Из блокады (СИ) - Волков Константин Борисович

- Зато у молодых появится хотя бы шанс прожить эти двадцать лет.

- Понятно. Тоже позиция, уважаю! Но ты мне объясни: допустим, избавится Асланян от лишних ртов, появятся излишки, и как вы их используете? Отдадите молодым, у которых, как ты говоришь, мы с Терентьевым отнимаем шанс выжить? Нет, у вас честный естественный отбор, а, значит, всё достанется новой пасюковской элите, потому как для того она в это веселье и впряглась. Остальным либо крохи, либо ничего, а таким, как профессор, рассказавший вам про этот самый естественный отбор, ежели он не собирается делаться плесенью, придётся искать другое занятие, потому что пасюки знают об этом отборе лучше самого профессора - они занимаются им на практике. А чтобы такие, как профессор не возмущались, им объяснят, что это временные трудности, необходимо терпеть и не вякать. Им разложат, что дерьмо, в которое их окунули и есть пресловутая справедливость, что те, кто живёт лучше - достойные, а те, кто плохо, сами виноваты, потому что не приспособились, не умеют работать, и вообще плесень. Кому она интересна? Её только вывести тяжело, а появляется она сама.

- Кстати, насчёт Архипа, что ты с ним сделал? - поинтересовался я.

Сашка, озадаченный переменой темы, спросил:

- Я должен был с ним что-то сделать?

- Из Ударника ты как-то сбежал.

- А-а, вон ты про что! - ответил Сашка. - Надеюсь, ничего с ними не случилось. Объегорил я профессора, как дешёвого фраера: тот сам развязал мне ноги, чтобы я по нужде сходил. Партизан отключился, Савка поленился выходить под дождь, некому было Архипу мозги вправить. Каюсь, немного перестарался, когда засветил ему в нос коленом, только не было возможности удар рассчитать, как вышло, так и звезданул. Вы бы видели, как этот чудик с меня штаны снимал, помогал, значит, облегчиться, потому что у меня со связанными руками не получалось. Он уже шевелиться начал, когда я побежал, очухается. Ух, я и натерпелся: в ночном лесу без штанов, да без рук. Почти пропал, но под утро сумел выйти к Посёлку. Вы бы посмотрели на лица дружинников, когда я в таком виде появился. Они меня, с подачи Олега, уже похоронили...

Степан, услышав рассказ, улыбнулся:

- Точно. В этом весь профессор! Только языком чесать про всякие отборы, а на деле - хуже малого дитяти. Нельзя умников без пригляда оставлять! В общем, так, Саша, не убедил ты меня. Да ты не меня, ты себя убеждаешь, потому, как до конца не веришь в то, что делаешь. А твой Асланян, по всему выходит - идейный дурак. Такие, конечно, годятся для того, чтобы разрушить то, что было выстроено до них и без них, а потом на руины приходят крысы. Знаешь, крысы, дорвавшиеся до власти, могут построить лишь крысятник, а вытравить их дело не быстрое, и, скорее всего, кровавое. Если Асланян всё же отмажет нас с Олегом от петли, я буду ему помогать. Не из-за какой-то благодарности, и, упаси Боже, не из-за его дурацких идей, а потому, что даже Асланян лучше, чем полный крысячий беспредел. А сейчас уйди. Появятся важные новости, заходи, а с революционной агитацией лучше не надо, хорошо? И без тебя у нас с Олегом денёк обещает быть тяжёлым.

Когда за Сашкой, хлопнув, притворилась дверь, и, царапнув по нервам, визгливо проскрежетал засов, навалилась тоска. И раньше было не до веселья, а тут накрыло с головой. Не совсем я тёмный, читал, что когда-то люди за свои убеждения готовы были и в огонь, и на плаху, и из окопа в полный рост. Моё им всем уважение, только сомневаюсь, что у меня так получится. Вот какое дело: я всегда просто жил, и этого мне было достаточно. Легко понять: кто друг, тот и хороший, а кто пытается обидеть меня или моих друзей, те, стало быть, плохие. Вот и всё, что я могу сказать о своих убеждениях. Стоит ли ради такой ерунды на плаху-то?

А ещё мне только что попытались объяснить, что те, кого я считаю плохими, на самом деле тоже хорошие. Во всяком случае, не такие уж и плохие, потому что не для себя они стараются, а для Посёлка. У меня не хватает опыта, чтобы судить, правы они или нет, и я даже готов осторожно согласиться, что - если посмотреть на это под определённым углом! - где-то и в чём-то правы,Тогда, выходит, это я ошибся?

Получается, всё зависит от точки зрения, только моя точка зрения несовместима с пасюковской! То есть, я готов договариваться, а они - едва ли! Значит пасюковская точка зрения в итоге победит. По идее, об этом не стоит переживать, потому что до того момента я не доживу - а, поди ж ты, переживаю, да ещё как!

