— Так ты только и делаешь, что жрёшь! Даже если бы захотел, фиг бы я промежуток выбрал, когда приходить. И плохой аппетит в твоём случае тоже не канает.
— Это в моём-то не канает⁈ Да меня ветром качает от недоедания!
Я демонстративно оглядел лоснящиеся бока Твари.
— Это когда ж тебя качало? Позавчера, когда кто-то втихаря в деревню пробрался и у Тимошки-самогонщика полбочонка браги вылакал?
— Враньё! Наговор это, Тимошка нарочно! Не было там полбочонка, всего-то осталось… — Тут Тварь поняла, что спалилась, и прикусила язык.
— Угу. Действительно, безобразие, о чём этот Тимошка думал? Нет, чтоб бедной лошадке целый бочонок выкатить. А лучше два.
— А выкатит? — Глаза у Твари азартно сверкнули.
— Не в этой жизни, — осадил я. — Короче! Ты мне скажешь, когда полнолуние, или сокола спросить?
— Этого дурачка? Да он луну от солнца не отличает.
Сокол на насесте презрительно свистнул.
— Поговори мне ещё! — пригрозила Тварь. — Не скоро полнолуние, луна только народилась.
— А точнее?
— Ещё три недели да один день.
— Угу… — Я мысленно подсчитал. — То есть, получается, полнолуние с Рождеством совпадет?
— Того не ведаю. Мне, чай, рождественских подарков не дарят.
— А что бы ты хотела в подарок?
— А ты подаришь⁈ — глаза у Твари загорелись.
— Подумаю. Смотря что захочешь.
— Уж я захочу! — Тварь, охваченная волнением, принялась рыть солому перед собой.
— Может, тебя погулять вывести? — предложил я. — По полям поскачешь, мысли в порядок приведёшь. А что воронки от твоих копыт останутся, это уже хрен с ним. Скоро снег ляжет, сровняет.
— А давай, — согласилась Тварь.
Мы вышли из конюшни, я отворил воротину. Сел на Тварь, перевёл её через противотварную верёвку. Спешился.
Предупредил:
— В деревне не хулиганить! Узнаю, что опять у кого-то брагу вылакала — на гауптвахту посажу.
— На что?
— Вот заодно и узнаешь.
— Ой, да там было-то той браги…
— Это я уже слышал, ага.
— Прошу прощения, — у меня за спиной откашлялись.
Я обернулся. И увидел хлыща, который привозил посланницу императрицы, Екатерину Романовну. Он почти не изменился, только к предыдущему наряду добавилась шуба. Пошитая, по всей видимости, из кого-то ценного.
Я был готов поклясться, что две минуты назад людей за воротами не наблюдалось. Знаком переместился, зараза.
— Прощаю. А что, в Питере уже зима началась?
— Прохладно, — кивнул хлыщ. Коснулся треуголки, тоже подбитой мехом. — Рад приветствовать, многоуважаемый Владимир Всеволодович! Не будете ли вы столь любезны…
— Нет, ну нормально! — возмутилась Тварь. — А со мной, значит, здороваться не надо. Я, значит, пустое место! Рот закрой, ворона влетит.
— Э-э-э, — сказал хлыщ. Когда снова обрёл дар речи. — То есть, мне не показалось? Ваша кобыла умеет разговаривать?
Тварь разобиделась окончательно.
— Ща как дам копытом! Сразу поймёшь, кто тут разговаривать умеет, а кто только воздух переводит! У нас здесь воздух — знаешь, какой ценный⁈
Она сверкнула глазами и раздула ноздри. Хлыщ попятился. Споткнулся и плюхнулся на обочину дороги. По выражению лица я понял, что отчаянно борется с желанием скастовать Перемещение, свалить отсюда подальше и никогда не возвращаться. Но чувство долга пересилило.
— Поздоровайся с ней, — оценив мужество, посоветовал я. — Тогда отстанет. Наверное. Если повезёт.
— Э-э-э, здравствуйте, — сказал хлыщ. И ещё раз коснулся треуголки.
— То-то же! А я с тобой здороваться не буду. Ты мне сразу не понравился. — Тварь, гордая, как лев, развернулась и утопала в припорошенные снегом поля.
Я подал хлыщу руку, помог подняться.
— Дай, угадаю. Её Величество вызывают?
— С вашего позволения, именно так. Если изволите проследовать со мной, перенесёмся прямо на ступени Зимнего дворца.
