— Здорово ты их перепугал… А ты был предубеждён или догадался?
— Догадался, — Сэдрик, помогая себе увечной рукой, убрал идеально отчищенное лезвие в ножны и сунул в карман. — По тому, как они на меня рычали. Настоящий благой сперва думает и разговаривает, а уж потом начинает рычать… если начинает.
— Обвинили тебя сходу во всех смертных грехах, до мужеложства вплоть… что за дикость?
Сэдрик хмыкнул.
— Древнее поверье. Говорят, если есть смертный Дар, то обязательно есть и вывих на этой почве. Враньё, как почти все поверья.
— Тебе нравятся девушки? — улыбнулся Кирилл.
— Нет, я сплю и вижу, как тебя в постель затащить! Зачем бы иначе мне с тобой возиться? А ещё я питаюсь грудными детьми, такое поверье тоже есть.
Кирилл рассмеялся. Сэдрик ещё мгновение пытался сохранять мрачный вид — но тоже усмехнулся, не слишком весело.
— Меня всё это сильно беспокоит, благой государь. Как бы божьи люди не настучали на нас городской страже…
— Напрасно беспокоишься. Надо решать задачи по мере их поступления: нам сперва нужно добраться до столицы.
Пятно бледно-лилового света фонарика ползло по дороге чуть впереди, с ним, вроде бы, было немного уютнее, но становилось всё холоднее. Дул ветер порывами, швырял снежную пыль в лицо, очень хотелось куда-нибудь под крышу. К тому же Кириллу мерещилось неживое движение в придорожных зарослях — может, ветер ветви качал, а может, твари, кто знает.
Луна выскользнула из бурых облачных клочьев, сразу посветлело. Кирилл выключил фонарик, огляделся — и увидел на фоне прояснившегося неба крылатый силуэт, скользящий стремительно и бесшумно. Ночная птица летела.
— Смотри, — толкнул он задумавшегося Сэдрика, — кажется, это сова!
Сэдрик поднял глаза — и просиял.
— Точно! Сова! — сказал с неожиданной радостью. — Ну, не всё погано этой ночью.
— Ты любишь сов?
Сэдрик не ответил. Он остановился посреди дороги, глядя вверх — и Кирилл с удивлением увидел, что сова, распластав широкие крылья, планирует вниз, прямо к ним. Её серебристое оперение прямо-таки сияло в скудном лунном свете.
Сэдрик протянул руки — и сова уселась на увечную, цепляясь за рукав мощными когтями, похожими на крючки из чёрной глянцевитой пластмассы.
Сэдрик погладил её здоровой ладонью.
— Ничего себе, — Кирилл тоже протянул руку, и сова, склонив набок умную глазастую голову, дала почесать себе шею в пышном воротнике пуха. — Я-то думал, что твари лесные и полевые именно ко мне сами идут, а, оказывается, к тебе тоже!
— Это не лесная или полевая тварь, — сказал Сэдрик с непривычной нежностью в голосе. — Это кладбищенская тварь, неумершая. Потому ей и нравятся мои руки. Да, малявка?
— Как — неумершая? — только успел спросить Кирилл.
Сова вдруг потекла из рук Сэдрика струёй мерцающего тумана. Это мерцающее марево, напомнившее Кириллу о призраках в лесу, колеблясь и переливаясь, постепенно облеклось в невесомую плоть, в грёзовую девичью фигурку.
Она стояла посреди лесной дороги, ночью, зимой, в белом чепчике и светленьком платьице с высокой талией, кутаясь в шаль, плетённую из лунных лучей и прядей тумана. Личико девушки или девочки, лет четырнадцати по виду, алебастрово-белое, с громадными, тёмными, вишнёвыми глазами и ярким ртом, в окружении серебристо-белых кружев и тёмно-серебряных тяжёлых кудрей, выражало и радость, и тревогу, и ещё немало сложных и сильных чувств.
Хорош этот туманный ангел был невероятно.
— Что, нетопырям сейчас холодно? — спросил Сэдрик со снисходительной ухмылкой.
— Да, совам теплее, и Вечные одеваются в перья, — кивнула девушка и низко присела в церемониальном поклоне. — Как хорошо, что я вас нашла, тёмный мэтр. Вас не было так долго, словно вы навсегда исчезли из мира… это больно. Мы чувствовали себя покинутыми.
— Искал короля, — хмуро сообщил Сэдрик. — Потом был в монастыре. А у них там охранные знаки от Приходящих в Ночи. Ты зря переполошилась, что мне сделается…
Кирилл уже решил, что лунная дева не обратит на него внимания, как монахи — на Сэдрика, но тут она повернулась к нему и чинила политес, как и перед некромантом:
— С возвращением вас, благой государь, счастлива вас видеть. Это вы посещали монастырь, не так ли?
