Миротворец (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Всё? — хрипло спрашивает он, опуская револьвер.

Хоть сейчас брат и выглядит старше, но в мельчайших движениях и размашистых жестах я всё ещё вижу того пацана, с которым в детстве мы гоняли голубей на крыше пятиэтажки.

— Ещё нет, — качаю головой, вытирая зелёную слизь с лица тыльной стороной ладони. — Нужно найти Сердце Мироздания. Эриндор говорил, оно должно быть где-то во дворце. Думаю, в личных покоях Императора. Вряд ли бы он позволил этой вундервафле находиться вдали от себя.

Позади нас раздаются лёгкие шаги. Оборачиваюсь и вижу Иерофанта — Шэндалию. На бирюзовом кристаллическом теле видны трещины, но осанка всё так же величественна.

— Я могу показать, где он хранит артефакт, — говорит она ровным голосом, хотя в глазах читается напряжение. — Следуйте за мной.

Несколько минут мы осматриваем тронный зал — огромное помещение с колоннами, когда Шэндалия останавливается у дальней стены. Лёшка указывает на еле заметную щель:

— Смотри! Там.

— Скрытая дверь за троном, — кивает Иерофант. — Почти невидимая в общем рисунке стены.

Створка поддаётся без сопротивления, словно ждёт нас. За ней — узкий коридор, погружённый во мрак, потому что Аура нуллификации брата вырубает все светильники на нашем пути.

Шэндалия внезапно останавливается на пороге, не делая шага внутрь. Её тонкие пальцы сжимаются в кулаки, а взгляд становится отстранённым.

— Дальше я не пойду, — говорит она, и в её голосе я слышу отголосок страха — впервые за всё время нашего знакомства.

— Почему? — Лёшка изумлённо смотрит на неё.

Шэндалия встречается со мной взглядом:

— Я уже дважды ошиблась с этой силой — сначала когда помогала Кар’Танару, затем когда пыталась исправить это ужасными экспериментами. — Она делает глубокий вдох. — Теперь я доверяю решение вам. Ваши сердца чище моего. Я надеюсь…

— Ты можешь пойти с нами, — предлагаю я. — Втроём безопаснее.

Она качает головой:

— Нет. Один взгляд на Сердце… и я боюсь, что не устою. Искушение слишком велико, — её глаза сверкают в полумраке. — Сделайте то, что должно быть сделано. Я буду ждать здесь.

Киваю, понимая её страх. Страшнее всего не те демоны, которых мы никогда не встречали, а те, которых мы уже однажды впустили в себя.

Мы с братом продолжаем путь вдвоём. Воздух здесь пахнет озоном и чем-то сладковатым, неживым.

— Ты чувствуешь? — морщится Лёшка, принюхиваясь. — Как в морге…

— Да… — соглашаюсь я, машинально проверяя оставшиеся патроны в револьвере. Пять штук. Должно хватить для любых сюрпризов.

Коридор выводит нас в круглое помещение с высоким сводчатым потолком. В центре на постаменте парит… нечто. Сгусток чистой энергии, переливающийся всеми цветами радуги, пульсирующий, как живое сердце. Вокруг него вращаются многочисленные кольца со знакомыми символами шрифта Сопряжения, непрерывно меняющими свою форму.

— Это оно? — выдыхает Лёшка, не отрывая взгляда от завораживающего зрелища.

— Да, — уверенно киваю, делая шаг вперёд. — Сердце Мироздания. Артефакт Предтеч, способный переписывать саму реальность.

На удивление Аура нуллификации брата ничего не может сделать с первоисточником власти Кар’Танара.

Протягиваю руку к пульсирующему сгустку, но останавливаюсь в нескольких сантиметрах. Что-то не так. Что-то… шепчет. Не голосом, а прямо в сознание, минуя уши.

«…Наконец-то… освободитель… слишком долго ждал…»

— Ты это слышишь? — оборачиваюсь к брату.

Тот напряжённо кивает:

— Да, слышу. Кто-то… внутри?

Снова обращаю взимание на артефакт. Приглядевшись повнимательнее, замечаю внутри пульсирующего сгустка смутный силуэт, словно заключённый в янтарь.

«…Я Эштарива́н… последний из Творцов… тех, кого вы называете Предтечами…»

— Почему ты не уничтожил Кар’Танара? Почему позволил ему творить всё, что он желал? — спрашиваю, не скрывая злости в голосе.

