Хорь захохотал:
– Конечно, выгонит! Только не за нарушение устава!
– А тогда за что? – озадаченно спросил тамплиер.
– Да за то, что ты – пентюх безнадёжный, а не боец! С девкой ночевать и хотя бы не пощупать – это ж надо ухитриться, ха-ха-ха!
* * *
Оккупанты основательно загадили скромные княжеские палаты, и невесть откуда появившаяся бывшая челядь торопливо наводила порядок. Побратимов проводили в менее пострадавшую дальнюю комнату, втащили дубовый стол (степняки предпочитали есть, сидя на коврах). Поставили кувшин с медовухой, блюдо с убоиной.
– Прости, князь, ничего нет больше. Всё басурмане поганые разграбили, винный подвал – пустой…
– И на этом спасибо. Оставьте нас одних, прислуживать не надо.
Холоп удивился (где это видано, чтобы князь без слуг трапезничал?), растерянно кивнул и вышел, прикрыв дверь.
Дмитрий разлил тягучую жидкость по разнокалиберным кубкам, сказал:
– Выпьем, братья, за нашу дружбу. За то, что мы снова вместе. И за освобождённый Добриш.
Звякнула опорожнённая посуда, потянулись руки к дымящемуся мясу. Какое-то время молчали, и только четыре пары крепких челюстей работали безостановочно.
Хорь вдруг засмеялся, чуть не подавившись.
– Ты чего, бродник?
– Представляю, какая рожа была у Азамата, когда он увидел Дмитрия у ворот! Как ты догадался уйти из башни? Чудом ведь жив остался.
Половец улыбнулся:
– Да я стал таким счастливым, что растерялся. Одно думал: надо коня привести, брата обрадовать. Это и спасло.
– А ты чего мрачный? – бродник хлопнул франка по спине. – Я ж тебе сказал: целы твоего магистра медяшки, я их берёг пуще своего здоровья. Или ты переживаешь, что не поучаствовал в штурме? Ничего, жизнь длинная, хватит и твоему мечу вражьей крови.
– Я очень благодарен тебе, да и всем вам, братья. И за спасение из плена, и за то, что мои медные листы сохранили. Другое гнетёт меня.
– Ну так скажи, что именно.
Тамплиер бросил обглоданную лопатку на блюдо, повернулся к Дмитрию:
– Я не понимаю, как так можно: без суда, без расследования – казнить дюка Святополка?
Час назад ликующие добришевцы стихийно собрались на центральной площади перед каменной церковью. Духовник Тимофея наскоро провёл службу в благодарность за избавление города от ворога, славя нового князя – Димитрия. Туда же притащили связанных пленников, среди них – монгольского тысячника Цырена и князя-узурпатора Святополка.
Был здесь и перепуганный араб из монгольского посольства, но его спас Азамат, велев освободить.
Народ плевал в захватчиков, кидался грязью; особенно усердствовали рыночные торговки и какие-то старушки, норовящие выцарапать глаза. Кричали:
– Суди их, князь!
Дмитрий вышел вперёд. Поднял руку – толпа угомонилась, притихла.
– Ответь, монгол, зачем на нашу землю пришёл, смерть и горе принёс? Или звали тебя?
Цырен, сплёвывая кровь, прошипел:
– Тебе, урус, одна судьба – рабом быть у великого Чингисхана. Твоя жизнь – жизнь барана. Покоришься, тогда не зарежут.
Ярилов не стал вступать в полемику. Обратился к Святополку:
– А ты, князь, по какому праву добришский стол вознамерился взять? Твои слуги убили законного владетеля Тимофея, бесчинствовали, людей моих неправедно насильничали и грабили. Отвечай.
Святополк молчал. Дмитрий продолжил допрос:
– Уже за это ты достоин смерти. Но скажи мне: как ты степнякам покорился? Почему не стал город от врага защищать? Почему на колени перед татарами встал?
Святополк затравленно посмотрел на Ярилова и завизжал:
– Не перед тобой, холоп, мне ответ держать! Я – Рюрикович, а ты кто? Пусть меня равные судят…
Дмитрий сделал знак – стоявший рядом дюжий сараш ударил предателя под дых, остановив поганую речь.
– Обоих казнить. Сейчас.