— Да, — смутившись, ответил Кирилл. — Здравствуйте. Я тоже рад.
— Это Нельга, — сообщил ему Сэдрик. — Малявка Нельга, фрейлина Князя, ходит у нас с ним в любимицах.
— Нельга… Нельга, простите, пожалуйста, вы — вампир? — спросил Кирилл, смущаясь ещё больше.
Пожалуй, это можно было уложить в голове: её лунность, туманность, алебастровую белизну и кровавый отсвет в вишнёвых очах. Но Нельга, тихая, грустная, вежливая, не напоминала даже то, что на Земле называли «женщиной-вамп», не говоря уже о вампирах из книг и комиксов. В ней не было ничего хищного.
Однако Нельга кивнула прелестной головкой.
— Да, благой государь. Я вампир, молодой, поэтому тёмный мэтр и называет меня малявкой.
Зубки её блестели в неверном свете, и Кирилл видел клычки, крохотные, как у котёнка, но, очевидно, очень острые.
— Хорошо, что прилетела, — сказал Сэдрик. — Будешь сопровождать государя вместе со мной. Мало ли что — лишний боец не помешает.
С точки зрения Кирилла, слово «боец» никак не подходило к девочке, хрупкой, как стеклянная фигурка, но Нельга была вампиром и превращалась в сову; кто знает, что ещё она умела.
— Я провожу вас, мэтр Сэдрик, — сказала Нельга. — Но, простите мою пошлую меркантильность, тёмный мэтр, я ведь пришла просить помощи…
— Начинается, — протянул Сэдрик, сразу мрачнея. — Ты не понимаешь, что я занят и буду занят долго, мёртвая? Сейчас вот всё брошу, побегу разбираться с вашими глупостями в ваших Сумерках, а живой король подождёт, так?
— Я подожду, — вставил Кирилл.
— Тебя не спрашивают, — отрезал Сэдрик.
Кирилл попытался сдержать смех, но не сумел — и прыснул, как первоклассник. Нельга хихикнула и опустила глаза. Сэдрик переждал приступ их веселья с саркастической гримасой.
— Успокоились? Ладно, что случилось, малявка? Кто впутался в неприятности?
Нельга сразу посерьёзнела и словно погасла изнутри.
— Его высочество.
Сэдрик вздохнул.
— Не говорил ли я его высочеству, что он — балбес?
— Говорили, — признала Нельга. — Но Князь не виноват. Это Марбелл приказал ему прийти.
Сэдрик замер.
— Марбелл приказал?!
— Приказал и оставил в своих апартаментах. Я не слышу его высочество — но чувствую, как ему плохо. Как тяжело.
— Решил всё узнать у мёртвых, — пробормотал Сэдрик. — Мёртвые не лгут, особенно если их допросить с пристрастием. Но с чего Марбелл решил, что вы осведомлены?
— Я не знаю, — сказала Нельга виновато. — Я думаю… если вопрошаешь мёртвых, то кого, как не Князя Сумерек? И в столице неспокойно уже который день.
— Что ещё случилось?
— В небе видели драконов, — Нельга поёжилась. — Третьего дня пролетал один, высоко. А вчера — три. Они что-то высматривают с небес. Быть беде.
— Здорово, — в тоне Сэдрика не было и тени «здорово». — Только драконов ещё не хватало…
— Об этой нечисти так много лет было ничего не слышно, — кивнула Нельга. — Даже Лео не рассказывал…
— Зато Зельда рассказывала, — перебил Сэдрик. — Мне. Драконам до людей дела нет, просто так они в человеческие дела не лезут. Их либо ад согнал с гор, где они живут, либо Алвин, гад паршивый, что-то такое учудил. В любом случае — скверно.
— Сожгут столицу — сгорит и кладбище, — сказала Нельга. — И мы сгорим. И ничего нельзя поделать. Младшие боятся — но нам некуда деваться от своих могил.
Сэдрик одарил её таким взглядом, что Нельга поёжилась, совсем как живая девушка, и отступила за спину Кирилла.
— Поражают меня полутрупы, — щурясь, выдал Сэдрик. — Кладбище у них сгорит, с их погаными гробами — аж… сколько у Лео младшеньких в столице? Десять? Двадцать? Да, беда. Плевать на живых в городе, плевать на дворец, на храм Святой Розы, на Белую Башню, на Дом с Изваяниями, плевать на сам город — на мой город, провались вы все в пекло! Хорошо, хоть заткнулась вовремя…
