Газлайтер. Том 23 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Повсюду копошатся недодемоны — их тут не меньше сотни, а может, и больше. Лезут отовсюду, шевелят мохнатыми лапами, переругиваются на своих утробных диалектах, рычат. Приятное местечко.

Телега катится прямо сквозь толпу, и вскоре мы подъезжаем к подножию этой великолепной архитектурной ошибки. Внезапно, с тяжёлым гулом открывается дверь, ведущая вниз. В подвал. Конечно, куда ж ещё.

Недодемоны открывают незапертую дверь клетки и вытаскивают меня наружу. Я не сопротивляюсь, спокойно лежу. Ну да ладно. Хоть раз меня несут, а не я сам иду. Комфорт.

В коридоре меня встречает ещё один заражённый. Не такой мутировавший, как остальные эти ваши недодемоны, но всё же с «улучшениями». Частично мохнатый, частично рогатый. Я бы сказал, что он больше похож на деревенских — Катю и прочих. Видимо, ещё один предатель, который в своё время решил, что служить Демону лучше, чем быть мёртвым. Назовём его Карл-2.

Карл-2 довольно лыбится, обнажая зубы, на которых так и хочется провести наждачкой.

— Принесли новенького! — радостно скалится он, заглядывая мне за плечо, будто там у меня спрятан подарок. — А где Карл?

Недодемоны рычат что-то нечленораздельное, будто у них в глотках застряли комки шерсти, и дружно делают недоуменные морды, мол, кто такой, не знаем такого. Их интеллектуальный потенциал явно не предусматривает объяснений более сложных, чем «указать лапой». Только лапы у них, к сожалению, сейчас заняты мной.

Карл-2 хмурится, переводит взгляд на меня.

— Он спит в клетке, — поясняю я, закидывая руки за голову.

Карл-2 моргает, словно осмысляя услышанное, а потом вдруг резко рычит:

— В клетке⁈ Как это — спит⁈ — его голос скачет от недоумения к подозрению. — Стойте здесь!

Он с бешеной прытью разворачивается и быстрым шагом уходит проверять.

Через пару минут возвращается — уже не такой бодрый, но с лицом, полным ярости.

— Ах ты, говнюк! — выплевывает он, скрипя зубами так, что аж уши закладывает. — Ты его грохнул! Изувер грёбаный!

Я лениво пожимаю плечами. Смешно слышать такие обвинения от своих будущих пыточников.

— Вообще-то это сделали ваши же недодемоны, — хмыкаю. — Они ему рога оторвали и в клетку швырнули. А я, между прочим, даже ходить не могу. Последняя стадия, как-никак.

Карл-2 злобно дёргает щекой. Затем отворачивается и резко бросает:

— Кидайте его в темницу!

Ну вот, началось.

Недодемоны вскидывают меня выше, не слишком заботясь об удобстве, и несут куда-то вниз. Тут сплошные каменные стены, воздух тяжёлый, сырой, как в погребе, куда пару сотен лет забыли заходить. Если весь верхний этаж напоминал бардак с лёгкими элементами логова, то здесь уже честная «мрачная безысходность» во всей красе. Клетки. Повсюду клетки.

Почти все пустые. Почти.

В одной валяются два тела. Ну, не совсем тела — ещё дышат.

Старик и старуха, высушенные, как вяленая рыба, кожа в трещинах, глаза мутные. Они даже не поднимают рогатых мохнатых голов, просто лежат на каких-то грязных тряпках, едва двигаясь. Судя по всему, боль для них уже не ощущение, а состояние души, с которым они смирились.

А я? А что я? Меня, словно мешок с картошкой, швыряют рядом. Карл-2 со скрипом захлопывают клетку.

Ну и ладно. Я устраиваюсь на единственной свободной лежанке, вытягиваюсь, закидываю руки за голову. Карл-2, ухмыляясь за прутьями клетки, поворачивает голову и с мерзкой ухмылкой цедит:

— Скоро тебя отдадут на корм хозяину. За Карла пойдёшь первым, урод!

— Ох, хорошо бы! Скорее уже прекратить мучаться, — притворно охаю. — Слушайте, а перед этим меня хоть покормят? Ну, чтоб, так сказать, на убой шел в лучшем виде? Вряд ли Демону понравится жевать голодного и похудевшего.

— Никакой тебе жратвы! — рычит Карл-2, злобно скалясь. — Никакой, ха-ха!

Когда его шаги наконец затихают за дверью, я вздыхаю и, устраиваясь поудобнее, переключаюсь в режим медитации. Стоит провести время с пользой.

