Сеть для игрушек - Ильин Владимир Леонидович

И теперь, вспоминая этот эпизод, он с ужасом представил себе, какая «охота за ведьмами» может развернуться, если Баглай все-таки опубликует свою разоблачительную статью. Геймеры, разумеется, пострадают первыми, ведь Контроль далеко, и до него не дотянуться никому из простых смертных, а игроки-любители рядом, бери их голыми руками, и даже если ты ошибешься и вместо геймера случайно убьешь невиновного, то – что поделаешь, борьба за свободу требует жертв, лес рубят – щепки летят, и так далее, и тому подобное… Была бы дичь, а охотники всегда найдутся, и будут создаваться неофициальные, а точнее – подпольные, «отряды самообороны», и загорятся поджигаемые дома, и закричат избиваемые люди, но их крики будет перекрывать жадный рев толпы: «Поддайте ему еще, чтобы неповадно было покушаться на нашу свободу!.. Под дых, под ребра да побольнее!»… Одна мысль о том, что преследование геймеров неизбежно повлечет за собой гибель десятков, сотен людей – пусть менее честных и благородных, чем «корректоры» – вызывает невольное отвращение и страх. Да, может быть, Баглай и прав. С геймерством надо кончать, но что будет потом? Не наступит ли кровавый хаос, когда город будет лежать в развалинах, а отряды вооруженных наспех горожан будут уничтожать любого, кто пользуется компьютером? И не окажется ли Интервиль отброшенным в средневековье из-за полного краха бесчеловечного социального эксперимента, затеянного Контролем?..

Рик оторвался от своих невеселых размышлений, встал и подошел к стойке, чтобы расплатиться, а заодно и переброситься парой слов с Авером. Однако Авер, против своего обыкновения, не только не попросил поведать ему какой-нибудь «непротухший» анекдот, но и вовсе смотрел исподлобья.

– Сдачи нет, – сказал он коротко, приняв у Рика деньги.

– И не надо, – сказал Рик. – Слушай, я хотел у тебя спросить… Что-нибудь случилось?

– В жизни всегда что-нибудь случается, – философски заметил Авер. – Ничего не случается только у тех, кто лежит в могиле.

– Смешно, – сказал Рик с той же интонацией, с какой сам хозяин бара раньше изрекал это словечко. – Только с каких это пор, Авер, ты заделался пессимистом?

– А я им не заделывался, – мрачно сказал Авер. – Как и всякий нормальный человек, я им был всегда… Девяносто процентов моих клиентов, если я им наливаю виски из початой бутылки, не преминут заметить, что бутылка наполовину пуста. Не наполовину полная, а наполовину пустая, разве это, по-твоему, не говорит о том, что они пессимисты?

Чтобы не остаться в долгу, Рик хотел было, в свою очередь, поведать анекдот о двух оптимистах, которых приговорили к смертной казни через повешение, но тут Авер повел себя более чем странно.

Уставившись на кого-то поверх плеча Рика, он весь хищно подобрался и рявкнул на весь зал:

– Опять?!.. Вон отсюда, вымогательницы!

Рик оглянулся и увидел старых дев-подружек Соделль Гладышевскую и Цату Меняйло, которые только что вошли в бар. Возглас Авера Гунибского буквально пригвоздил их к полу, и они, вытаращив глаза, недоуменно переглянулись.

Но Авер не унимался. Обежав стойку, он встал перед старушками, уперев руки в бока.

– Я сказал – вон отсюда! – страшным голосом вновь проревел он. – И чтоб ноги вашей больше здесь не было, сволочи!.. И откуда в вас столько наглости, старые кочерыжки?.. Да я вообще скоро вас в полицию сдам!

Цата, будучи женщиной грубой и решительной, опомнилась первой. Она отворила свои уста, и на Авера полился поток самых отборных и смачных ругательств, какие Рику только приходилось слышать в своей жизни. Потом в диспут вступила побледневшая Соделль и с типично французским прононсом заклеймила «выжившего из ума содержателя злачного места». Похоже было, что она вот-вот использует зонтик от солнца в качестве ударного инструмента.

