Двойное попадание (СИ) - Михайловский Александр Борисович

Василий первый нарушил молчание.

– Ну и как, Варвара, понравилось вам у нас? – спросил он.

– Да, – ответила я. – Очень понравилось. Красиво, интересно, люди выглядят так необычно…

– Эх, а мне больше здесь, у вас, нравится, – со вздохом сказал Василий, слегка потягиваясь. – И люди здешние нравятся. И вообще, весь ваш жизненный уклад, то

Его слова несказанно меня удивили. Я-то склонна была считать, что мы кажемся людям из будущего отсталыми и немного наивными. Ведь у них – технический прогресс, прорыв в медицине, они так много знают и умеют… Они свободны от условностей и так уверены в себе, что даже могут выглядеть как угодно, хоть пугалом огородным. И никто их не осудит, не будет показывать пальцем… Девушка с полувыбритой головой и рыбьим ртом гордо цокает каблучками по блестящему полу магазина, и ни один человек не покрутит пальцем у виска… А эти ужасные штуки у них в губах, на бровях – и у девушек, и у парней – словно у папуасов каких; татуировки на руках, на плечах, на шее! И похоже, что это самое обычное дело у них… Так вот – наверное, это совсем не плохо – нет, не то, что там ходят подобные чучела, а что люди не осуждают ближнего за его внешний вид… Вот я, к примеру, осудила бы, окажись в нашем поселке персона, подобная той кошмарной девице с губами на пол-лица. Да чего там я – остальные бы засмеяли, грязью бы закидали и побрили бы полностью такую особу! И сдали бы потом в психушку. А они – нет, ходят и никакого внимания не обращают на то, как выглядят другие. Ну а вообще-то большинство там, конечно, прилично выглядят, ну, если не считать странной одежды. Девушки вообще носят какие-то рейтузы, да еще и заношенные до дырок, через которые просвечивает нижнее белье!* И никто – НИКТО – на них даже не смотрит с неодобрением, и мужчины не кидаются на них с гнусными намерениями! У нас бы такая девушка и десяти шагов бы не сделала – если бы мужик в кусты не затащил, так бабуськи под крики: «Свят-свят-свят! Изыди, Сатана!» в плевках бы утопили…

Примечание авторов: * Варвара имеет в виду моду на ажурные вставки

И вот странное дело – я вижу достоинства мира будущего, а этот Василий восхищается нашим миром, нашими людьми…

– Они, местные, ну, то есть, «ваши» люди, – смущаясь, сказал он, – они какие-то настоящие, не то что наши. Нет, и у нас много хороших, правильных людей, а иначе и воевать сейчас было бы некому, но и людей с пониженной адекватностью и социальной ответственностью у нас тоже предостаточно. Панки, готы, кришнаиты, баптисты и прочие сектанты, а также поклонники японской секты «Аум Синрике». Некоторые люди будто отравились излишней свободой и всеобщей грамотностью,

– Василий! – возмущенно воскликнула я. – Излишней свободы не бывает! Свобода – это естественное состояние человеческой психики!

– Тише, Варвара, – Василий приложил палец к губам. – Не надо так кричать. Ночь на дворе и люди спят. Свобода – это естественное состояние психики обезьяны-шимпанзе. Такая свобода у нас называется избалованностью и вседозволенностью. Такие люди тоже есть, но их немного. Просто у нас они, как грязная пена, плавают по поверхности, и поэтому их хорошо видно и слышно – всякого рода блогеры, либеральные журналисты и светские тусовщики. Внутренняя пустота заставляет их по всячески выделываться и извращаться, коверкая свой внешний облик, лишь бы выделиться, лишь бы не бьггь как все.

Так они и выглядят, как сбежавшие из зоопарка синеносые павианы среди людей. Татуировки, пирсинг, кольцо в нос – все признаки дикарей-людоедов налицо. Я уже не говорю о том, что большая часть этих так называемых «иарких личностей» страдает алкоголизмом и наркоманией, обычно не доживая и до тридцати лет. Так что никакая это не свобода, а признак глубокого социального и психологического регресса. Так сказать, антиэволюция от человека обратно к обезьяне.

