Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий

Разумеется, он не был ни героем, ни гением, ни особо ревностным католиком, ни особо истовым филантропом, не отличался блестящим умом или выдающимися талантами и дарованиями. Но вместе с тем он также не был подлецом и негодяем, что в эти дни уже говорило о многом, как не был он простаком или пустым человеком без добродетелей и собственного мнения. И, разумеется, перспектива провести остаток своих дней взаперти в этой комнате по такой совершенно нелепой и оскорбительной причине совершенно его не привлекала.

Стало быть, необходимо было не просто немедленно позвать слуг, но даже и приказать им немедленно привести врача. Конечно же, слуги должны были бы дать клятву хранить молчание, в то время как лекарь в любом случае был бы связан нерушимой клятвой Гиппократа. Но это, разумеется, в теории: на деле далеко не каждый брадобрей удержался бы от соблазна растрезвонить о том, что у царя Мидаса — ослиные уши, несмотря на любые клятвы и заверения. Опять же, подобный беспрецедентный случай мог бы заставить врача созвать консилиум, дабы обследовать подобный феномен, уже исходя из интересов всей мировой науки и, в первую очередь, естественно, медицины. Это диковинное заболевание назвали бы в честь барона, но подобная честь казалась ему более чем сомнительной: это ведь несмываемый позор на весь род на все времена.

Да и, собственно, о каком вообще роде можно говорить? Какая уважающая себя девушка в здравом уме и твёрдой памяти пойдёт на то, чтобы составить счастье такого безобразного урода? А если бы даже и нашлась совсем уж отчаянная дама, привлечённая титулом и наследством Д`Фекта, каким образом он поведёт её к священному алтарю под кривые взгляды и насмешки? Каким образом он должен будет кружить её в вальсе на королевском балу? С каким отвращением она разделит с ним ложе…

Хотя, опять же, о каком королевском бале вообще может идти речь? Как можно даже просто пройти по улице в таком виде? Какой головной убор можно надеть поверх этих отвратительных рогов? Какой зонтик сумеет их скрыть? В какой экипаж с ними можно сесть? В какую дверь протиснуться? Какая лошадь не убежит в ужасе, едва увидев такое? В какую церковь его пустят, и в какую исповедальню он поместится?

Конечно, идея банально их отпилить была первой из тех, что пришли в сохатую голову господина барона, но это могло быть сопряжено с определённым риском для жизни и здоровья, поэтому проводить подобную операцию без надлежащих медицинских исследований было бы, как минимум, опрометчиво.

Почесав возле правого рога и злясь от невозможности почесать прямо под ним, Д`Фект пытался представить себе сколь-либо правдоподобные причины возникновения подобного невероятного происшествия. Ему никогда не приходилось слышать о чём-либо подобном в истории медицины, хотя однажды некий путешественник, побывавший в «Музее редкостей Чезаре Великолепного», рассказывал, что видел там голову азиата, из затылка которой произрастал длинный рог, но тот почтенный господин так и не смог узнать историю происхождения этого экспоната. На тот момент эти глупости не занимали господина барона, но теперь он бы желал основательно расспросить того малознакомого человека. С другой стороны, тот вряд ли мог сообщить много полезного сверх того, что уже было сказано. К тому же барон не знал, где может сейчас находиться музей этого самого Чезаре, а даже и найди он его — и что с того? Даже если бы он смог заполучить ту голову и представить её на исследование компетентным специалистам — это не давало никаких гарантий, что появится подсказка, применимая конкретно к его случаю.

А всё-таки, каким образом такая ветвистость могла вымахать в подобном объёме за одну ночь? Ну где это вообще видано? Даже у лосей и оленей, кажется, не бывает. Грибы иной раз способны вырасти и сгнить буквально за день, но одно дело — грибы, а совсем другое — рога. Наверное.

В конце концов, будь на гербе барона олень или иное рогатое существо — это было бы, возможно, не так обидно и даже символично. Но ничего подобного на баронском гербе не имелось.

На ум приходили банальные байки про мужей-рогоносцев. Надо полагать, подобные злые шутки неизбежно должны были начать преследовать барона: как скоро — лишь вопрос времени. Но даже и подобная нелепая версия виделась господину барону неприменимой, хотя бы в виду отсутствия у него жены или, по крайней мере, любовницы. Хотя, говорят, один холостой господин как-то раз, совершенно неожиданно для себя, обнаружил в своём шкафу незнакомого обнажённого человека, присутствие которого имело бы хоть какой-то смысл, будь у того господина не то что жена, а хотя бы служанка; этот сударь жил на весьма скромные средства и вёл совершенно уединённую жизнь, в которой, судя по всему, далеко не всё имело смысл.