Авер не остался в долгу, и скандал стремительно стал набирать обороты. До ошеломленного Рика доносились гневные голоса сторон, но понять, из-за чего заварился весь сыр-бор было решительно невозможно, и тогда он поспешил к спорящим, примеривая на себя роль третейского судьи и одновременно оценивая обстановку в баре. Посетители с любопытством прислушивались к словесной дуэли, но оставались на своих местах. Только Марьян Геталов с места громко сказал: «Девяносто процентов старых дев – психопатки», чем заслужил восхищенные взгляды своих юных поклонниц.

Рик не успел еще приблизиться к эпицентру словесной перепалки, как проблема решилась сама собой.

Обозвав Авера маньяком, распущенным негодяем и психом, подруги развернулись на сто восемьдесят градусов и гордо покинули бар, пообещав пожаловаться «самому мэру». В свою очередь, Гунибский в последний раз прошипел им вслед: «Гнусные вымогательницы», но уже как-то по инерции.

Таким Рик хозяина бара «Ходячий анекдот» еще ни разу не видел.

Они вернулись к стойке, и тут Гунибский раскололся.

Несколько дней назад, по словам Авера, к нему заявилась эта неразлучная парочка и нагло потребовала от него сумму дневной выручки якобы в качестве некоего «налога». Пораженный таким деловым напором двух «божих одуванчиков», Авер поначалу не уразумел, в чем дело, и принялся объяснять подругам, что налоги он исправно платит в городскую казну и что, насколько он знает, его собеседницы явно не состоят на службе в налоговой инспекции. Тогда Соделль и Цата напрямую заявили, что деньги им нужны сейчас и причем наличными, а иначе… тут последовали туманные угрозы насчет того, что Авер еще пожалеет о своем отказе. Тут Авер понял, что имеет дело с элементарным рэкетом и бесцеремонно выпроводил необычных посетительниц из заведения. Однако, история на этом не закончилась.

Через день после вышеописанного инцидента Авер в разгар рабочего времени почувствовал, что у него вдруг закружилась голова и вынужден был досрочно закрыть бар. После этого он в полном сознании поднялся к себе наверх, где проживал вместе с женой, достал из потайного сейфа, в котором хранил сбережения, ровно четыреста тысяч юмов и… что было дальше, он помнит лишь какими-то отрывками. Кажется, он был в каком-то банке (но в каком, не помнит), и кажется, заполнял там бланк перевода денег на счет (на чей именно, он тоже не помнил), но окончательно он пришел в себя только тогда, когда вновь очутился на своем привычном месте за стойкой, и денег у него уже не было и в помине. Разумеется, чтобы окончательно прийти в себя, он хлебнул неразбавленного прямо из бутылки, а потом вызвал полицию. Полицейские исправно явились, но увидев хозяина бара явно в нетрезвом состоянии, да еще плетущего какие-то россказни насчет того, что он собственноручно внес деньги на неизвестно чей счет, дело заводить отказались, да еще и пригрозили привлечь Авера по всей строгости закона за ложный вызов.

Тяжесть утраты усугублялась, однако, еще и тем, что упомянутые четыреста тысяч Гунибский копил долго и старательно. Его жена страдала какой-то сложной болезнью кровеносной системы, вот уже несколько лет она была прикована к постели, и требовалась дорогостоящая операция, чтобы поставить ее на ноги. Именно для этого Авер и откладывал от каждой выручки по несколько сотен юмов.

– Конечно, Кароле я ничего не сказал, – возбужденно говорил он Рику, тряся бородой и сверкая глазами, – что толку расстраивать ее? Но если бы я мог отыскать того мерзавца, который подослал ко мне этих паскудных старушонок, я бы посчитался с ним сполна!..

Судя по всему, слухи о геймерах еще не дошли до него, и он на полном серьезе полагал, что стал жертвой обычного рэкета.

– Наркотики! – говорил он Рику, – вот что я думаю. Наверняка мне тогда подсыпали какую-нибудь дрянь, лишающую человека воли!.. Вот почему с тех пор я, Рик, совсем не пью на рабочем месте… Один раз обжегся – с меня хватит! И сколько теперь мне понадобится времени, чтобы накопить эту сумму – одному господу Богу известно!.. Клиентов с каждым днем все меньше становится, так что рассчитывать на большую прибыль уже не приходится, а если поднять цены, народ вообще перестанет ко мне ходить… Ты не знаешь, Рик, что мне делать?