Н-да. По Петербургу-то слухи разносятся, оказывается, ещё быстрее, чем по Поречью.
* * *
Разговор состоялся в том самом кабинете, где висел гобелен с быком и девушкой. С глазком между рогов и потайной дверью. Государыня выглядела совершенно спокойно, хотя чувствовалось, что под маской этого спокойствия живёт волнение.
— Владимир Всеволодович, — сказала она, — до меня дошли слухи…
Я кивнул. Государыня осеклась.
— Вы знаете, что за слухи?
— Я знаю, что произошло. Но в какой именно интерпретации информация дошла до вас, не знаю. Очень интересно услышать.
— Что ж. Извольте. До меня дошли слухи о том, что в мастерской Ползунова случилось несчастье. Некий опытный образец оружия, о котором мы говорили, вышел из-под контроля, причинил разрушения и убил нескольких человек.
Императрица уставилась на меня выжидающе. Я нахмурился.
— И, я так понимаю, даже трупы есть?
— Прошу прощения?
— Ну, это ведь не просто слова, иначе вы бы меня, полагаю, не вызвали. Есть реальные тела работников мастерской Ползунова?
— Разумеется, есть. Согласно моим сведениям, вы там были и не могли не видеть…
— В том-то и дело, ваше величество, что я там был. И точно знаю: в результате инцидента никаких жертв не случилось. Все работники вовремя сумели уйти.
— Вот, значит, как… — Императрица прошлась по кабинету в глубокой задумчивости. — Значит, этот человек ни перед чем не остановится…
— Ваше величество. Сейчас идёт война людей с тварями. Если человек играет против людей на стороне тварей, он, само собой, ни перед чем не остановится. Он уже прошёл все возможные стадии предательства по определению. Это наивные охотники, которым он и подобные ему дурят головы, могут верить в то, что в конечном итоге они действуют на благо рода человеческого. Им так проще заставлять себя гнусности делать. А уж сами эти подонки — тут без вариантов.
— Ваш ход мыслей совпадает с моим.
— Сколько человек якобы погибло?
— Трое. Имён не помню. Один, говорят, молодой парень, недавно появился…
— Но не Дорофеев же? — вырвалось у меня.
— Что?.. Ах, нет, такой фамилии не было точно. Речь ведь не о тех самых Дорофеевых? Графский род?
— Именно о них.
Императрица подвисла.
— А что отпрыск этого благородного рода забыл в мастерской Ползунова?
— Ну, вы ещё спросите, что там забыл отпрыск рода Давыдовых…
— С вами как раз понятно, у вас в этом предприятии пай, и вы, находясь там, блюдёте свои интересы.
Я только головой покачал в восхищении. Ну, государыня! Держит руку на пульсе, куда там товарищу майору. Только попробуй налог не заплатить вовремя.
— Дорофееву просто нравятся механизмы, — объяснил я. — Человек нашёл себя.
— Лучше бы этому человеку временно потерять себя для Петербурга, — отрезала императрица. — Боюсь, что ничем хорошим в текущих реалиях это для него не окончится.
— Понял, примем меры.
— А тот погибший, о котором я говорила — там вместо фамилии была будто какая-то кличка…
— Рябой? Стенька Рябой?
— Да, как будто бы так. Вы с ним знакомы?
— Он мой осведомитель, двойной агент. Встречался с нашим главным врагом, получал от него указания… Но, видимо, тот что-то заподозрил. И нет у меня больше двойного агента.
Я вздохнул. Не то чтобы так уж скорбел по Стеньке, человечишко был — дерьмо ещё то. Но даже он такой бездарной смерти не заслужил. Вполне ещё мог исправиться.
— А от кого вы получили всю эту информацию? — Я вернулся к делам насущным, которые нужно было решать быстро и эффективно. — Источник отследить получится? Тот, кому выгодно дискредитировать Ползунова, и есть наш клиент.
— Увы, — развела руками императрица. — Только в сказках злодей сидит рядом с государем и нашёптывает ему вредные советы. В действительности этот человек действует очень скрытно. Однако я чувствую, что он близок. И нужно его как-то вывести на чистую воду.
— Ну значит, давайте действовать.
— У вас есть план? — воззрилась на меня императрица.
— Нет, я не употребляю и вам не советую. Натрезвяк сделаем. Есть у меня один человек, скажем так. Но потребуется человек и от вас.
