Камень. Книга восьмая (СИ) - Минин Станислав

— Лешка, — подошел ко мне хмурый воспитатель, за ним держался еле скрывающий свои положительные эмоции от происходящего колдун, — похоже, началось, и ты, со слов Ванюши, должен был это учуять быстрее его. — Я на это только кивнул. — Предлагаю срочно всей нашей большой компанией перебазироваться в аэропорт и уже там ожидать разрешения на вылет.

— Что с самолетом? Почему его до сих пор не заправили?

— А ты сам как думаешь? — Прохор растянул губы в бледной улыбке. — Испанцы под любым предлогом затягивают обслуживание борта, вот мы их и поторопим.

Краем глаза я заметил, как задергался Михеев, прижимавший рукой к уху динамик рации. Буквально через несколько секунд он подошел к нам:

— Фиксируем большое оживление в эфире и совсем рядом с нами, — выдохнул подполковник. — Минимум тридцать одновременно работающих радиостанций с кодировкой переговоров, что свидетельствует…

— Что свидетельствует о прямой поддержке провокаций со стороны местной полиции, — прервал его Прохор. — Иваныч, вон в той стороне, — воспитатель указал в сторону ворот, — за домами собралась нехилая такая кем-то умело организованная толпа неустановленной пока национальной принадлежности, объединенная отрицательным отношением к методам ведения бизнеса коварными русскими.

— Ясно, — выдохнул Михеев. — Какие последуют инструкции?

— Слушаться приказов его императорского высочества Алексея Александровича, — хмыкнул воспитатель и оглядел меня с ног до головы, а колдун за его спиной с такой же ухмылкой нетерпеливо потер руки. — Пора тебе, сынка, учиться принимать решения, от которых будет зависеть жизнь доверившихся тебе людей. — И Прохор глазами указал на молодежь, расположившуюся по всему внутреннему двору отеля и продолжавшую, как и предупреждал ранее воспитатель, спокойно отдыхать возле бассейнов, баров и ресторанов.

— Владимир Иванович, Дюбуа в курсе возможных провокаций? — поинтересовался я у подполковника.

— Да, Алексей, — кивнул тот.

— Предупредите его, что он вместе с вами защищает некомбатантов, которые будут двигаться за боевой группой на микроавтобусах в сторону аэропорта.

— При всем моем уважении, Алексей Александрович, — Михеев нахмурился, — но моя основная задача обеспечивать твою безопасность, а заодно безопасность Коли, Саши и Маши с Варей, а остальные некомбатанты идут уже по остаточному принципу. Из твоих же слов я делаю вывод, что ты в основной колонне двигаться не собираешься?!

— Именно, Владимир Иванович. — И, прикинув самый оптимальный для меня вариант, продолжил: — Мы с братьями и сестрами, Джузеппе, Стефанией, Евой, