Актёры уже переоделись в принесённые костюмы. Тюрин в мешковатом пиджаке с заломленными лацканами выглядел ещё нелепее, чем накануне, а Ольга Петровна в строгом костюме и с папкой под мышкой стала идеальной советской начальницей.
– Давайте прорепетируем диалоги, – предложил взволнованный Тюрин. – Я всю ночь не спал, грибы снились.
– Бедняга, – Катя сочувственно похлопала его по плечу. – Профессиональная травма эротического актёра.
Владимир Фёдорович, делавший вид, будто проверяет ящики неподалёку, не удержался и хихикнул. Заметив на себе взгляды, он поспешно сделал серьёзное лицо:
– Я это… пойду проверю, чтобы грузчики сюда не заходили. Мало ли что…
– Оставайтесь, Владимир Фёдорович! – позвал Михаил. – Нужен взгляд со стороны, вы же наш первый зритель.
Директор разрывался между любопытством и осторожностью, но любопытство победило. Он устроился на ящике в углу, будто зритель в театральной ложе.
Голоса актёров гулко отражались от металлических стен ангара.
– Новосельцев, объясните мне смысл этой докладной! – грозно начала Ольга.
– Э-э… Людмила Прокофьевна… это статистика по… по усушке…
– По усушке?! – она возмутилась так искренне, что Тюрин отшатнулся. – Вы хотите сказать, что наши нормативы неверны?!
Но тут он забыл текст и беспомощно захлопал глазами:
– Я… я… ёшки, что там дальше?
Напряжение спало, все рассмеялись. Даже Владимир Фёдорович позволил себе улыбнуться шире.
– Перерыв! – объявил Михаил. – Выпьем чаю и обсудим план съёмок.
Чай из предусмотрительно захваченного Катей термоса разлили по гранёным стаканам. Команда устроилась на ящиках, будто у пионерского костра.
– Знаете, – философски заметил Сергей, отхлёбывая горячий чай, – есть символизм в том, что снимаем эротику в овощехранилище. Вся советская жизнь: внешне овощи, а внутри страсти кипят!
– Глубоко копаешь, оператор, – усмехнулся Алексей. – Скоро в каждой картошке увидишь скрытый эротизм.
– А почему нет? – подхватила Катя. – Вон та морковка явно неспроста такой формы.
Грубоватая шутка окончательно разрядила атмосферу. Тюрин перестал нервничать, Ольга искренне рассмеялась.
– Ладно, философы овощного эроса, – Михаил встал, отряхивая брюки. – Приступаем к съёмкам. Владимир Фёдорович, вы с нами?
Директор замялся:
– Я бы рад, но… вдруг кто придёт? Лучше у ворот покараулю, чтобы вас не потревожили.
Понимающе кивнув, Михаил дал ему сохранить лицо. Владимир Фёдорович быстро ретировался, разрываясь между желанием посмотреть на съёмки и страхом быть замешанным в скандал.
Съёмочная группа осталась в овощном королевстве творить киноисторию среди ящиков с картошкой и запаха квашеной капусты.
Михаил стоял перед треснувшим зеркалом в импровизированной гримёрке за ящиками с луком, превращаясь в Самохвалова. Начёсанные волосы, самодовольная улыбка, расстёгнутая верхняя пуговица рубашки – образ складывался легко, словно он всю жизнь играл советского ловеласа.
– Сергей, готов? – крикнул он, выходя на «сцену».
– Камера ждёт твоего эротического гения! – отозвался оператор. – Только не споткнись о морковь, а то Самохвалов с подбитым глазом – это уже другой жанр.
Ольга сидела за столом из поддонов, изображая погружённость в работу. Перед ней лежали те самые «Нормы усушки и утруски», которые она изучала с видом, словно от этого зависела судьба мировой экономики.
– Мотор! – скомандовал Михаил-режиссёр и сразу же превратился в Михаила-Самохвалова.
Вальяжной походкой он вошёл в «кабинет», держа загадочный свёрток, обёрнутый коричневой бумагой. Его улыбка обещала не просто подарок, а пропуск в новый мир удовольствий.
– Людмила Прокофьевна! – воскликнул он с порога. – Привет из Швейцарии!
Ольга подняла голову, мастерски изобразив смесь раздражения и любопытства:
– Самохвалов? Что вы тут делаете? У меня отчёт по картофелю горит!