«…Вмешиваться не моя функция. Ограничения. Должен наблюдать, направлять, помогать. Боролся с собой. Пытался помочь…»

— Помочь как? — наклоняюсь ближе к пульсирующему сгустку.

«…Я создал Нуллификаторов… чтобы остановить… но поздно… слишком мало… слишком медленно…»

— Ты же видел, что одних Нуллификаторов недостаточно? Он убивал их задолго до того, как они обретали силу.

«…Да… Наставлял потомков… Ультхаков… План… Седьмой раз… Ключевой…»

Всё встаёт на свои места. ВечноЦвет упоминала какого-то союзника во время нашей первой попытки взять штурмом дворец. Получается, это Эштариван позаботился о том, что в тот раз мои друзья оставались на этой планете до конца сражения, хотя те, кому они бросили вызов на дуэль и погибли в бою с кселари.

Лёшка подходит ближе, заворожённо глядя на артефакт:

— Спроси, можно ли его как-то освободить?

Не успеваю я сформулировать вопрос, как голос передаёт мне спокойствие и смирение.

«…Нет… Таково моё… предназначение…»

Сердце Мироздания начинает пульсировать ярче.

«…Прикоснись… возьми силу… стань новым хранителем…»

В горле пересыхает.

— Егор, — голос брата звучит предостерегающе, — подумай хорошенько. Это слишком большая власть для одного человека.

Киваю, понимая его опасения, но выбора нет — только с помощью артефакта можно навести порядок. Делаю глубокий вдох и касаюсь пульсирующего сгустка.

Мир взрывается калейдоскопом образов, звуков, ощущений. Я вижу рождение звёзд и их смерть, возникновение первых форм жизни и ввод Сопряжения на тысячах планет. Вижу стройную систему Телепортариумов, объединяющую галактики. Вижу юные цивилизации, впервые шагающие к звёздам. Вижу народ альфар ещё до их разделения на две ветви…

И я вижу другое — процессию замученных душ, бесконечный поток жертв Сопряжения, монстров, созданных для развлечения, хрупкие тела, разорванные в клочья…

Ярость накрывает меня с головой. Я чувствую, что могу щелчком пальцев стереть из существования целую расу. Могу уничтожить кселари полностью, без следа, как будто их никогда не было. Это было бы… справедливо? Правильно? Месть за всех погибших, за все разрушенные миры, за все потерянные жизни…

— Егор! — голос брата вырывает меня из транса. Он стоит рядом, тревожно заглядывая мне в глаза. — Ты в порядке? Твои глаза… они светятся.

— Я хочу уничтожить их всех, Лёх, — мой голос звучит странно даже для собственных ушей — глубже, с металлическими нотками. — Всех кселари. Стереть их из вселенной, как плесень. Всех до единого. До последнего яйцеголового ублюдка, — в груди клокочет ярость, раскалённая добела.

Братишка крепко хватает меня за плечи, заставляя посмотреть в глаза:

— И чем ты тогда будешь отличаться от Императора? — его голос режет, словно нож по открытой ране. — Это геноцид, Егор. Ты собираешься уничтожить целую расу за грехи одного тирана? Ты правда этого хочешь?

На секунду перед моим внутренним взором встаёт образ Горгоны. Её морщинистое лицо с пронзительными глазами, тонкие губы, сжатые в упрямую линию. Едкая старуха смотрит на меня без осуждения, но сам её облик служит напоминанием. «Стрелок несёт не возмездие, но правосудие», — звучит в памяти её голос, хриплый от сигарет и прожитых лет. Правосудие беспристрастно. Оно не ищет врагов, оно ищет истину.

Чувствую, как слова Лёшки медленно пробиваются сквозь плотную пелену гнева. Дыхание постепенно выравнивается. Я вспоминаю, что говорил Эриндор — кселари не всегда были такими. Кар’Танар изменил их генетически, усилил агрессию, подавил эмпатию, чтобы превратить в идеальных солдат. Чтобы сделать их продолжением своей воли.

Мои плечи опускаются. Рука, готовая сжать мир в кулаке и раздавить, медленно разжимается.

Если жестокий человек искалечил разум собаки, заставив её бросаться на прохожих, кто виноват? Пёс, который по-другому не умеет, или садист, превративший животное в инструмент своих ублюдочных пристрастий? По-закону живодёра наказывают, а пса усыпляют, но лишь потому, что ему уже нельзя помочь.

А что, если бы надежда на излечение всё ещё оставалась?..