Судя по таймеру, в Лабиринте мы провели около пятнадцати минут.
Мне же показалось, что часа два, не меньше.
В реальном же мире прошло шесть с половиной минут.
— Все, конечная, — шумно выдохнул Корвин, распахивая передо мной металлическую дверь, — Девочки вперед!
Спорить я с ним не стал и выскочил наружу.
И оказался… в музее!
Глава 4. Ограбление по-мутантски
Следом за мной шумно дыша вывалился Корвин, а за ним… Моя швабра-дубинка!
— Смотри-ка, — скривился человек-ангел, — Не переварил-таки.
— В смысле?
— Обычно то, что оставляешь в Лабиринте, в нем и исчезает. Иногда потом эту вещь или ее подобие можно встретить в какой-нибудь комнате, но чаще они пропадают бесследно. Люди, кстати, тоже. В общем, в качестве тайника или тюрьмы его использоваться невозможно.
— А как же моя швабра?
— Видать, он ее принял за твой дар и побрезговал. Или не стал трогать из уважения и симпатии.
— Короче, ты и сам не знаешь, — подытожил я.
— Алле, Уборщик! Это Лабиринт! Одушевленный комок подпространства, питающийся чужими воспоминаниями — на всей нашей планете не найдется умника или психа, способного понять, что там творится у него в голове.
— В шкафу.
— Чего?
— Сомневаюсь, что у него есть голова. Скорее, эту функцию выполняет огромный шкаф. Или старая трансформаторная будка…
До Корвина не сразу дошло, что я шучу. Трезвый, он вообще был не особо приятным собеседником и изрядно подтормаживал, в плане юмора так особенно.
— Мы будем грабить, или ты эту пробежку устроил просто для развлечения? Мне, между прочим, чуть голову шаром для боулинга не снесло!
— Так мы вроде как уже, — мой напарник обвел рукой вокруг, — Вот, выбирай.
— Выбирать что?
— Небольшое, дорогое и не слишком известное. Картины и королевские драгоценности не годятся. Еще не хватало лишить потомков культурного наследия. Всякого рода тряпки, ордена и регалии тоже — Лабиринту они не нравятся. Можно брать оружие, драгоценности и всякую бытовую мелочевку, украшенную камнями и золотом.
— А мы вообще где?
— Музей. Кажется, французский. Здесь хранятся подлинники, реставрацией которых занимаются специалисты. Есть еще мастерская, в которой делаются копии для выставок.
— Яйцо?
Я взял в руки вытянутую сферу из чистого золота, которую украшало крохотное дерево с сидящей на нем птицей. Сбоку находились небольшие часики.
— Сломано? Часы стоят…
Я потряс яйцо.
— Эй, ты чего творишь? Знаешь, сколько это стоит? Это же работа самого Фаберже!
— Да? А чего такое маленькое? Мне казалось, что они громадные, поэтому и стоят такие деньжищи…
— Лучше бы я Сиракузца уговорил, честное слово, — едва слышно пробормотал Корвин.
— Так что, берем его? Небольшое, золотое и камнями украшено — под твое описание вполне себе подходит…
— Я же сказал: не трогать ничего, имеющего культурно-историческую значимость!
— Да как тут поймешь, что имеет, а что нет? Я думаю, что надо было грабить какой-нибудь ювелирный магазин. Алмазы дорогие, а весят мало и места почти не занимают — чем тебе не «билеты» в Лабиринт?
— Ты знаешь, сколько на самом деле стоят алмазы?
— Понятия не имею.
— Даю намек: ни-ху-я. Иногда крупные ювелирные компании устраивают распродажи-лотереи, ровно на один час скидывая цену на некоторые свои изделия до одного бакса. На те камушки, что в каталоге стоят в пяти- и шестизначные суммы. В долларах.
— Это как?
— А вот так. За месяц добывается камней столько, что человечеству на несколько лет хватит. Часть их уходит на промышленные нужды, причем оцениваются они как сырье, за килограмм веса. И точно такие же камни идут в ювелирные мастерские, внезапно вырастая в цене на несколько нулей — уже за штучку. Но большая часть просто валяется в хранилищах…
— Зачем?