Но, как назло, со стороны стариков начинают раздаваться громкие, тягучие стоны. Не просто тихие жалобы на судьбу, а полноценные завывания уровня «дайте мне нож, я сам себя прикончу».

Я закатываю глаза.

Ладно. Я, конечно, терпеливый, но не настолько. Угомонить их быстрее, чем пытаться сосредоточиться в этом оркестре.

Подхожу к старику. Он уже и не похож на человека — мех, рога, кожа серая, как у мертвеца. Да и взгляд стеклянный, будто ему уже ничего не надо, кроме смерти.

Ну, сейчас проверим.

Я вгрызаюсь в его сознание и аккуратно начинаю выковыривать демонскую дрянь. Не полностью, нет — если вычистить её до конца, он тут же замёрзнет без меховой шкуры в этой сырой темнице. Но вот боли можно избавиться.

Ментальный щуп скользит, ловит, тянет… Готово.

Старик дёргается, глубоко вздыхает, но не реагирует. Ладно. Подхожу к старухе, повторяю процесс. Она тут же замирает, перестаёт издавать звуки и, кажется, засыпает.

Ну вот и тишина.

Но не тут-то было.

Старик вдруг снова начинает стонать.

Я раздражённо хмурюсь.

— Да я же тебя только что вылечил, дед! Зачем ты воешь? У тебя же уже не болит ничего!

Старик резко открывает глаза, хлопает себя по груди, будто проверяя, и выдавливает ошарашенное:

— И правда, не болит… И правда!

О, так вот оно что. Просто привычка. По инерции продолжил жаловаться.

Старик смотрит на свои руки так, будто видит их впервые. Несколько раз сжимает и разжимает пальцы, словно не верит, что боль исчезла.

— Вот это фокус… — бормочет он, потрясённо хлопая себя по груди.

Старуха тоже оживает, садится на своей лежанке и исподлобья разглядывает меня.

— Кто ты, юноша?

Я ухмыляюсь:

— Телепат.

Старик и старуха переглядываются в шоке. Я же снова устраиваюсь поудобнее и сосредотачиваюсь. Нужно разобраться с тем, что у меня внутри.

Дело в том, что теперь у меня две ментальные болезни: монашеский вирус, который был со мной ещё с прошлого приключения, и свеженькая демонская бактерия. И вот что странно — они не просто существуют параллельно. Они… как бы это сказать… взаимодействуют.

Иногда они борются, каждая пытается вытеснить другую. Иногда наоборот — сливаются, создавая что-то третье, что я пока не могу понять.

Это загадка. И загадка чертовски интересная. Прикольно наблюдать, будто в микроскоп смотришь на редкую, необычную форму жизни.

Я уже ухожу в себя, как вдруг чувствую, что мне что-то кладут на колени.

Я опускаю взгляд…

Мёртвая мышь.

Я моргаю.

Старуха с почти материнской нежностью кивает на подношение:

— Кушай, сынок.

Медитация тут же заканчивается.

Я брезгливо беру мышь за хвост и, не меняя выражения лица, отбрасываю её за прутья клетки.

— Сударыня, прошу прощения, но это… как бы сказать… не самая полезная пища. У вас что, совсем ничего другого нет?

Старик и старуха переглядываются.

— Вообще-то да, — спокойно отвечает старик. — Здесь больше нечего есть.

Я закатываю глаза. Ну, так бы сразу сказали.

Мысленно даю команду Ломтику. Маленький друг мгновенно отправляется в Невский замок, пробирается на кухню и через теневой портал подкидывает мне корзинку с мясной и сырной нарезкой.

В темнице распространяется запах копчёного мяса и выдержанного сыра.

Я молча беру кусок колбасы и откусываю.

Старик и старуха таращатся на еду, будто в жизни ничего вкуснее коры с потолка не видели. У старика судорожно подергивается кадык, а на подбородке уже блестит первая дорожка слюны.

— Угощайтесь, уважаемые, — киваю на корзину, не торопясь прерывать трапезу.

Они продолжают смотреть на меня и на еду, не моргая, не веря своим глазам. Остолбенели? Ну, день у них, конечно, сегодня явно выдался богатым на приятные сюрпризы.

Я со вздохом поднимаюсь, беру корзину и ставлю её прямо перед сокамерниками. Несколько секунд они сидят неподвижно, будто опасаются, что всё это иллюзия и в следующий момент исчезнет. Но потом инстинкты берут верх — они жадно хватают угощение, точно звери, не видевшие еды несколько недель.