Не даёт окончательно расклеиться, ещё одна мысль: а вдруг доживу? Зачем я Пасюкову мёртвый? Ни зачем. Хотя и живой тоже, вроде, ни к чему. Но барачник сам говорил, что есть для меня варианты. Опять же, и Сашка что-то такое Степану посулил. Хочется верить, что не всё сегодня для меня закончится. Пусть я для Пасюка лох, а для его дружков, и того хуже - мент-беспредельщик, замочивший корешей. Потому, если мне разрешат пожить, жизнь эта будет трудной, и, скорее всего, недолгой. Но всё же...

А жить хочется не просто так, хотя и просто так тоже хочется. Но теперь я нашёл причину, чтобы ни в коем случае не умирать, потому что у меня вдруг появилась цель. Сейчас объясню: старый-престарый дядя Дима выглядит здоровее наших сорокалетних мужиков. У него многочисленное потомство, а мысль о том, что это лишние рты даже не приходит ему в голову - Мир большой, еды и места хватает всем! А если всем, может, и для нас отыщется маленький уголок? Чужаки отлично чувствуют себя в лесу, никто их не пытается истребить. Наверное, и мы так сумеем! Пусть, не совсем так, пусть по-другому, нужно лишь придумать - как, и тогда всё, что говорил Сашка, больше не будет иметь значения. Кому придумывать, как не мне, с моими новыми знаниями и умениями? А времени на придумывание и нет. Значит, я должен выжить, должен выжить, должен...

Я беспокойно метался по камере. Пять шагов в одну сторону - стена, пять шагов в другую - стена.

- Сашка же нормальный мужик... раньше был, - не выдержав, начал я. - Степан, почему он так сделал? Видно же, сомневается он...

- Ты его пожалел, что ли? А ты не жалей, - ответил кум. - Чего их, сволочей жалеть! Тем более - идейных сволочей. Эти на всё готовы: мол, чтобы другие жили счастливо, кому-то надо в крови перепачкаться. Знаю таких психов, сам такой.

Пять шагов в одну сторону, пять в другую...

- Степан, ты не из подлости, ты ради Посёлка, это же - другое.

- Другое, говоришь? Наверное, другое. Только бывало, особо поначалу, такая жуть разбирала - хоть вены грызи. Я этих приступов пуще смерти боялся, думал, свихнусь, а потом привык, даже во вкус вошёл. Когда тебя уважают, по крайней мере, опасаются, это, я скажу, многого стоит. Это затягивает. А Посёлок двадцать лет продержался, значит, всё правильно мы с Терентьевым делали. Сейчас начнут болтать про нас всякое, но это для того, чтобы заморочить поселянам головы, от себя людское недовольство отвести, и на других вину переложить. Люди-то со временем разберутся, думаю, что разберутся.

Наверное, Степан знает, о чём говорит. Хорошо ли, плохо ли, он достаточно пожил, и эту самую жизнь со всех сторон разглядел. Только мне от его слов не полегчало, наоборот...

- Ты сам-то как в Посёлке оказался? - спросил я, отмерив очередные пять шагов. - За что сидел?

- Зачем тебе? - усмехнулся Степан, - хотя, и скрывать тут нечего. Гада одного замочил. До сих пор жалею, что нельзя ту сволочь оживить, а потом снова медленно удавить. Мало для некоторых одной смерти-то... Я сам к ментам явился. С повинной пришёл, так сказать. Не потому, что совесть заела, просто знал - всё равно поймают. Значит, отмотал я больше половины, стал задумываться о том, как пойду на свободу с чистой совестью. Тут оно и случилось, начался беспредел - испугались все, и озверели. Если бы не Терентьев, всё бы и кончилось! Объяснил мне Хозяин, что хороших людей обижать не позволит, если нужно, не побоится и кровь пустить, не свою, зэковскую. Благо, теперь он - самая главная власть в Посёлке, а, может, и на всём белом свете. На Земле больше не перед кем отчитываться, а насчёт Бога возникли сильные сомнения... но, конечно, заключённых убивать не дело - тоже люди. Этот вариант остаётся на крайний случай. А чтобы такой случай не наступил, нужно всего-то заткнуть десяток человек. На самом деле, особых проблем не возникло, на зонах тоже люди, они, как и все, просто хотели жить. Баламутов было совсем немного. Кого-то я сумел убедить, а от кого-то пришлось избавиться. Нет, избавиться - не обязательно убивать, тут по-разному можно. Как это сделать, Терентьев предоставил решать мне, а со своей стороны, обещал не сильно интересоваться тем, как я это сделаю. Поработал я неплохо, даже на бунт народ подбил, вот и появился у Хозяина повод выставить из Посёлка самых несговорчивых. Хорошо получилось... А когда я в открытую к Терентьеву перебежал, прежние дружки всё про меня поняли. Не простили они - такое не прощают. Двадцать лет я ждал заточку под лопатку, потому что, как ни поверни, получается, что я сука и тварь распоследняя. Только ручонки у пасюков оказались коротки, чтобы до Белова дотянуться. Но теперь уже всё... теперь достали.