Глава 6
Много лет назад в Тридевятом мире
В болотах была своя прелесть. Василиса старалась думать об этом на заре, когда вставало солнце, окрашивая небо и мир в приятный розоватый оттенок, и на закате, когда оно разливалось по небу багряным, и фиолетовым, и сиреневым. Удивительно, но, будучи лягушкой даже ночью, в темноте, она продолжала различать цвета, и это было прекрасно, потому что после темного замка Кощея ей опротивели все серые тона.
Но в целом на болотах было плохо. Шли дни, и в какой-то момент Василиса начала понимать, что забывает себя. Ей все чаще казалось, что она и впрямь квакушка, а девчушка, набредшая однажды в лесу на домик старушки-колдуньи, ей просто приснилась.
Знал ли Кощей о таких последствиях своего заклятья? Там, на болотах, Василисе казалось, что, конечно, знал и что в этом и заключалась его кара. Даже если она выдержит три года, то навсегда останется лягушкой. И она хваталась за свою ненависть, думала о Кощее, заставляла себя вспоминать, как плохо было в его плену, и через это вспоминать себя.
Довольно быстро Василиса выяснила, что днем не может колдовать. Но стоило последним лучам солнца скрыться за горизонтом, как она чувствовала легкое покалывание в лапках, которым отзывалось возвращение силы. И тогда Василиса могла сбросить свою шкуру. В человечьем обличье да без одежды было холодно и сыро, и она поначалу обращалась ненадолго, мучилась от укусов комаров, кляла Кощея. Однако волшба теперь давалась проще. Навь извратила ее силу, но она же и увеличила ее. Василиса научилась укутываться в лунный свет, добывать воду, призывая росу в ладони, выращивать ночные цветы, а еще смотреть глазами птиц и животных, слушать их ушами, чувствовать то, что чувствуют они. Любой житель болот радостно отвечал на ее зов, и однажды она обнаружила, что понимает, о чем говорят птицы и звери. Она вплетала в волосы сияние звезд, собирала бусы и браслеты из болотных огней и надеялась, что Кощей следит за ней и умирает от бессилия и злобы. Он сам поставил условия на свое заклятье. Он не мог их нарушить.
Но лишь начинала бледнеть луна, Василиса снова накидывала свою шкурку и обращалась в зеленую лягушку.
Осенью стало холодать, и однажды, повинуясь проснувшимся инстинктам, она зарылась в ил и уснула там до весны. И наверное, ей очень повезло, что весной она вспомнила себя.
Так прошел год, за ним второй, минуло еще несколько месяцев, и Василиса начала верить, что свобода близко.
А потом прилетела стрела. Просвистела совсем рядом, сверкнула золотым наконечником – особая стрела в колчане, об этом любая девица знает, – и вошла в воду без всякого плеска. Василиса квакнула от удивления и нырнула следом. Выпрыгнула на кочку, стала изучать свою находку. Так ее и нашел царевич.
Царевич был хорош. Статный, русоволосый, румяный, с ясными голубыми глазами. Василисе вспомнился Кощей: старый, вечно бледный и словно больной, и глаза что болотная ряска… Вот и нашелся еще один способ отомстить. Пусть помучается, наблюдая за ее счастьем. Ведь вот такого – царевича – точно можно было полюбить. Да и супружескую клятву такому дать не зазорно.
Василиса проквакалась и предложила царевичу взять ее в жены. Можно сказать, уговорила. Юноша выглядел крайне опечаленным, но лягушку забрал. Так она и оказалась в царских хоромах, уверенная, что ей повезло.
В царских палатах Василиса впервые взглянула на себя в зеркало, и оказалось, что она хороша. Сверкала белизною кожа, ясно смотрели ярко-голубые глаза и красиво ложилась вдоль спины толстая пшеничная коса, отливающая золотом. Разумеется, будущему мужу она понравилась. Свадьбу сыграли быстро.
Когда Иван сжег шкурку, Василиса даже приготовиться толком не успела. Налетел вихрь, и вот она снова в месте, которое снилось ей в кошмарах. Кощей сидел на троне, и невозможно было отвести взгляд от изломанной шипастой короны на его голове. Но теперь она была женой и царевной, а не просто перепуганной девчонкой. И она гордо вскинула подбородок. Кощей, кажется, не обратил на это ни малейшего внимания.
