В тупике бесконечности (СИ) - Кельт Владимир

Водитель не шевелился. Рядом снова появился Крюк, зло схватил ее за руку и потащил за собой. Тонкие чулки порвались еще в отеле, и щебень больно впивался в босые ступни. Татья сделала с десяток шагов, когда у нее началась рвота. Ее буквально выворачивало наизнанку, ноги подкосились, и она упала на траву. Крюк что-то гневно орал, но она не понимала значения слов.

Кажется, он уходил… Потом вернулся, поднял ее с земли и поволок за руку по каким-то кустам. Ветки хлестко били по щекам и обнаженным плечам, ноги запинались о корни.

Потом под ногами появилось гладкое, прохладное, и Татья с удивлением обнаружила, что они стоят на шоссе, по которому она приехала в отель. По которому ее вез Кирилл, которого она только что убила. Вот этими самыми руками. Она поднесла руки так близко к глазам, что расплылись линии на ладонях. Где-то здесь есть линия убийства, она должна быть набухшей от крови…

Кто-то грубо встряхнул Татью за плечо. Раз, другой, потом щеку обожгла пощечина.

− Соберись же, наконец! – зло сказал Крюк.

Татья подняла голову, уставилась на него.

− Я убийца, − медленно, словно во сне произнесла она. – Я убила доброго златокудрого Аполлона…

− Ты защищала свою жизнь, − с нажимом произнес Крюк. – Любой поступил бы также.

Татья заплакала. Слезы щипали оцарапанные щеки, капали с подбородка.

− Иди вперед, − приказал Игорь. – Нельзя останавливаться. Через двести метров брошена моя машина.

***

Они долго ехали, мимо окон проносились чьи-то жизни, надежды, разочарования. А она просто ехала. Та, которая убила. Она была отвратительна самой себе, и в то же время чувствовала. Что хочет пить, и щеки щиплет, и кончик носа чешется… Как такое возможно?! Как?!

В начале Игорь о чем-то ее спрашивал, но, не дождавшись ответа, замолчал. Он остановил машину в спальном районе, вокруг, словно гигантские домино стояли дома с темными окнами. Люди давно спрятались своих квартирах-клетках и забрались под душные одеяла, чтобы встретить сны.

Заглушив двигатель, Игорь вышел, открыл дверцу со стороны Татьи. Он тоже выглядел осунувшимся и постаревшим, под глазами набрякли мешки, лоб прорезали морщины.

«Мы все потеряли что-то

На этой безумной войне»[1]

Вдруг вспомнились Татье слова из классики рока.

− Выходи, приехали, − сказал Игорь.

Она послушно вышла, чувствуя сильную усталость. Мышцы стали, словно желе, и ей хотелось одного: лечь где-нибудь под плинтусом и лежать тихо-тихо, никому не мешая.

− Я снимаю здесь жилье, − указал Игорь на возвышавшуюся над ними махину стоэтажки. – На восемьдесят пятом. Идем, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок.

Татья пожала плечами – какая разница? Взяв ее под руку, Игорь направился к крайнему подъезду. Молча они вошли внутрь, молча зашли в крошечный лифт, который стал подниматься наверх. Временами лифт потряхивало, будто он ехал по кочкам.

«Восемьдесят пятый, − объявил женский голос. – Приятной ночи».

Татья с Игорем одновременно тяжело вздохнули, вышли на площадку. У кого-то за дверью работало TV. «Полиция по-прежнему не напала на след опасных преступников: Егора Бестужева и Татьяны Литвинцевой…» − говорил женский голос.

Татья обхватила себя за плечи. Если бы можно было скрыться от всех и всего на свете! Она готова была улететь на любую планету, лишь бы никогда не встречать себе подобных.

Открыв дверь, Крюк сказал:

− Заходи.

Она переступила порог, и в квартире тут же зажегся свет. Взгляд скользнул по панелям стенного шкафа, в дверном проеме слева виднелась маленькая комната с голыми стенами и разобранной кроватью. Прямо на полу кучей лежали вещи. Все так же обхватив себя за плечи, Татья вошла и села на краешек кровати, глядя в пол. Крюк прошел мимо нее, распахнул дверь на балкон. В комнату ворвался далекий шум ночного города: восторженно-истерические возгласы с рекламных баннеров, рев автомобильных двигателей.

Игорь встал напротив нее, Татья чувствовала на себе его пристальный взгляд, но не поднимала головы.

− Ванна направо по коридору, − сказал он, наконец.

Она не ответила.

− Я пойду пока разогрею еду.

