– Роятся! Похоже, матка тоже вылетела и теперь где-то внутри!
Ул выплюнул пчелу. Он толком не понял, как она оказалась у него во рту. Пчела, не обидевшись, присоединилась к рою. Рой тяжело качнулся, медленно приподнялся и отделился от улья. Шар разогревшихся пчел сжимался, и чем сильнее сжимался, тем больше светился. Находиться с ним рядом было жарко. Лицо и спину Ула заливал пот. У Яры потрескались губы. Ей дико хотелось пить.
Эльб, размазавшийся по стенкам котла, начал проявлять беспокойство. Алые точки его глаз переползали с места на место. Липкая масса, внезапно выплеснувшись, попыталась коснуться роя, но рой заволновался, стало еще жарче, и липкая масса отдернулась, точно рука, коснувшаяся раскаленного металла.
Тяжело покачиваясь, пчелиный рой поднялся в треснувший горшок. Яра решила, что пчелы собираются вылететь наружу, воспользовавшись пробоиной от выстрела, но тут рой в очередной раз изменил форму и, сжавшись в каплю-пулю, понесся вниз. Глазки эльба, неотрывно наблюдавшие за роем, заметались. Рыхлая масса, покрывшая дно котла, спешно раздвинулась, спасая себя от ожога.
Рой врезался в днище котла. Яра ожидала сильного удара, но ничего не произошло, лишь днище на несколько секунд стало прозрачным. Яре показалось, что она видит синюю гладь озера и лес. Причем видит так, словно смотрит с большой высоты. Все было как в тумане, не совсем оформленное. А потом исчезло.
– Видела? – прошептал Ул. – Они нырнули! Они на двушке!
– На двушке?! Как?!
– Ты же видела тучи и лес? Пчелы сумели нырнуть, миновав болото. Вот только не знаю, что мы с тобой видели. Межгрядье?
– Зачем они нырнули? Ведь и наши пчелы, получается, там… Ну пусть хоть у них все будет хорошо! – произнесла Яра слабым голосом. Ей пришло вдруг в голову, что пчелы хотят удрать. Ну конечно… Тут все плохо. История этого мира закончилась, и золотые пчелы покинули его, спасая свою матку.
Мысль эта была тягостна, но додумать ее Яра не успела. Она схватила Ула за руку. Откинулась назад. Задышала. На ее лбу над правой бровью вздрагивали капли пота, а лицо стало вдруг намного старше, серьезнее и грустнее.
– Свяжись с Суповной… Скорее! – прошептала она.
– Зачем?
– Ты что… глупый?!
Все мгновенно поняв, Ул схватился за нерпь. Но перед этим он закрыл глаза и резко коротко выдохнул через нос. Этим резким выдохом он настраивал себя на то, что ему предстоит.
* * *
– Наденьте эту штуку, а то я тащить устал! – попросил Триш, протягивая Долбушину нечто, оттягивающее его тонкую руку вниз.
– Что это?
– Бронежилет. Лучше наденьте под плащ. Он у вас просторный.
Долбушин неохотно повиновался. Бронежилет был странный. Внешне похож на те, что используют сотрудники спецподразделений, но с какими-то висюльками, узелочками, сушеными кошачьими лапками, беличьими хвостами.
– Амулеты от магии! Жилет держит стрелы и пули, а узелочки и висюльки – магию, – пояснил Триш.
Долбушин усомнился, что кошачья лапка спасет от серьезного боевого заклинания, но спорить не стал.
– Зачем это тебе? Заботишься? – спросил он, надевая бронежилет под плащ.
– Не о вас. О себе. Аванс мы уже получили. А жилет – это гарантия нашего гонорара, – встряла кукла.
Долбушин, Триш и Ерш шли по узкой тропинке вдоль копытовских заборов. Мокрая крапива доставала им до пояса. Приходилось высоко поднимать руки, чтобы крапива не касалась голой кожи.
– Во народ! Повсюду мусор и крапива! Знали бы они, что тут будет проходить сам Альберт Долбушин – не говоря уж о моей раздвоенной личности! – размахивая куклой, негодовал Триш.
Из-за заборов на «самого Альберта Долбушина» и на раздвоенную личность Триша лаяли собаки. Некоторые просовывали морды в щели. На одну из них, самую агрессивную, Ерш напустил маленький детский носочек. Этот носочек лежал у него в нагрудном кармане, и Ерш называл его «Лешенька».
