шары падают с небес, покрывая всё расплавленными камнями, которые с одинаковой лёгкостью уничтожают технику и живую силу. Не дыхание Фенрира — ледяной шторм, в котором лезвия льда, укреплённые алмазами, рассекают танковую броню, словно бумагу, и превращает пехоту в фарш. И даже не Кипящий туман, до которого может развиться Настя.

Но буран смерти, град и ледяные иглы — тоже неплохие техники. При должной вложенной силе они вполне в состоянии посоревноваться по эффективности с кассетной бомбардировкой.

В этом и была опасность одарённых. Один-единственный человек мог заменить собой стратегический бомбардировщик, пилотов, несколько сотен техников, инженеров и маленький завод по производству боеприпасов.

И в этом же заключалась их главная слабость: смерть одного человека становилась потерей масштаба дивизии или даже отдельной армии. Такой вот парадокс.

Воздуха вокруг было полно, воды в океане тоже навалом, так что я занялся самой простой из доступных форм объединения двух этих стихий — прыгал с гребня стены. Естественно, полностью погасив плетения Порядка. Естественно, был риск, что я просто разобьюсь в процессе, но это же служило стимулом в развитии.

Вначале я прыгал с пяти метров, опустившись почти до самого низа. Потом, когда научил тело чувствовать стихию воды, поднялся чуть выше, и перед самым падением разряжал её, вспенивая и поднимая к себе. Так, метр за метром, день за днём, поднялся до самого гребня.

Казалось, что подо мной чуть ли не полкилометра, но у страха глаза велики, а учёные умудрялись извлекать пользу из всего, что происходило в мире испытания, так что они дали мне с собой лазерный дальномер. И в результате многодневных измерений выяснилось, что в зависимости от времени суток высота поднимающейся над водой стены составляет от пятидесяти до семидесяти метров.

Нефиговые такие приливы и отливы. Чем это можно объяснить, тоже нашли наши два гения.

— Может быть три варианта. Первый — Луна находится значительно ближе, чем в нашем мире. И её влияние куда существенней, — заявил как-то вечером Вячеслав.

— Но мы этого не подтверждаем, визуальные наблюдения, конечно, мало информативны. Мы видим лишь спутник, почти полностью идентичный нашему, — тут же возразил Кронозоров. — Разве что кратеров больше. Но пусть этим занимаются соответствующие специалисты.

— Да, — кивнул Щепкодробский. — Второй вариант — остров плавучий, и это сложная система, со своими встроенными механизмами, которые мы пока не понимаем. Тут требуется доскональное инженерное исследование. Так что вполне возможно, он сам регулирует свою деятельность, то поднимаясь, то опускаясь.

— А может, дело в Обелиске, и его свойствах, которые нами не изучены почти никак, — заявил Николай. — Мало того, я, как допущенный к императорскому обелиску, могу утверждать, что с некоторой вероятностью этот экземпляр является полной копией. Все внешние измерения говорят о том, что они полностью идентичны. Я даже нашёл такую же потёртость на одной из граней.

— Потёртость? Я думал, их невозможно повредить, — удивлённо проговорил Алабай.

— Повредить можно всё, молодой человек. Вопрос в затраченной энергии и результатах. Даже чёрные дыры можно обратить вспять. Правда, на это потребуются колоссальные ресурсы…

— К слову об энергии! — улыбаясь проговорил Щепкодробский. — В результате исследований мы открыли одно крайне удивительное свойство того, что раньше считали бетоном. Вот, поглядите!

— Обычная каменюка, — не понимая, что нам показывают, сказал Тим, когда в руках учёного появился серый булыжник, весом под килограмм.