S-T-I-K-S. Континент (СИ) - Елисеев Алексей Станиславович

Я открыл глаза.

Больничная палата.

Та же? Почти. Знакомые облупленные стены ядовито-зелёного казённого цвета. Узкая койка. Но что-то неуловимо изменилось. Расположение мебели? Да, койки стояли чуть иначе, и было их на одну меньше. Потолочный светильник под длинные лампы дневного света был таким же замурзанным, но трещина на плафоне находилась в другом месте. Пол — тот же затёртый линолеум под паркет. А вот на окнах…

На окнах теперь были решётки, грубо сваренные из толстой рифлёной арматуры и небрежно выкрашенные облезающей белой краской.

Это уже никак не вязалось с обычной больницей.

Осознав это, я рефлекторно провёл рукой по груди. Шов был на своём месте, но на нём теперь ощущался плотный, широкий пластырь, какие наклеивают после операций. Отдирать его, чтоб полюбоваться на рану, я не стал. А может, пластырь прикрывает не шов? Может, операции вовсе не было в этой «попытке»? Чёрт знает! Но еслиизменилась палата, то почему бы не измениться и этому факту?

Голова шла кругом. Проснулся я от кошмарного сна с зомби или это просто новый его виток? Ответа уже почти привычно не было.

Я сел на койке, ноги сами нашли стоявшие рядом растоптанные тапки-шлёпанцы. Взгляд привычно метнулся к койке у противоположной стены. Гора казённых шерстяных одеял, сваленных в кучу. Дежавю било наотмашь.

— Олег? — окликнул я скорее по инерции, пытаясь уложить в голове противоречивые обрывки воспоминаний и системных сообщений.

Голос прозвучал хрипло, неуверенно.

Из-под груды одеял показалась голова. Блондинистая, взлохмаченная шевелюра неопределённого желтовато-серого оттенка. Но… причёска не та. Виски выбриты. Лицо тоже было другим. Но, как и у Олега, было помятое, отёчное, с сеточкой капилляров на носу. Мужик выглядел чуть моложе Олега, лет на сорок, может, даже чуть меньше. Глаза — не выцветшие голубые, а какие-то мутно-серые, смотрели на меня с тем же недоумением и лёгким подозрением.

— Чего? — пробасил он сипло. — Какой Олег?

— А ты кто? — спросил я, чувствуя, как внутри снова закипает раздражение, смешанное с растерянностью.

Всё повторялось, но с изменениями, выбивавшими из колеи.

— Валера я, — мужик потёр заспанное лицо. — А ты, я гляжу, совсем плохой? Соседа по палате не узнаешь? Третий день вместе кукуем. Или ты вчерашнее отмечать начал уже с утра? Где взял-то? Поделись с ближним, а? А то трубы горят — сил нет.

Валера. Не Олег. И третий день вместе? А Олег говорил, меня только вчера привезли. Значит, это точно не тот же самый виток реальности. Или памяти у меня отшибло ещё больше, чем я думал?

— Я тебя впервые вижу, Валера, — медленно проговорил я. — А вот кто я такой — это вопрос интересный. Ты не в курсе случайно?

Валера уставился на меня, словно призрака увидел. Его мутные глазёнки округлились, на лбу собрались складки. Он даже приподнялся на локте, внимательнее меня рассматривая.

— Слышь, мужик, ты это… серьёзно? Или прикол такой? Типа, розыгрыш для новеньких? Так я тут сам почти новенький. Или тебе вчера на процедурах мозги совсем промыли? Говорили мне, что тут электрошоком балуются…

Электрошоком? Процедуры? Что за хрень он несёт?

— Я похож на шутника? — рыкнул я, чувствуя, как виски начинает сдавливать тупая боль. — Говори, как есть. Где я? Что со мной?

— Да тихо ты, чего орёшь? — Валера испуганно втянул голову в плечи. — Не знаю я, что с тобой. Лежишь тут третий день, молчал всё время, на уколы не реагировал, таблетки жрал. А сегодня вон, сразу с «кто я» начал? Может, ретро… как её… амнезия? Ну, когда память теряют?

— Может, и она, — процедил я сквозь зубы. — А где это «тут»? Что за «процедуры»?

— Так в больничке мы, — Валера пожал плечами с таким видом, словно говорил очевидные вещи. — Психиатрической. Городской. Отделение пограничных состояний. Ну, это где ещё не совсем ку-ку, но уже где-то рядом. Нас тут подлечивают… таблеточки, укольчики, разговоры с доктором… кому и шок этот… Вчера выпивали с тобой тихонько, пока доктора не видели. Ты говорил, что тебя Илья звать, что лежишь здесь с профилактикой ПТРС.