При мысли о еде желудок свернулся в комок. Татья хотела сказать, что не будет есть, но Игорь уже вышел. С балкона тянуло холодом. Дрожа всем телом, Татья встала, хотела закрыть дверь, но вместо этого зачем-то вышла на балкон. Внизу простиралась горящая огнями бездна. Подойдя к поручням, Татья перегнулась, пытаясь рассмотреть все – глубже… еще глубже. Вспомнились слова из книги, которую они читали вместе с Игорем:

«Если дойти до самого дна, то наш вид вовсе не Человек разумный. Наша основа − безумие. И Дарвин, друзья мои, из вежливости не сказал следующее: мы стали властителями Земли не потому, что были самыми умными, и даже не потому, что были самыми злобными. Нет, причина в том, что в джунглях мы были самыми безумными, самыми кровожадными сукиными детьми»[2]

− Кровожадными сукиными детьми, − прошептала Татья.

Кирилл выбегает из темноты, ее выстрел, отдача, развороченная выстрелом грудь, мертвые глаза, кровь, уходящая в землю.

«Только не надо делать вид, что не понимаешь, о чем я. Девушка, за которой тянется дорога из трупов», − отчетливо произнес рядом голос Егора.

Татья обернулась так резко, что закружилась голова. За спиной никого не было. Она закрыла глаза, потерла лоб, прогоняя наваждение, но слова Бестужева засели в памяти оскоминой.

Девушка, за которой тянется дорога из трупов… До сих пор полиции неизвестно местонахождении опасных преступников… Кровожадные сукины дети… Дорога из трупов… Опасные преступники… Литвинцева…

− Что ты делаешь? – перекрыл все испуганный голос Игоря.

Татья открыла глаза, глянула вниз и с ужасом обнаружила, что стоит на поручне, держась одной рукой за стену. Внизу воронкой закручивалась бездна огней. У нее перехватило дыхание.

− Дай мне свободную руку, − сказал за спиной Крюк. Осторожно, словно боялся вспугнуть ее.

− Я совсем запуталась, Игорь! − всхлипнула она. – Перестала понимать, кто я.

− Дай мне руку, и я помогу все распутать, − ласково произнес он.

Чуть повернув голову, Татья краем глаза увидела его протянутую ладонь.

− Я не хотела его убивать! Все вокруг говорят, что я убийца, что я опасна…

Она заплакала.

− Они ничего о тебе не знают, − сказал он, придвинулся к ней на пару шагов, и Татья почувствовала на своей руке его руку. Она была горячей и мокрой от пота. – Давай, обними меня за плечи. Ну же.

Она кивнула, наклонилась, но нога соскользнула с поручня, и Татья всем телом упала на Крюка. Он стал целовать ее мокрое от слез лицо, шепча: «Моя глупая девочка».

[1] Вячеслав Бутусов «Крылья»

[2] Цитата из романа Стивена Кинга «Мобильник»

Глава 23. Лео

Город-муравейник Верхняя Эллада, планета Марс

Сегодня Лео проснулся с мыслью, что его жизнь медленно превращается в ад. Всю дорогу в Верхнюю Элладу он бездумно пялился в окно, не замечая суеты и шума в вагоне. На голограмме мелькали цифровые горы, реки и поля, но перед глазами у Бестужева стояла Ира. Ее заливистый смех жил в памяти и превращался в боль.

Ночью Лео глаз не сомкнул. Он внимательно изучил переданные Егором проекции, сопоставил их со снимком из сообщения Иры, затем сравнил с табличкой, найденной его группой в Лабиринте Ночи. Сомнений нет — это один артефакт. Расколотый надвое, но все же единый.

Как находка Иры попала на Землю?

А главное – откуда табличка взялась у Егора?

В то, что это улика из дела, Лео не верил. Фантазия рисовала самые жуткие и невероятные предположения, дичайшее из них – Иру убил Егор и забрал артефакт. Пошел на преступление из мести, ведь так и не смог простить, что она предпочла другого.

Подобные мысли пугали и смешили одновременно. Лео понимал, что поддается слабости. Когда слабый человек видит вокруг себя тьму, то верит, что в ней прячутся чудовища. Сильный же знает, что тьма – это просто тьма. Поразмыслив логически, Лео признал, что Егор этого не делал. Во-первых, он бы не выдал себя, не стал бы показывать табличку. Брат всегда был умен и расчетлив, находил выход из таких лабиринтов, что голова кругом. Во-вторых, его скорбь и злость не выглядели поддельными, а даром лицедейства он никогда не обладал. О помутнении рассудка речи тоже быть не могло – ищеек тщательно проверяют и при малейшем отклонении списывают на гражданку.