В ее взгляде, в ее лице читалась обида.
– Пожалуйста, выпей со мной кофе, – попросил Кощей.
– Прощай, – ответила она и выскользнула за дверь.
И когда хлопнула дверь, Кощей прошел в гостиную, взял с журнального столика фотографию и отнес к себе в кабинет. Долго смотрел на нее. Ему все казалось, что он труп, такой же холодный и лишенный чувств, и теперь он даже точно знал, в какой именно момент умер.
* * *
Звонок раздался еще через неделю, утром в среду. Кощей мгновение помедлил, давая себе время усмирить всколыхнувшуюся надежду, и принял вызов:
– Василиса?
– Мы можем встретиться?
Он узнал эту интонацию и почти увидел Василису: стоит возле окна, смотрит на деревья, закусив губу. Столько неуверенности. Почему?
– Конечно.
– Сегодня в парке рядом с Конторой. Адрес…
– Я знаю.
– Я могу подождать, если у тебя дела, но если вдруг ты свободен…
– Через час тебя устроит?
– Да. Пруд с уточками тоже знаешь?
Кощей прикрыл глаза и сглотнул. О, он прекрасно знал пруд с уточками.
– Да. Буду там.
Последовало несколько секунд молчания, словно она хотела сказать что-то еще, но в итоге просто положила трубку.
Ради пруда с уточками Кощей, всегда отличавшийся пунктуальностью и драконовскими требованиями к соблюдению договоренностей, отменил две встречи и просил о переносе судебного заседания, сказавшись больным. Впрочем, тут он особо душой не кривил: состояние было абсолютно невменяемое.
Пруд с уточками имел идеальную круглую форму и был опоясан дорожками, по которым чинно двигалась пара старушек с лыжными палками и несколько мамочек с колясками. Василиса выглядела уставшей и подавленной. Она сидела на лавочке на пирсе и флегматично скармливала уткам булку. Сытые утки имели вид укоризненный: мол, это все, что сегодня есть в меню?
Кощей некоторое время разглядывал ее, потом стал думать, как лучше подойти, чтобы не напугать. Но Василиса то ли почувствовала его взгляд, то ли просто что-то услышала и обернулась. Увидела, кивнула и вернулась к уткам. Кощей глубоко вздохнул, дошел до лавки и сел на противоположный край. Василиса молчала, плавающие рядом утки покрякивали и то и дело опускали клювы в воду в поисках крошек и рыбешки.
– Я должна извиниться, – наконец сказала Василиса. – Устроила истерику. Но я испугалась, а страх не лучший советчик.
– Меня испугалась?
– Скорее, ситуации в целом. В общем, я прошу прощения.
Это было что-то новое и однозначно странное, но Кощей слишком боялся спугнуть момент, чтобы что-то уточнять или возражать.
– Принимается, – кивнул головой он.
Василиса нервно усмехнулась.
– И вот после этого я должна поверить в то, в чем вы все пытаетесь меня убедить? Варвара каждый день рассказывает мне, какой прекрасной парой мы были. Баюн зовет меня дурой. Настя перерыла все свои фотоальбомы и прислала с десяток снимков, на которых мы с тобой вместе. Но как я должна поверить, что это правда? После всего…
– Василиса, я не…
– Тогда расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь такое, чтобы я хотя бы допустила мысль, будто все это могло быть на самом деле.
Кощей молчал. Василиса подождала немного, потом не выдержала, обронила мрачно:
– Что и требовалось…
– Ты считаешь себя негодной матерью…
– Что?
– Ты считаешь себя негодной матерью, потому что не смогла найти способ сблизиться с сыном, и поэтому больше не хочешь иметь детей…
– Молчи!
– Прости, – попросил Кощей, смотря в резко побледневшее лицо своей жены. – Наверное, это самое личное из того, что ты мне доверила.
– Молчи, – прошептала Василиса. – Просто молчи. Но это невозможно… Я никому…
Она отвернулась и спрятала лицо в руках. Кощей откинулся на спинку лавочки, глубоко вдохнул сырой утренний воздух.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он. – Ты тридцать три года была женой Ивана и, когда сбежала, пообещала себе, что больше никогда не попадешь в эту ловушку – не выйдешь замуж. А теперь выясняется, что ты снова в браке. Да не с кем-нибудь, а со мной. Да, должно быть, это тяжело переварить вот так сразу.