Впрочем, размышлять о чужой загадке в то время, как прямо из головы росла своя, не имело для господина барона особого резона, поэтому, помедлив ещё некоторое время и окончательно собравшись с силами, он глубоко вздохнул и потянул руку к массивному золотому колокольчику, располагавшемуся на тумбочке у изголовья кровати. Но — не тут-то было: движению помешали пресловутые рога и, промучившись минуту или две, барон окончательно утратил всякую надежду позвонить. Тотчас же спохватившись, что можно обойтись и безо всякого звонка, отдав приказание в устной форме, он сделал ироничный и неутешительный вывод, что рога, по всей видимости, проросли не только наружу, но и внутрь — прямиком в мозг.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Д`Фект позвал слуг на помощь и, решив, что его отчаянные вопли наверняка услышали, представил себе, как отнесутся к его унизительному положению окружающие. Как они будут смеяться и зубоскалить если и не в лицо, то, по крайней мере, за спинами. Как они будут тыкать пальцем, корчить гримасы и блеять, изображая руками ветвистые рога. Как первое время весь высший свет будет с недоумением и опаской на него озираться, полагая, что своим внешним видом он бросает ему вызов, поскольку посещать порядочное общество с рогами на голове — верх всякого неприличия. Как люди будут случайно съезжаться и толпиться в надежде так или иначе запечатлеть диковинного урода; а уже позднее — его телом захотят завладеть, исходя из интересов науки; либо, при совсем уж печальном раскладе, голову отделят от тела и выкрадут из фамильного склепа (поскольку гробов для рогатых просто не предусмотрено), после чего она угодит в какую-нибудь коллекцию редкостей, подобно голове того несчастного азиата, или окажется прямиком на стене какого-нибудь бравого охотника, неподалёку от трофеев. И господин барон даже затруднялся решить, что было бы даже более обидно и оскорбительно.

Надо сказать, отчасти он действительно оказался прав. Но — только лишь отчасти. Поначалу — все домашние (а вскоре — уже и не только они, поскольку слухи разрастаются намного быстрее грибов) были поистине шокированы его диковинной внешностью; сообщая известие новым слушателям, каждый считал своим долгом приплести от себя какую-либо новую деталь, в результате чего барон, в их устах, сначала оброс шерстью, обзавёлся хвостом и копытами, а потом — так и вообще превратился в один большой ходячий музей зоологии, являя собой доселе невиданное наземновоздухоплавающее пернаточешуйчатошерстяное хладнокровное млекопитающее.

Первое время о Д`Фекте говорили за спиной, и мнения, опиравшиеся на факты и домыслы, разделялись зачастую диаметрально: одни полагали, что всё это — одна сплошная профанация, огромный розыгрыш и просто эксцентричный способ привлечь внимание к своей заурядной персоне; другие — что барон, на самом деле, является и вовсе не человеком, но опасным животным, которое надлежит содержать в клетке, вдали от общества; третьи — что вообще, по большому счёту, рога ему очень даже идут (некоторые даже пытались изготавливать и носить головные уборы с рогами — кто из солидарности, кто — ради издевки, а кто — так и просто отдавая дань новой моде); четвёртые — что Д`Фект болен и заслуживает сожаления, но может быть опасен и поэтому должен быть изолирован и помещён под круглосуточное наблюдение; пятые — что всё это вздор и выдумка; шестые — что на самом деле Д`Фект стал жертвой неудачного алхимического или научного опыта либо носителем родового проклятия, наложенного не кем-нибудь, а самим графом Сен-Жерменом; седьмые — что на самом деле это не проклятие и не просто какая-то там мистификация, а самая что ни на есть пощёчина общественному мнению, смелая попытка вольнодумного бунтаря отстаивать свои взгляды и убеждения в несколько экспрессивно-символической форме, за что ему теперь полагается не то памятник, не то лезвие гильотины. Разумеется, были и восьмые, и двадцатые, и сотые, и даже тысячные мнения, и каждому из спорящих казалось, что правда именно на его стороне. Позднее многие уже перестали стесняться и начали выказывать откровенные издевательства прямо в лицо Д`Фекту: при иных обстоятельствах господин барон, несмотря на свой миролюбивый нрав, вполне мог бы призвать обидчиков к ответу, но, с одной стороны, он выбрал тактику достоинства, при которой носил свои рога не со стыдом и страхом, но так, словно бы это была настоящая корона, а с другой — обратился к вере, решив, что случившееся является если и не наказанием, то, во всяком случае, испытанием, посланным ему не за что-то, но для чего-то.