– Тебе бы в дипломатическую миссию, Элленджайт. Уверен, дипломат из тебя бы вышел отменный. Сладко говорить гадости, внушая при этом доверие, удаётся далеко не каждому. Но я услышал всё, что ты хотел сказать.
Он снова потянулся к бутылке.
– Так? – напряжённо выдохнул я. – Что ты предпочитаешь? Войну? Или мир?
Он выдержал паузу. А потом ответил:
– Война интересней.
Прищурившись, Кинг посмотрел на просвет через алую жидкость, кажущуюся из-за тёмного стекла, в которой плескалась, почти чёрной. Потом перевёл взгляд на меня и рассмеялся ядовитым, тихим, шелестящим смехом:
– Ты полный психопат, – с отвращением дёрнулся я.
– Да, это так. Упрямый, чокнутый психопат, обожающий сложные партии. Но, вопреки сложившемуся мнению (а я приложил немало усилий для того, чтобы оно сложилось таким, каким сложилось), я люблю мою дочь.
Рэй поставил опустевшую на две трети бутылку на пол и, поднявшись, приблизился ко мне, встав рядом, плечом к плечу так, что мы почти соприкасались.
В его синих глазах плескались бесшабашно-весёлые, злые огни.
– Я люблю мою дочь. Но ещё больше я люблю выигрывать, получая то, что хочу. Пусть это даже всего лишь мимолётный каприз.
Он поднял руку и его пальцы, словно лапки зловещего паучка заскользили по моей шее, в то время, как он сам обошёл меня по кругу, встав у меня за спиной. Я всей кожей ощущал его горячее дыхание.
– Я не останавливаясь ни перед чем в достижении моих желаний, потому что я действительно тот, кем меня принято считать: эгоистичная скотина, безжалостная тварь, ведомая лишь низменными желаниями. Можно даже сказать – инстинктами.
Об обнял меня, прижимая к себе с такой силой, что я не мог не чувствовать его сильно эрегированный, почти каменный член, упирающиеся мне в ягодицы.
– Но ты же ведь не такой, да, Альберт, да? – насмешливо выдыхал он слова и они, горячие и влажные, вливались мне в ухо. – Тебе, в отличие от меня, свойственны альтруистические порывы? На весах две чаши.
Его руки скользнули под мою рубашку. Прохладные гладкие пальцы, легко пробежавшись по коже живота, умело и расчетливо возбуждая, принялись пощипывать мои соски.
– На одной из них жизни двух милых девушек, – его подбородок остро упёрся мне в плечо, а дыхание согревало ухо. – На другой – удовольствие, пусть и с неприятным осадком измены. Измена – это нехорошо, но смерть ведь ещё хуже?
– Если спросить того, кто изменяет – несомненно. А вот другая сторона часто считает иначе.
– Если бы у тебя был выбор узнать о выборе своей невесты (уж прости за невольный каламбур), что бы ты предпочёл: её верность или смерть?
– Глупый вопрос.
– Разве?
– Что за глупая игра, Кинг?!
– Ты не ответил.
– Я бы предпочёл её жизнь! Если для Катрин оно в другом человеке, я бы принял это известие в разы легче, чем известие о её неприятностях. Что уж говорить о смерти? Да, я бы предпочёл измену смерти. Доволен?
– Но ты почти уверен, что Катрин думает иначе? – голос Рэя так и сочился ядом.
В нём неподражаемо смешивалось вождение, насмешка и азарт сумасшедшего игрока.
– Тут дело в другом.
– В чём же?
Его рука опустилась ниже, коварно-чуткие пальцы заставили напрячься не только меня, но и мой член, а в мои планы это категорически не входило!
Однако особенности мужской анатомии таковы, что наших страстей (а иногда и отсутствие таковых), увы, но не скроешь.
Я повернулся к нему лицом так, что нас разделяли всего какие-то жалкие дюймы.
– Дело в доверии, Кинг. У меня есть все основания верить в порядочность Катрин, а у неё, рискну предположить, поводов верить в меня куда меньше.
– Так что же, в таком случае, ты теряешь, если веры тебе всё равно нет?
– Боюсь, ты прав, – развёл я руками. – Что дальше?
– Дальше?..
Ладони Кинга вновь сомкнулись у меня за спиной, спускаясь вниз, к талии.