— Чтобы весь этот мыльный пузырь не лопнул. Больше девяноста процентов стоимости алмазов — это не сам камень и не его огранка, а банальная реклама и маркетинг. Например, черные и коричневые алмазы раньше считались отходами и шли на изготовление стеклорезов и тому подобных инструментов. Но за последние годы благодаря целенаправленной рекламе, их цена взлетела раз в двадцать-двадцать пять. А после огранки — еще вдвое-втрое. И мутный камень, за которым когда-то даже нагибаться было лень, внезапно становится украшением каждой второй ювелирной коллекции у ведущих кампаний.
— Ты-то откуда все это знаешь? Ты же вроде наркотой торговал?
— Не тебе первому пришла в голову идея набить полные карманы алмазами, — полуангел усмехнулся, — Да и бегал я уже как-то с мешком бриллиантов по Лабиринту, помнишь? Если у них нет истории и не вложен труд именитого мастера, то они улетают целыми горстями…
— Так что брать-то?
— А есть по-настоящему редкие и ценные камни, только ты и слов-то таких не слышал наверняка! Серендебит, тааффеит, мусгравит, пэйрит, маджорит…
— Ты что, опять пытаешься меня в жертву принести? Прекращай свои колдунства, и давай уже займемся делом.
— Ну никакой в тебе нет тяги к познанию, Уборщик. Ладно, держи.
К моим ногам упал кожаный рюкзак со множеством кармашков.
— Складывай в него то, на что я буду показывать. И вот, надень-ка это. А то есть у тебя дурацкая привычка лапать все подряд своими щупальцами…
Он бросил мне пару тонких медицинских перчаток. Прежде, чем их надеть, я выделил на кончиках пальцев немного чистящего средства и старательно протер злосчастное яйцо, удаляя свои отпечатки. И, кажется, чуть-чуть позолоты, прибавляя работы реставраторам.
— Кстати, как у тебя дела со взломом сейфов обстоят? — Корвин махнул рукой в сторону дальней стены, где виднелась массивная железная дверь, как в банковском хранилище.
Разумеется, чтобы попасть на ту сторону, ему не нужны были ни ключи, ни коды, ни чье-либо разрешение.
— Самые интересные вещи под замом спрятаны. Тут же валяется только то, что нужно восстанавливать. А значит, и цена у этого барахла пониже.
— Я вор-домушник, а не грабитель банков. Сейфы вскрывал, но явно не такие…
— Значит, будем брать то, что плохо лежит. Вот это, например, — сделал вывод Корвин, и указал на лежащий на столе под микроскопом веер, — И вот эту заколку бери, что на бабочку похожа. Еще вон тот монокль и там, видишь, лежит жемчужное ожерелье? Его тоже давай…
Минут двадцать «гуляли» мы по мастерской, распихивая по многочисленным кармашкам рюкзака разные предметы и украшения.
— Слушай, а почему Шеф нас снабжал именно драгоценностями?
— Так ведь именно потому, что так и дешевле и удобнее. Для быстрого перехода самое то, вот только у нас с тобой совсем другие цели. Вы с Лабиринтом должны подружиться, так что дешевыми стекляшками тут не отделаешься. И дорогими, думаю, тоже.
— Дорог не подарок, дорого внимание?
— Вроде того.
— Кстати, раз уж ты уверяешь, что этот твой Лабиринт — живой. Он мужик или баба? Ну, это я в том смысле интересуюсь, что к нему лучше с цветами и кольцами подкатывать, или с бутылкой и шейной цепью в палец толщиной?
Корвин задумался и отозвался лаконичным и всеобъемлющим:
— Да хуй его знает.
— Кстати, не знаю, обратил ты внимание или нет, но вон там стоит камера. А еще там и вон там две штуки.
— Точно! А я и забыл!
Мой напарник подскочил к ближайшей камере и показал ей оттопыренный средний палец.
— Ты чего творишь?
— Уборщик, фу какой ты скучный! Развлекаюсь я. Все равно наши микрчипы запись испортят.
— А если кто-то за нами прямо сейчас наблюдает?
— Предлагаешь ему голую жопу показать? Они ведь все равно думают, что выход отсюда только один. Там нас ждать и будут… Хотя, ты прав. Берем еще пару-тройку вещей и сматываемся отсюда, а то мало ли…
Как потом выяснилось, за нами действительно наблюдали, вот только не через камеры.
Правда, это уже совсем другая история…