– Вообще-то я думаю, что схожу с ума, – глухо раздалось из-под ладоней. – Хотя бы потому, что начинаю допускать, будто все это правда. Какой он?
– Наш брак? – легко понял Кощей, как уже давно научился понимать точный смысл сказанного ею. – Спокойный. Без особой страсти и романтики, признаю. Бывает, ругаемся. Но доверяем друг другу. Во всяком случае, я надеюсь на это. И вроде бы счастливый. На несчастные браки я насмотрелся, профессия, знаешь ли, обязывает. Наш на это не похож.
– Профессия?..
– Я представитель… Можешь считать, адвокат.
Они замолчали. Кощей машинально следил, как плавают уточки, расчерчивая озеро струящимися за ними треугольниками. Василиса так и сидела, спрятав лицо в ладонях.
– Почему ты не поцеловал меня в доме? – наконец спросила она. – Если, как ты утверждаешь, я бы потом все вспомнила? Почему?
– Потому что ты не хотела. Я обещал тебе однажды, что не стану делать что-либо против твоей воли, а я серьезно отношусь к обещаниям, особенно тем, что дал тебе.
– И после этого я вышла за тебя замуж?
– После этого ты рассмеялась.
Василиса убрала руки от лица и внимательно посмотрела на него, словно решая что-то для себя.
– А еще что ты мне обещал?
– О, там был целый список. Поверь, ты продала себя дорого.
– И ты согласился на эту цену?
Кощей улыбнулся воспоминаниям.
– Ну, я решил, что сделка того стоит.
– И как ожидания, оправдались?
– Более чем.
– Ты изменился. Я помню тебя другим в нашу последнюю встречу.
Кощей мрачно усмехнулся. Учитывая, что последняя встреча, о которой помнила Василиса, проходила в его замке, где он держал ее в заточении, это было немудрено.
– В таком случае, наверное, твои надежды от нашего брака тоже оправдались.
– Я не люблю, когда мне снятся сны. Это почти всегда кошмары. Но эти два месяца переплюнули все. Мне снится… я не знаю, что это… Наша жизнь?
Одна из уток громко крякнула, и Василиса вздрогнула, приходя в себя. Кощей знал этот симптом: увидев ночью кошмар, она продолжала барахтаться в нем и наяву, будто не имея возможности выплыть.
– Мне снится кофе по утрам, кабинет, заставленный книгами, спальня в серых тонах, дворик… Тебя там нет, но во сне я постоянно тебя жду или ищу. Будто ты ушел и вот-вот вернешься. Во сне я воспринимаю это как нечто должное и совершенно обыкновенное… И в этих снах мне… спокойно?
Она приподняла брови, словно сама себе удивлялась.
– Во снах я зову тебя Кошем. И давно я так тебя зову?
– Еще до свадьбы. Но это только наедине.
– Да, это обнадеживает, – кивнула головой Василиса и тяжело вздохнула. – Я не знаю, что мне делать.
На лице у нее отразилась борьба: она только что призналась в своей слабости злейшему врагу. И кажется, просила у него совета. Кощей не смог сдержаться, улыбнулся, пользуясь тем, что она не смотрит на него. Вот теперь их разговор походил на те, к которым он привык. Поговорить, поделиться, выслушать совет и решить, как быть. Ему показалось, что в груди снова затеплились угольки. Совсем чуть-чуть, но даже это грело. Главное, сейчас не спугнуть. Она уже приняла его однажды – кто сказал, что не сможет сделать это еще раз?
– Я не тороплю тебя и ни к чему не обязываю.
– Ну да. – Василиса возвела глаза к небу. – Зато я хотела бы поторопиться. И неплохо было бы начать с одной ночи без снов…
– Я готовил для тебя зелье. Сон без снов. Могу дать тебе.
– Ты готовил для меня зелье… Расскажи, как остальные восприняли?
– Зачем тебе?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Возможно, я хочу доказательств. И еще палец этот…
– Палец?
– Да, безымянный. С тех пор как ты снял с него кольцо, я чувствую себя голой. Ой…
Кощей с восторгом пронаблюдал, как у нее заалели щеки. Он уже и не помнил, когда Василиса в последний раз смущалась при нем, а это было прекрасно.