– Подождем, – сказал он с какой-то непонятной ей усталостью, словно все это ему было в тягость. – Ты дала клятвы, супруг твой дал. Интересно, как вы будете их выполнять. Гуляй где хочешь, Василиса. Ты не в темнице. Ты в гостях.
На этот раз ей отвели покои поменьше и поскромнее. Зато никто не запирал дверь на засов и не указывал, куда идти. Замок был все так же сумрачен и стыл и пугал тишиной и отсутствием людей. Темно-серое небо заглядывало в каждое окно, и не на что было перевести взгляд, чтобы хоть немного отдохнуть от мрачного и унылого. Василиса бродила по бесконечным лестницам и коридорам, выходила во внутренние дворы, вымощенные камнем, и нигде не встречала ни цветка, ни птицы, ни зверя. Ни одна травинка не пробилась сквозь щель.
Снаружи замок окружала пропасть, через которую перекинулся узкий каменный мост, а сразу за ним начинался бесконечный черный лес – в нем обитали подданные здешнего царя. Василиса часто останавливалась у начала моста и смотрела вниз, в сизый туман, клубившийся на дне пропасти. Приходили разные мысли, но она верила, что Иван ее спасет.
Однажды Василиса увидела тропу. Было страшно подумать, каких усилий требовалось Лесу, чтобы пробиться сюда. Тропа была совсем узкой, еле заметной, она выбегала из леса и, истончаясь, ползла по мосту, пытаясь подобраться ближе, и девушка знала: ступит на нее – и спасена. Это был путь назад, в ее мир. Но она не могла им воспользоваться. У этой игры были свои правила. Она дала клятву. Ей полагалось ждать и верить. И Василиса повернулась к тропе спиной, и стольких сил ей это стоило, что следующие несколько дней она горько плакала и не покидала своей комнаты.
В первый вечер в замке Кощей предложил ей разделить с ним трапезу, но Василиса промолчала и не пошла за ним. Он не стал настаивать и больше ее не звал. В этот раз она его вообще почти не видела. Еда в ее покоях появлялась и исчезала сама собой, как и все, в чем она нуждалась. И ненавидеть царя Нави становилось все сложнее и сложнее. Ненависть что огонь, ей нужна пища, а Кощей ее давать не желал.
Впрочем, была у Василисы и отрада – Кощеевы конюшни, единственное место, где обитали живые существа. Василиса приходила и оставалась там надолго, гладила коней, угощала их диковинными фруктами, что ей приносили невидимые слуги, говорила с ними, начищая шкуры и расчесывая гривы. Кони не сторонились ее, наоборот, радостно фырчали, раздувая большие мягкие губы. Каждый из них был в полтора раза больше обычного, но она не боялась. Однажды, когда Василиса была в конюшне, туда вошел Кощей. Он взглянул на нее и промолчал, сам запряг своего коня и вывел наружу. Василиса сочла его молчание за разрешение остаться.
А потом появился Иван. Он не сражался с Кощеем. Не вызывал его на честный бой, в котором, скорее всего, проиграл бы. Он надломил иглу, и Кощей рассыпался прахом. Впрочем, слишком просто все это было, чтобы Василиса поверила. Но Иван поверил, и она не стала его переубеждать. Иван вернул ее в царский дворец. Пришло время стать женой по-настоящему. И не просто женой, а женой царского сына. Эта роль оказалась куда сложнее, чем представлялось Василисе.
Вскоре началась война, старшие царевичи погибли один за другим, не успев оставить после себя наследников, и на престол взошел Иван. Василиса стала царицей. Так она оказалась заперта в женском тереме без права покидать его по своему желанию. Царице полагалось вышивать и молиться. И родить царю наследника. Царице нельзя было на конюшню, нельзя было в лес и даже просто поговорить с кем-то, кто не входил в круг одобренных приближенных, было нельзя. Ей дозволялось выходить во внутренний сад и получать челобитные от бояр, которые надеялись, что она сможет умилостивить мужа и убедить исполнить их просьбы.
