– Вообще замечательно! – воскликнула Настя. – Ну все тогда, я за тобой заеду в субботу утром!
Настасья уехала, резко сорвавшись с места. Василиса проводила взглядом бесстрашно лавирующую в потоке верткую зеленую машинку и побрела в общежитие. Что ж, вот она и нашла выход. Разве она не молодец? Конечно, лучше было бы попасть в лес ночью, но вряд ли она смогла бы придумать для этого достаточно убедительную причину.
Она поняла, что ей нужно делать, еще в магазине, пока Настя перебирала бесконечные ряды джинсов, разницы между которыми Василиса не смогла увидеть, как ни старалась. Ответ пришел сам собой. У нее было не так много вариантов, всего два, если честно, но побег она отмела сразу: как выживать в этом мире, она не представляла, а возвращаться в Лес не собиралась. Второй же…
Ей было нечего противопоставить Кощею. За ним были власть, и магия, и сила, и – неожиданно – доверие окружающих. Так что для начала нужно было успокоиться и вернуть себе возможность мыслить трезво. А вот когда это случится, она что-нибудь придумает. А даже если нет… Она все еще могла лишить его возможности и удовольствия причинить ей реальную боль, коей была вовсе не физическая. За годы ученичества у Яги Василиса перебрала такое количество трав и приготовила такое количество настоек и эликсиров, что теперь точно знала, что ей нужно. Все очень просто. А то, что при этом она нарушит одно небольшое правило… Ну так ведь речь идет только о ее безопасности.
Мысли о Насте не отпускали, но Василиса была даже рада им: они помогали бороться с подступающей паникой. С самой первой встречи она воспринимала жену Сокола как этакую веселушку-хохотушку, несерьезную и простую. Но Настасья оказалась куда сложнее. Она была не просто женой, или матерью, или сотрудницей Конторы. Она была всем этим вместе и чем-то большим одновременно. Как-то раз Василиса ждала Конька-Горбунка в его кабинете, чтобы передать сообщение от Баюна, и наугад вытащила одну из книг по психологии, в изобилии стоящих у него на полках, прочла первую фразу: «Каждая женщина играет ведущую роль в истории собственной жизни» [1]. Эти слова задели и напугали ее. Она захлопнула книгу с таким чувством, будто та дала ей пощечину, но слова остались выжженными в ее сознании, словно клеймо, никак не отпускали. И сегодня, глядя на Настасью, Василиса вспомнила их. Она многому могла бы у нее научиться. К тому же Настя знала этот мир. Ей определенно была нужна такая подруга.
Василиса кивнула самой себе, прежде чем переступить порог общежития, и вошла.
Глава 14
Позже Василиса сказала себе, что это было временное помутнение рассудка. Иначе она не могла объяснить, зачем сама поехала к Кощею за вещами. Помутнение, порядком сдобренное злостью на окружающих, ибо никто не согласился съездить и забрать их вместо нее. И даже Данила, который довез ее до нужного дома, буркнул, что в чужие семейные разборки лезть не собирается и Василисе придется идти одной. У нее вообще сложилось ощущение, что у Баюна и остальных было какое-то нездоровое желание оставить их с Кощеем наедине.
Сперва она, конечно же, не собиралась никуда ехать. Варвара поделилась парочкой сарафанов, Настасья привезла джинсы и несколько футболок, но Василиса не привыкла ни к тому, ни к другому. Она носила исключительно платья, и у нее был отличный гардероб, она это точно помнила. А вот денег, чтобы его восстановить, явно не хватало. В результате прагматизм (и когда она успела его взрастить?) взял верх над чувствами, и она села в машину к Даниле. Василиса ехала в полной уверенности, что те минуты, которые понадобятся ей, чтобы спасти из плена свои вещи, будут одними из самых отвратительных в ее жизни.
Все оказалось намного хуже. Лучше б она не ездила. Разве стоила того какая-то одежда?
Конечно, все это было полным безумием. И копия свидетельства о браке, которую положил перед ней Баюн, сдобрив свои действия парочкой ругательств в ее адрес, и ворох фотографий, присланных Настей («Да замужем вы, уже пятнадцать лет как… Яра, отойди от унитаза! Да нормальный у вас брак был… Яра, не надо стирать в унитазе носки!.. Прости, Василиса, я перезвоню…»), ободряющая улыбка Варвары («Все обязательно наладится, ты обязательно вспомнишь»), нахмуренное лицо Данилы («Он твой муж, негоже это, поговори с ним»). А еще дети. Новость о том, что учившая их ведьма мертва, они восприняли на удивление спокойно, а вот узнав, что Василиса совершенно не помнит Кощея, переглянулись испуганно. Демьян долго мялся, потом, подбодренный толчком в плечо от сестры, покраснел и выпалил:
– Василиса Петровна, вы только не подумайте чего… Но мы же у вас с Константином Иосифовичем неделю прожили, мы же вас вместе видели, вы же друг друга точно любите… Василиса Петровна, вы только не сердитесь, но мы как-то вас у него в кабинете застали…
Василиса прервала этот поток откровений. Она точно не хотела знать, чем занималась в кабинете Кощея. Она вообще ничего не хотела знать. И тем более вспоминать. В любом случае все это было не так уж страшно. Свидетельство можно подделать, фотографии смонтировать, на чужой разум воздействовать – не так уж и много людей нужно заколдовать, всего с десяток…
На самое страшное она наткнулась, когда, сев в машину к Даниле, решила удалить сообщения. Те самые, странные, присланные Кощеем утром того злополучного дня, когда все сошли с ума и мир перевернулся с ног на голову. Василиса совсем забыла о них, но они были первым, о чем она подумала, когда выбежала за калитку его дома.
У тебя все хорошо?
Да или нет?
Тогда она не ответила, потому что не поняла, от кого они пришли. Абонент был подписан как «Кош», и на обратном пути в Контору Василиса наконец сообразила, кому принадлежит это имя.
Следовало удалить всю переписку разом, не заглядывая, но, влекомая неискоренимым женским любопытством, она открыла ее. И тем самым совершила ошибку. К утру она прочитала все. Несколько тысяч сообщений за последние пять лет. Сотни и сотни коротких посланий, рассказывающих о чьей-то чужой – абсолютно точно чужой! – но такой заманчивой жизни. Жизни, о которой Василиса мечтала когда-то. Все это было абсолютно невозможно. Но разве можно подделать столько слов? Разве можно подделать ее слова? Ведь она узнавала себя в них. Или, быть может, она все же общалась не с ним?
Кош, я понимаю, что ты бессмертный и ничего не боишься, но, кажется, после сегодняшнего Баюн всерьез задумал тебя убить.
Сижу в процессе, задыхаюсь от тупости представителя истца и уже не так уверен в своем бессмертии.
Все стало совсем плохо, пусть Баюн поторопится.
Какие-то бытовые просьбы:
Забыла купить хлеб, заедь, пожалуйста.
Ссоры, заканчивающиеся шутками.
Еще раз повторится то, что сегодня было, домой можешь не возвращаться.
С точки зрения права это мой дом.
У меня лучший адвокат в этом городе, он тебя без носков оставит, не то что без дома.
Лучший адвокат в этом городе – я.
Ну так а я о ком? Ты же не бросишь меня в такой непростой ситуации?
Почти невозможные вещи.
Спасибо за вчерашний вечер. И за цветы.
Неужели я так редко дарю тебе цветы и провожу с тобой время, что это заслуживает отдельной благодарности?
Нет. Мне просто хочется тебя благодарить.