— ПТРС? — охренел я.

— Посттравматический синдром… Ну это, мать его псиную… Эхо войны и всё такое…

Психиатрическая больница. Пограничное отделение. Решётки на окнах. Теперь всё встало на свои места. Жуткие, неправильные места. Неужели я действительно псих? И Олег, и зомби, и падение, и системные сообщения — всё это плод больного воображения? Но ощущения были слишком реальными. Пластырь на груди, саднящие ладони и ступни от невидимых осколков… И стойкая уверенность, что всё это уже было со мной, и не раз.

Осмотрев ладони и ноги, ощупал горло, убедившись, что ощущения фантомные.

— Значит, психушка… — пробормотал я, оглядывая палату новым взглядом. — Отлично. Просто замечательно.

— Да ладно, не кипешуй. Мы с тобой пограничники. Не психи, а так, проходили мимо, — Валера попытался меня успокоить. — Тут не так уж и плохо. Кормят три раза в день. Гулять выводят во дворик. Тихо, спокойно. Никто не орёт, не буянит особо. Ну, бывает, конечно, всякое… Но ты, главное, доктора слушайся, таблетки пей, и выпустят скоро. Если, конечно, не совсем того… Ну… «Ку-ку»… А ты чего такой дёрганый? Может, тебе к сестричке сходить? Укольчик попросить? Успокоительный?

Сестричка. Точно. Надо идти к сестре. Может, она что-то прояснит? Или хотя бы даст таблетку от головы, которая снова начинала раскалываться.

Я поднялся с койки. Ноги слегка дрожали.

— Пойду пройдусь, — буркнул я, направляясь к двери.

— Ну, иди, иди, — кивнул Валера, снова кутаясь в одеяло. — Только ты это… если курева найдёшь… ты мне маякни, а? А то заначка кончилась, а до передачки ещё два дня… Ломает — жуть.

Я кивнул и вышел в коридор, оказавшийся таким же тусклым и обшарпанным, как и в «прошлый раз». Теперь я, правда, знал, где нахожусь, но легче от этого не было. Наоборот, ощущение ловушки стало почти физическим. Решётки, как выяснилось, были не только на окнах палат, но и в конце коридора — они перегораживали выход к лестнице. Из-за этого мрачные, казённые стены давили со всех сторон ещё больше.

Пост медсестры оказался на том же месте. Но за столом сидела другая женщина. Не уставшая блондинка средних лет, а молодая полноватая брюнетка с недовольным лицом и ярким макияжем, который совершенно не вязался с больничной обстановкой. Своим видом она напоминала мне путану, готовую вот-вот выйти в тираж, но старательно маскирующую приближающиеся признаки старости обильным количеством косметики. Она скучающе листала какой-то глянцевый журнал, игнорируя моё появление. Лампа под зелёным абажуром, как и всё остальное в этом крыле, не горела.

Я подошёл к столу.

— Здравствуйте. Мне бы таблетку от головы.

Она подняла на меня глаза, полные скуки и раздражения.

— Фамилия? Палата?

Фамилия… Чёрт. Я её не знал.

— Я… я не помню, — выдавил я. — Палата… кажется, шестая. Там ещё Валера лежит.

— А, алкоголик этот… — она скривила губы. — Вечно ему плохо. А ты новенький, что ли? Который молчал всё время? Казанский?

Казанский? Что-то шелохнулось в памяти, подсказывая, что фамилия мне знакома. Как, кстати, и имя, названное Валерой.

— Угу, — осторожно ответил я. — Голова болит. Очень.

Она цокнула языком, открыла ящик стола, достала блистер с таблетками.

— На, держи. Цитрамон. Пей. И иди в палату. Скоро обход. Доктор посмотрит, что с тобой. Может, дозу успокоительного увеличит.

Успокоительного. Точно, я же в психушке. Я закинул таблетку в рот и запил её тёплой водой из графина, стоявшего на столе.

— Спасибо. А… скажите, что со мной случилось? Почему я здесь?

Она вздохнула так, будто я спросил её о смысле жизни.

— Доктор всё объяснит на обходе. У тебя там что-то с головой после… давнишней контузии. Вот и направили к нам на обследование и лечение. Всё, иди. Не мешай работать.

Контузия… Всё сходилось намного логичнее, чем в прошлый раз. Кроме одного. Кроме этих красных надписей, очков прогресса и ощущения повторяющегося кошмара. Я вернулся в палату. Валера уже спал, тихо посапывая. Я сел на свою койку. Решётки на окне. Психушка. Потеря памяти. И девяносто восемь жизней в запасе.