Задержавшись на ягодицах, он провёл по ним большими пальцами, лаская с нарочитой медлительностью:
– То, что ты ещё не послал меня к чёрту значит – «да». Вот, что дальше, мой сладкий.
Я серьёзно задавался тем же самым вопросом, что светился в насмешливых глазах Рэя – почему я молчу? Почему не отстранюсь? Потому ли, что не хочу рисковать жизнью девушек? Или потому, что в глубине души вовсе не прочь воспользоваться подвернувшимся случаем, развлечься на всю катушку?
Наклонившись вперёд, Рэй провёл языком по моим губам и прежде, чем я успел ему ответить или оттолкнуть, с такой силой прижался к моему рту, что тонкая кожица на нижней губе, треснув, засаднила. Словно хищник, почуявший кровь, он пришёл в неистовство. Мощный удар в живот едва не вышиб из меня сознание, заставив тело обмякнуть от боли, а рот – наполниться густой, вязкой кровью.
Кровь и боль действовали как афродозиаки, были словно наркотик.
По венам и артериям растекался жидкий огонь, переплавляя все эмоции в желание того, чтобы боль усиливалась до бесконечности, заставляя расплачиваться за наслаждение, которое шло с ней рука об руку.
Я не удержался от вскрика, дёрнувшись, как раненное животное, когда Рэй вошёл в меня.
Не в обычаях Кинга было щадить, да и, откровенно говоря, я не хотел пощады.
Входя на всю длину, преодолевая сопротивление сжимающихся мышц, он наслаждался теми редкими сдавленными стонами, что удавалось у меня вырвать. Безжалостное, яростное давление внутри вызывало спазмы острейшей боли – жестокой настолько, что даже сознание уже не потерять.
Дышать можно было лишь урывками.
Он жадно глотал мою кровь. Он снова и снова продолжал мучительную пытку, трахая меня так неистово, что мне казалось, ещё чуть-чуть и я просто сломаюсь пополам.
Короткий полу-вскрик, полу-всхлип… судорога.
И всё закончилось.
Кинг отпустил меня, тяжело дыша.
– Ты не кончил, – засмеялся он.
– А должен был? Это условием договора не стояло.
Превозмогая острую боль, я выпрямился, поправляя смятую одежду.
Рэй продолжал смотреть на меня таким взглядом, что я на мгновение пожалел, что у меня нет плаща-невидимки.
Шапка-невидимка тоже бы сгодилась.
– Ну, что ж? Можешь считать, что я тебя изнасиловал. Тогда ты, вроде как, своей красавице-невесте и не изменял, да? – издевательски засмеялся он, подхватывая с пола недопитую бутылку и опустошая её в один глоток.
Всё тело обнимала пульсирующая боль.
Болел желудок, рядом с которым существовал единственный орган, которого нет ни в одном другом человеческом теле, кроме наших – орган, вырабатывающий те самые непонятные антитела-гормоны, что отвечали за ускоренную регенерацию тканей в нашем организме. Разламывались почки, будто начались жёсткие почечные колики. Голова тоже жутко болела.
Но больше ломила душа. НУ какого чёрта я допустил, чтобы это вообще случилось?!
– Ты получишь свою Мередит в ближайшие дни, – пообещал Кинг.
– Часы, – поправил его я.
– Дни, Элленджайт. Мне ведь ещё нужно добраться туда, а им – обратно. Но не переживай сильно. С девчонкой всё будет в порядке… хотя, – сощурился он, – ты ведь не из-за этого переживаешь, да?
– До встречи, Рэй.
– Увидимся… сладкий, – заржал он мне в лицо.
Чёртов Рэй!
Хотя по-своему он бесподобен. Расчётливый гад, умеющий взять всё и не дать в ответ ничего, вывернуть наизнанку и тело, и душу. Он меня поимел во всех смыслах этого слова. А я, словно последняя тряпка, даже злиться на него не могу. Не получается.
Зато на себя – сколько угодно.
Меня тошнило от себя, воротило до такой степени, что хотелось сбросить с себя кожу, перестать быть самим собой. Хотелось, чтобы боль усилилась.
Но нет такой боли, что могла бы искупить моё слабоволие и сластолюбие.
Напрасно я верил, что смогу измениться. Могила горбатого не меняет, она лишь скрывает его горб.
Глава 14. Альберт
Я проиграл.
Нет Кингу. Тому, что в нём олицетворялась – квинтэссенция зла.
