Полукровка (СИ) - Горъ Василий

Реакция старших офицеров на это обращение по-настоящему обрадовала — они пошли красными пятнами, уставились в объектив потолочной камеры и дали слово после боя объяснить трусу, опозорившему ВКС, его неправоту. А боя, как такового, не случилось: эта группа кораблей, оставленная амерами в системе, не располагала сколь-либо серьезными запасами масс-детекторов, соответственно, вывесила перед собой вертикальную «стенку», а я подошел к ордеру с другой стороны, «уронил» четыре «Гиацинта» возле крейсера и по два рядом с кораблем-маткой, эскадренным миноносцем и постановщиком помех, потом спокойно отлетел подальше, приказал Фениксу отправить на взрыватели инициирующий импульс и запечатлел для истории картинку уничтожения четырех из пяти бортов горе-охотничков. А вот искать «Призрак» и не подумал, прекрасно понимая, что засечь его сигнатуру не смогу. Поэтому ушел на точку разгона, набрал скорость, требующуюся для ухода на струну, не «раздувая» свою сигнатуру, и… получил море удовольствия от легкости, с которой в этот раз компенсировались наводки от флуктуаций Ершова. В общем, включая Феникса, пребывал в прекраснейшем настроении, поэтому «вернул» в отсеки воздух, снова подключился к системе оповещения и порадовал «пассажиров» последними новостями:

— Господа, бой прошел по моему сценарию: четыре вражеских борта из пяти превратились в пыль, пятый, наверное, расстроился, а мы ушли на струну. На тридцать четыре часа и девять минут. В общем, наш корабль — в зеленом режиме, так что можете расслабляться.

Расслабился только Павел Анатольевич: посмотрел в камеру, поздравил меня с очередной победой, сообщил, что собирается как следует выспаться, снял скаф и вломился в душевую кабинку. А адмирал с каперангом как-то странно переглянулись, быстренько отцепились от переборки и направились в смежную каюту. «Воспитывать» каплея…

…Тридцать четыре часа полета в гипере пролетели как-то уж очень быстро. Даже с учетом того, что я не только тренировался, грыз гранит наук и спал, как убитый, но и общался с майором Юрченко. Кстати, личностью он оказался очень и очень достойной, поэтому перед сходом со струны я пригласил его в рубку и не разочаровался — за время набора исходной информации для расчетов, анализа распределения масс, перемещения к подходящей ЗП и определения областей интерференции полей Канта-Андерсона рядом с ней Багор не сказал ни слова. Не слился и после того, как услышал мое решение заходить в Тверь через «двоечку» с коэффициентом сопряжения два девяносто семь — да, зябко поежился, но взял себя в руки и пожал плечами:

— Два девяносто семь так два девяносто семь…

Это, конечно же, обрадовало, поэтому я не стал отправлять его в каюту — направил «Химеру» к расчетной точке начала разгона, сменил режим на красный, предупредил флотских о скором уходе в гипер, дал им время натянуть скафы, откачал воздух из отсеков, встал на нужный курс и вырубил искин. На последних мгновениях пребывания в «обычном» пространстве заметил, что Багор нервно сжал пальцами подлокотники кресла, но счел это нормальным и сосредоточился на коррекциях наводок. Вернее, поймал нужные ощущения на третьей коррекции и дал волю интуиции. А она начала жечь по полной — за первые четыре минуты «допустила» появление всего одного резонанса, который, впрочем, погасила уже на втором «пике», затем загнала процесс в чрезвычайно комфортную колею, а последние секунд восемьдесят обходилась настолько легкими микросмещениями рабочего тела, что не передать словами.

В общем, после выхода на струну я погордился собой-любимым секунд, эдак, пять, затем убрал с лица улыбку, повернулся к Багру и сообщил, что мы уже в гипере, заметил, как из взгляда майора ушло напряжение, «вернул к жизни» ИИ, поручил ему вернуть в отсеки воздух и обратился к флотским:

— Господа офицеры, мы — в гипере. Пробудем в нем семь часов тридцать две минуты и выйдем в Тверь по-боевому. Корабль в зеленом режиме, так что можете расслабиться.

Не успел закончить этот монолог, как адмирал отцепился от переборки, снял шлем, уставился в объектив потолочной камеры

и задал вопрос на засыпку:

— Судя по тому, что мы заходили на струну тридцать одну минуту шесть секунд, вы воспользовались зоной перехода с коэффициентом сопряжения под три и ноль. Однако я насчитал всего девять пиков резонанса, самый сильный из которых тянул в худшем случае на два пятнадцать-два-двадцать. Это опыт или привод рабочего тела гиперпривода новой модификации?

Я невольно усмехнулся:

— Будь это приводом новой модификации, ССО проводила бы испытания в режиме строжайшей секретности и не в зонах перехода системы, которую могут захватить в любой момент.

— Об этом я, честно говоря, не подумал… — признался он и склонил голову в знак уважения: — Ваши навыки исключительны. Даже для пилота диверсионно-разведывательного корабля. Мое почтение.

Я поблагодарил его за столь высокую оценку моих навыков, отключился от системы оповещения, сообщил Павлу Анатольевичу, что собираюсь порубиться с «Рукопашниками», на пару с ним вышел из рубки, вломился в лифт и спустил нас в трюм. А после того, как вышел из кабинки, отправил Юрченко на первую палубу, заблокировал доступ в этот отсек, снял скафандр, хорошенечко размялся и повернулся к дроидам.

Потренировался, как обычно, на износ, потом заблокировал двери кают, поднялся на первую палубу и завалился в медкапсулу. Благодаря чему поднялся в рубку полностью восстановившимся, рухнул в кресло, наговорил и отправил Переверзеву сообщение, в котором уведомил о скором сходе со струны в Твери и спросил, не в курсе ли он, что творится в этой системе, потом связался с Багром, пригласил разделить со мной трапезу и влез в терминал ВСД. Изучать «меню».

Не успел определиться с блюдами, которые захотелось умять, как приехал лифт и выпустил наружу майора Юрченко. А еще минут через десять Феникс переслал мне в ТК послание куратора, и я, включив воспроизведение, прикипел взглядом к хмурому лицу Владимира Михайловича:

— Тор Ульфович, в Твери все плохо: командование ВКС заблаговременно передислоцировало туда два Ударных флота, но разведка Объединенной Европы не лаптем щи хлебает, поэтому соединение ОЕ, заявившееся в систему чуть более четырех с половиной часов тому назад, оказалось значительно сильнее. Да, наши корабли и единственная орбитальная крепость все еще сражаются, но защищают только столицу. А евры демонстративно наносят мощнейшие орбитальные удары по другим крупным городам и промышленным предприятиям, последовательно уничтожая все, что мы строили больше двух веков!

Помощь уже отправлена — два Пограничных флота завершили разгон и вышли на струны — но сойдут с них через шесть часов пятьдесят восемь минут и могут опоздать. В общем, ситуация аховая. Поэтому я связался с местным отделением нашего ведомства и приказал создать вам режим наибольшего благоприятствования. Говоря иными словами, вы вправе делать все, что сочтете нужным. А майор Юрченко вас поддержит…

Глава 34

28 августа 2469 по ЕГК.

…Защитники Твери стояли насмерть. Что самое печальное — в буквальном смысле этого выражения: весь космос вокруг истерзанной орбитальной крепости и защитного ордера остатков флота был «усыпан» обломками кораблей, ракет и мин, а отдельные куски, в момент взрыва получившие импульс, направленный под острым углом к атмосфере, изредка вспыхивали в плотных слоях.

Да, досталось и еврам. В смысле, обломков хватало и в «окрестностях» их атакующего ордера. Но, по моим ощущениям, потери сражавшихся сторон были несопоставимы. Впрочем, больше всего напрягло другое: наши каким-то образом умудрились потерять почти все средние и легкие корабли. Из-за чего четыре сражающихся линкора и восемнадцать крейсеров «поддерживали» один корабль-матка, два постановщика помех и всего пять звеньев истребителей. А «Мороков» и «Химер», судя по наглости противника, не осталось вообще: тяжелые корабли ВКС ОЕ пополняли боекомплект, оттягиваясь от линии боевого соприкосновения от силы километров на семьдесят-восемьдесят!