Немного помолчав, Вася вздохнул и продолжил:

– Естественное состояние человеческой психики, Варвара – это состояние осознанной необходимости. Молодой парень, как и все, хочет жить, но он понимает, что свою страну надо защищать, а потому идет в военкомат и записывается добровольцем в Красную Армию. Юный лейтенант понимает, что его могут убить, но он командир, а потому первым с криком «За Родину!» выскакивает из окопа под немецкий пулеметный огонь. Девушка-красавица, спортсменка и комсомолка, хочет жить, любить и завести с любимым семью, но осознанная необходимость ведет ее в военкомат и делает бойцом зенитно-артиллерийского полка. А как другие женщины и подростки, заменившие ушедших на фронт мужчин, по шестнадцать часов в день добровольно стоят у станков, лишь бы дать сражающейся стране так необходимое ей оружие… Именно ради них, наших сражающихся предков, мы и пришли сюда, чтобы помочь загнать гитлеровского зверя обратно в его логово, где он и издохнет. Именно за настоящих людей идут в атаку наши танкисты и мотострелки, броней и огнем вбивающие в землю белокурых бестий, возомнивших, что им дозволено все. Именно ради них наносят удары по врагу пилоты наших ВКС. Именно за них, за настоящих людей, мы готовы порвать Германию с ее Гитлером, а потом вернуться и навести порядок у себя дома. Уж больно давно там не гуляла железная метла и не выбрасывался на помойку мусор. Из-за этого обнаглевшие крысы у нас стали думать, что это они в доме хозяева. А что касается свободы, то она, конечно, хороша, но только тогда, когда не противоречит необходимости, не развращает человека и не делает его говорящим животным.

После этой его горячей речи мне стало стыдно. Зачарованная увиденным сегодня, я подпала под чары будущего, я судила о нем крайне субъективно… А оно, оказывается, не такое уж идеальное. И даже страшное порой… Я невольно содрогнулась, пытаясь вообразить себе ту сторону жизни двадцать первого века, о которой вскользь поведал Василий.

– Так что, Варвара, – резюмировал он свою речь, – я испытываю (и всегда испытывал) некоторое сожаление, что не являюсь одним из вас, гражданином великой и непобедимой страны. Но в то же время это дает мне стимул стараться делать все возможное для процветания МОЕЙ родины – России, как преемника Советского Союза. Теперь, когда существует Портал, я думаю, мне удастся по мере возможностей осуществить стремления моей души – то есть поспособствовать уничтожению фашистской гадины, чтобы стереть ее навсегда с лица земли, чтобы ни духа, ни тени, ни напоминания о ней не было в вашем мире через семьдесят лет! Чтобы Россия и СССР, которые я внутри себя не считаю разными странами, славились бы в обоих мирах, как оплот добра, справедливости и равенства. Равенства, а не уравниловки. И это добро должно быть с такими тяжелыми кулаками, чтобы ни одна иностранная тварь никогда бы не посмела нарушать мирный сон наших граждан. А к немцам у меня вообще личные счеты… Шальная пуля в первый же момент… Я им даже ответить ничем не успел. А вот командир мой, майор Агапов, тогда вместе с еще одним ментом повоевал изрядно. Эти двое устроили засаду, расстреляли мотоциклетный дозор, а потом, забрав у дохлых Гансов пулемет, держали дорогу на Унечу до тех пор, пока к ним на подмогу не подошли армейцы и не начали объяснять гадам, кто тут у нас в доме хозяин. Я очень жалею, что в это время был не с ними там, на переднем крае, а как последний дурак торчал в госпитале. Обидно ужас

Чего-чего, а услышать подобное я никак не ожидала. После этих слов образ шофера мгновенно трансформировался в моем восприятии. Теперь впереди меня, ероша короткие (не в пример Маяковскому) волосы, сидел не крутящий баранку беззаботный весельчак и балагур. Отнюдь нет. Сейчас там, на водительском месте, плечистой глыбой благородства и отваги возвышался настоящий герой… Герой из двадцать первого века, раненый немецкими захватчиками!

«Тук-тук, – забилось мое сердчишко в странном волнении, – тук-тук…» Молча я смотрела на смутно вырисовывающийся во тьме профиль Василия, не в силах отвести взгляд. Мне хотелось расспросить его, как именно его ранили, при каких обстоятельствах, но почему-то во рту у меня мгновенно пересохло, и потому я боялась выдать волнение своим изменившимся голосом. Да что это со мной? Мой чуткий нос вдруг стал улавливать легкий аромат мужского одеколона (Марина называет это «парфюм» или какой-то там «зедорант») – такой приятный и волнующий… Или это не в одеколоне дело? Может, мне только показалось, что это «парфюм», а просто так восхитительно пахнет от самого Василия, потому что он красивый, молодой, здоровый, героический мужчина, у которого наверняка еще даже как следует не зажила рана на плече, нанесенная фашистской пулей…