— О! Прошу прощения, я задумался.
— Лейтенант Дронеро сбил бы тебя с ног и вежливо заметил, что ты не готов к бою, — улыбнулся капитан.
— Угу, — вздохнул я.
— Я даже догадываюсь, о чем ты задумался.
— Неужели я такой прозрачный?
— Нет, но я видел недавнюю демонстрацию за обедом.
Меня осенило:
— Ну, если в Палермо у корпорации Кальтаниссетта одна военная школа и вы в ней преподаете, то все понятно.
— Ну и…
— Вы тоже не любите проигрывать, — выпалил я.
— Никто не любит проигрывать.
— Ну-у, не все, потерпев поражение, стремятся переиграть и превратить его в победу. Некоторые смиряются.
— Я бы не назвал это поражением… Но это, конечно, не победа. А у тебя что — острый приступ скромности, или тебе не нужна рекомендация, или ты не хочешь учиться с ним в одной школе? Или думаешь, тебе фамилии хватит?
Я вспыхнул и помотал головой:
— Фамилии, медалей, отличного аттестата… Я думал, вы знаете. Я учусь в университете. Еще на одно учебное заведение у меня просто не хватит времени.
— Ого! Ну ладно, удачи, — Ловере улыбнулся и протянул мне руку, и я ее с удовольствием пожал. — Приятно было познакомиться.
— Мне тоже.
Начальник лагеря лишь слегка развеял мою печаль. Причин для грусти у меня было много: во-первых, нас выдернули с полигона, словно морковку из грядки, и мы не успели насладиться своим триумфом, во-вторых, смена кончается, через пару часов мы уже грузимся в аэробус и — прощай, Пальмарола. А я еще не наигрался, рассчитывать на будущее лето не приходится, второго отпуска мне не будет, такая удача выпадает в жизни один раз.
Я тяжело вздохнул и отправился на пляж — последнее купание, ну и надо попрощаться с ребятами, обменяться кодами, написать кому-то что-то на память. Почему-то для этого принято использовать футболку с ястребом.
Загрустил не только я. Лео сидел у нашего остывшего кострища и тихо перебирал струны гитары, я пристроился рядом и обнял его за плечи. Постепенно вокруг нас собралась довольно большая печальная компания. Лео слегка улыбнулся и запел:
Опять меня тянет в море,
где небо кругом и вода.
Мне нужен только высокий корабль
и в небе одна звезда,
И песни ветров,
и штурвала толчки,
и белого паруса дрожь,
И серый, туманный рассвет над водой,
которого жадно ждешь.
Опять меня тянет в море,
и каждый пенный прибой
Морских валов,
как древний зов, влечет меня за собой.
Мне нужен только ветреный день,
в седых облаках небосклон,
Летящие брызги,
и пены клочки,
и чайки тревожный стон.
Опять меня тянет в море,
в бродячий цыганский быт,
Который знает и чайка морей,
и вечно кочующий кит.
Мне острая, крепкая шутка нужна
товарищей по кораблю
И мерные взмахи койки моей,
где я после вахты сплю. [171]
Глава 42
В аэробусе было шумно и весело, только мне было по-прежнему грустно.
— Ты чего? — с тревогой поинтересовался Лео.
— Ну-у-у, полигон. Не знаю… Тринадцать тысяч тут ни при чем, как ты понимаешь.
— Угу, сразу я этого не заметил, — задумчиво произнес Лео. — Там — как под водой. Мир сопротивляется.
— Точно! — согласился я. — Всё ненастоящее и неподвижное.
— Я не такой великий спец по Средним векам, как Алекс, но, кажется, так все и было — характерное время изменений лет сто, не меньше.
— Не только это. Куклы — не люди, с ними ничего не происходит. Ну, как с персонажами приключенческой мути. Славный герой пришел на первую страницу книги и сошел с нее на последней таким же славным героем.
— А принцесса?
— Отражение мира, — бросил я. — Она такая же, как окружающая ее в данный момент среда.
— Ха, почти все люди такие. Мир влияет на них, ничего не получая взамен.