Народ радостно завыл, одобряя. Из сарашей и дружинников палачи были никакие, убить обречённых сразу не удалось. Монгол принял смерть молча, а Святополк верещал и выплёвывал страшные проклятия…
Дмитрий побледнел. Стоял, сжав зубы. Дождался, когда беснующаяся толпа немного успокоится, обратился к остальным пленным:
– Вы много зла сотворили, но можете вину искупить. Пойдёте в мою дружину? Война не кончилась ещё. Будет у вас возможность за правое дело сражаться.
Расчёт оказался верным: все святополчане, половцы и многие монголы согласились пойти на службу к князю Добриша – с них сразу сняли верёвки. Хвалили, хлопали по плечу, подносили ковши с брагой.
Тем, кто отказался, отрубили головы тут же.
Побратимы отправились в княжеские палаты, оставив горожан праздновать на площади. И вот теперь тамплиер осуждающе смотрел на Дмитрия, качая головой:
– Дюка королевской крови нельзя убивать вот так, на потеху черни. Это подрывает авторитет власти и веру в её божественное происхождение.
Ярилов не знал, с чего начать. С того, что из-за таких, как Святополк, Русь сначала распалась на десятки враждующих княжеств, а потом покорилась монгольскому игу? Потому что каждый из Рюриковичей думал только о своей заднице, уютно устроившейся на княжеском престоле – маленьком, зато своём. Или с того, что нельзя было позволить Святополку говорить опасные, но справедливые слова: у Ярилова действительно права на Добриш сомнительные. Пусть монах и подтвердил торжественно, что Тимофей перед смертью назвал Дмитрия своим сыном – кровь-то от этого княжеской у Ярилова не стала…
Можно подумать, легко далось жестокое решение! Эта картина – умирающего, захлёбывающегося кровью связанного Святополка – навсегда перед глазами. Прогрызла дупло в совести и поселилась там навечно…
Хорь опередил:
– Ты, Анрюха, вроде умный, а дурак. Какой ещё суд ему, поганому предателю? На войне с такими разговор короткий – верёвка длинная. Да и за Тимофея блаженного казнь одна: смертная. Всё верно Дмитрий сделал. Вот и выпьем теперь за него, законного князя Добриша!
Тамплиер промолчал, но со всеми выпил – Дмитрий вздохнул облегчённо.
Бродник мечтательно сказал:
– Теперь заживём! Ты же меня оставишь воеводой, князь? Дом себе справлю, Хасеньку привезу, свадьбу сыграем. Эх, красота!
Внезапно подал голос Азамат:
– Это вряд ли. Надо бежать всем, пока не поздно. И чем дальше, тем лучше. Вся Русь обречена. Может, к венграм? Или в Польшу?
– Ты чего, половец? – вскочил побагровевший Хорь, опрокидывая лавку. – Или тебе успело бревном в башку стукнуть, когда Дмитрий ворота пороховым зельем ломал?
Азамат вздохнул, сказал тихо:
– Сядь, брат. Меня послушай.
И начал рассказывать о посольстве Цырена, о готовящемся совместном походе могучей страны булгар и монгольских темников на Русь. Такой объединённой силе никто противостоять не сможет. Тем более что почти всё русское войско и его военачальники полегли в степи от Калки до Днепра…
А Субэдей с ордой сейчас неспешно идёт к границе, чтобы встретиться там с царём булгар – Габдуллой Чельбиром. Через неделю всё и произойдёт, не позже.
– Им только договориться, как будут добычу делить – кому Суздаль с Новгородом, кому Киев с Галичем. И начнётся. Бежать надо, – сказал Азамат и замолчал.
В гнетущей тишине князь Добриша встал и вышел вон.
* * *
Копья раскачивались, как камыш на ветру. Трещали яркие флажки, звенела сбруя.
Всадники, бросив поводья, дремали в сёдлах – долгий поход утомил. Позвякивали стальные пластины, нашитые на кольчуги, скрипели сёдла с подвешенными саадаками и булатными саблями, кистенями и булавами, круглыми щитами с изображениями храбрых гусей и огнедышащих драконов. Высокие шлемы с личинами украшены лебедиными перьями в честь Госпожи Лебедь, спасшей когда-то легендарного царя Газан-булгара. Яркие цветные плащи – красота!
Гордость булгарского войска, ударный корпус ак-булюк – железные латники Габдуллы, десять тысяч отборных бойцов.
Впереди пылит лёгкая конница, неутомимые башкиры и буртасы – им открывать путь армии и завязывать бой, посылая тучи стрел; им первыми форсировать реки, искать дороги, преследовать разбитого врага.