– Что сделает собаке детский носок? – усомнился Триш.
Ерш таинственно улыбнулся.
– Скоро все поймешь, – пообещал он.
С минуту слышалось рычание и короткий захлебывающийся лай. Потом все перешло в жалобное тявканье. Потом превратилось в скулеж.
– Вот! – самодовольно сказал Ерш. – Главное: энергия натиска. Лешенька у меня ну очень гиперактивный носочек!
Долбушин не слушал треп Ерша и Триша. Он шел впереди. Зонт держал в полусогнутой руке так, чтобы тот не касался тела. Ему самому это было странно. Порой Долбушин ловил себя на том, что снимает его со спинки стула почти неохотно, почти боится той острой, прощупывающей боли, которой зонт всегда встречает первое прикосновение. И казалось ему, что и сам зонт молчаливо чует эту перемену в отношении. Слушается его как и прежде, но уже затаил нечто на Альберта Долбушина, поджал свои спицы, как поджимают губы.
«Это после той закладки… понять бы хоть, какой в ней дар. А то так и десять лет таиться будет!» – думал Долбушин.
Заборы закончились. Тропинка вывела их в лес и суетливо заметалась, точно решая, куда ей идти дальше. Наконец пришла к определенному выводу, и из одной тропинки в мгновение ока сделалось две, ведущие в разные стороны.
– Куда нам? – спросил Долбушин.
Триш и его кукла на всякий случай показали один вправо, а другая влево исходя из того, что вдвоем ошибиться нельзя.
– А без цирка можно? – поморщился Долбушин.
Триш стал таким профессионально серьезным, что это граничило с явной клоунадой:
– Усилим вероятность, что рогрик там. Нет, не так… Усилим вероятность, что мы выберем правильно. Один к двум – базовая… хм… нолик не списать… Нет, списать! Ноль целых, пять десятых превращаем в ноль целых, пять десятых… Ага! Нам туда! – Триш кивнул на тропинку, забиравшую к полю и станции.
Долбушин забеспокоился о Рине.
– Позвоните вашему Королю Мусора! Узнайте, как она себя чувствует! – потребовал он у Триша.
Триш послушно стал звонить. У Короля Мусора было штук двести найденных на помойке телефонов разной степени дряхлости. В некоторых телефонах оставались симки. Практически каждый день Король откапывал в мусоре очередной аппарат и, проверяя его, звонил приятелям с каких-то новых номеров.
Триш терпеливо сохранял их в телефонную книгу. Получалось нечто вроде:
Король_Мусора_1
Король_Мусора_2
Король_Мусора_3
Потом, как видно, Тришу надоело так подробно печатать, и он стал отмечать номера короче:
Сейчас ему пришлось звонить по доброму десятку номеров, пока наконец, усилив вероятность, что не ошибется, он не выбрал КМ_17. Долбушин хмуро ждал, скрестив руки на груди. Под конец, чтобы не раздражаться, он отошел на несколько метров в сторону, и тут Триш наконец услышал в трубке «Алло!».
– Привет, семнадцатый километр! – сказал Триш.
– Ась? – не понял Король.
– Простите, ваше величество! – спохватился Триш. – Позвольте осведомиться: как дела у девушки?
Король Мусора его не расслышал. Динамик у его аппарата был едва живой.
– ПоШти новые конШервы кто-то выброШил. ВШдулись Шамую малоШть! Ешо бы: шрок годношти до авгуШта, а шейчаш только Шентябрь!
– А год там отмечен? – спросил Триш, знающий с кем имеет дело.
Простой вопрос почему-то вызвал у Короля Мусора заминку.
– ОШень мелко. Потом раШмотрю, когда доем! – ответил он поспешно.
– Ладно! Только девушку не кормите этими консервами, ваше величество! – попросил Триш.
– Она и не смоШет иШ них еШть, – спокойно отозвался Король.
– Почему? – заволновался Триш, скашивая на Долбушина глаза и оценивая, может тот сейчас их слышать или нет. Нет, вряд ли может. Далеко стоит.
– Она сбеШала! – радостно объяснил Король.
– Как сбежала? – прошептал Триш.
– ТоШно не видел как, но, думаю, ногами, – охотно пояснил Король.
– А-а-а… почему вы не позвонили… ваше… величество? – зашипел Триш.