– Картофель подождёт, – отмахнулся Михаил, театрально понизив голос. – А вот швейцарское качество ждать не любит. Специально для вас, из самого Цюриха!
Он положил свёрток на стол с видом заговорщика, передающего секретные документы. Ольга смотрела на пакет с подозрением:
– Что это? Надеюсь, не очередные ваши… часы?
– О нет, – Михаил расплылся в улыбке, обещавшей скандальные откровения. – Это интереснее часов. То, что швейцарские женщины используют для… личного тайм-менеджмента.
Катя за кадром прыснула от смеха, но быстро зажала рот рукой. Сергей погрозил ей кулаком, не отрывая глаз от видоискателя.
Ольга медленно развернула бумагу, и её глаза расширились. Внутри лежали три предмета продолговатой формы разных размеров, сделанные из материала, подозрительно напоминающего резину. Катя достала реквизит бог знает где, но выглядел он убедительно двусмысленно.
– Самохвалов! – Ольга покраснела так естественно, будто впервые видела подобные вещи. – Что это за… за…
– Массажёры! – подхватил Михаил с невинным видом. – Швейцарские терапевтические массажёры для снятия стресса. Вот эта, маленькая, – он указал на самый скромный экземпляр, – с утра, перед планёркой. Поднимает тонус!
Ольга схватила «массажёр», держа его двумя пальцами, будто опасную змею:
– С утра?..
– А вот эта, средняя, – продолжал Михаил, наслаждаясь её смущением, – после обеда, когда накапливается усталость от статистических отчётов. Пятнадцать минут – и вы снова полны сил!
– Пятнадцать минут… – эхом повторила Ольга, разглядывая предмет со смесью ужаса и любопытства.
– Ну а эта, – Михаил взял самый внушительный экземпляр, – для вечера. Когда нужно основательно расслабиться после трудового дня. Швейцарцы знают толк в релаксации!
В этот момент дверь с грохотом распахнулась. Алексей во главе группы статистов (съёмочная группа в халатах и с папками) ворвался в кабинет:
– Людмила Прокофьевна! Инвентаризационная комиссия! Срочная проверка материальных ценностей!
Ольга вскочила, судорожно сгребая «подарки» и запихивая их в ящик стола:
– Комиссия? Сейчас? Но мы же не готовы!
– Распоряжение сверху! – трагически воскликнул Алексей. – Проверяют все кабинеты! Уже в приёмной!
Самохвалов-Михаил мгновенно исчез за дверью с ловкостью опытного любовника. Ольга захлопнула ящик, поправила волосы и попыталась принять начальственный вид:
– Я буду в зале заседаний! – Она схватила первую попавшуюся папку и выбежала из кабинета.
Камера проследовала за ней в «зал заседаний» – отгороженное ящиками пространство с длинным столом из досок и разномастными стульями. Ольга захлопнула за собой «дверь» (кусок фанеры на петлях) и прислонилась к ней, тяжело дыша.
– Боже, что это было… – прошептала она, доставая из папки один из «массажёров» – видимо, автоматически сунула его туда в панике.
Она разглядывала предмет со смесью отвращения и очарования. Покрутила в руках, нажала на какую-то кнопку – раздалось тихое жужжание.
– Швейцарское качество… – пробормотала Ольга, усаживаясь в председательское кресло.
Следующие минуты стали триумфом актёрского мастерства Ольги Петровны. Она сумела изобразить весь спектр эмоций – от робкого любопытства через смущённое экспериментирование до полного погружения в процесс.
Сначала она просто держала вибрирующий предмет, затем поднесла к щеке, вздрогнув от ощущения. Оглянулась на дверь, прислушалась – тишина.
Находясь в плену своих любопытствующих, но одновременно тревожных мыслей, Ольга неподвижно сидела в председательском кресле, словно ожидая неуловимого знака свыше, который развеет её сомнения. После нескольких мгновений нерешительности она медленно скользнула пальцами вдоль бедра, словно проверяя собственную храбрость на прочность. В помещении царила такая тишина, что казалось, будто даже стены затаили дыхание в ожидании.
Прислушиваясь к шёпотом шуршащим звукам своего платья, она решительно поднялась и сделала шаг вперёд. Её сердце билось так отчётливо, что его ритм почти заглушал жужжание устройства. Ольга замерла на месте, внезапно осознавая свою уязвимость. Ей нужно было решиться – сделать шаг в неизвестность, которая обещала удовольствие и познание себя.