— Это меня и раздражает. И еще, в компьютерную игру попадать совсем не весело. Ну, потому что там дерево решений. Как тот лабиринт. Если ты попал в тупик, выйти можно только через вход, ломать стены — нельзя, за ними попросту ничего нет.
— В реале тоже дерево.
— Это почему?
— Помнишь, как мы познакомились? Допустим, мы бы подрались…
— Э-э-э, тогда вы с Терезой успели бы на катер… — Я помолчал. — Кремона захватила бы Джильо, — произнес я вывод цепочки рассуждений.
— Не обязательно, — потянул Лео, — но, в общем…
— Обязательно. Если бы мы полетели без тебя, нас бы убили в первом, максимум втором бою. К тому же мы полетели на эти скалы потому, что Лариса с Джессикой решили научить Терезу лазать.
— Ну, тогда все произошло потому, что на Ористано нет скал.
— Вот, черт! Принцип неопределенности правит миром.
— Радуйся. Поэтому ты свободен.
Я улыбнулся, а потом рассмеялся:
— Весь разговор ради этого?
— Ага, — весело подтвердил Лео.
Провожают в военные лагеря девушки, а встречают родители. Еще одна традиция, о которой я только что узнал. Проф весело посмеялся над моим экзотическим видом: камуфляжка с гербом несуществующей корпорации прямо под кальтаниссеттовским ястребом — и Стратег в виде пушистого воротника на моей шее. Вскоре нам пришлось сбежать — слишком уж много внимания уделяли главкому дети и их родители. Этого проф не вынес, и мы с ним быстро-быстро забрались в элемобиль и уехали домой.
Я полночи делился впечатлениями, даже рассказал про ночное купание.
— Жаль, что тебя не поймали, — резко заявил проф, нахмурившись.
Кто меня за язык тянул? Я обиженно надулся:
— Зверь-трава меня и так неслабо наказала.
— Только это меня и утешает…
Я отвернулся, обидевшись еще пуще.
— Мне не нравится твое стремление к смерти, — пояснил проф серьезно.
— Ладно, — проворчал я, оборачиваясь. — Продолжать?
— Давай, — легко согласился проф.
Я облегченно вздохнул. Потом я показывал фильмы, комментировал и еще часа два слушал, что именно я сделал не так во время «Ночного боя». У-у-у! А я еще нос задирал. Ужасно! Правда, я знал, что всё так и будет.
— Понятно, — вздохнул я, — у меня появилась плохая привычка: я смирился с фактом существования потерь.
— Ну, раз ты это понимаешь, еще не все потеряно, — слегка усмехнулся проф невольному каламбуру.
На утро у меня было назначено свидание с Ларисой: мы собирались гулять целый день.
Я ждал Ларису у входа в парк. Она немного опоздала, и я заметил ее раньше, чем она меня.
О, Мадонна! Я знал, что у меня красивая девочка, но настолько!.. А я только три письма за пять недель написал, будет мне сейчас на орехи, и хорошо, если она еще никого не завела: такого болвана, как я, не грех и помучить. Спокойно, не психуй! Тогда она бы просто не пришла.
Мы не виделись тридцать пять дней. За это время грудь у Ларисы стала выше, талия тоньше, бедра приобрели тот самый крутой изгиб, который рисуют на всех рекламах, если там изображена красивая женщина.
Лариса заметила меня и улыбнулась. Слава тебе, Мадонна, она не сердится. Я раскрыл объятия, и моя девочка бросилась мне на шею. Я ее покружил и поставил на землю, не убирая рук с талии. Пока мы целовались, я чувствовал себя так, словно через меня пропустили высоковольтный разряд… Чтобы справиться с искушением, я медленно и осторожно погладил девочку по спине. Лариса подняла глаза и посмотрела на меня с удивлением и осуждением: так тоже нельзя, моя девочка — недотрога. Вот когда она будет моей женой, я смогу целовать и обнимать ее как хочу! А это будет так нескоро… Я университет закончу, она — школу. Если я, конечно, доживу до этого момента. А если я каждый раз буду подвергаться такому испытанию, то, скорее всего, меня раньше похоронят. Что же делать? Не целоваться? Ни за что! Лучше умереть.
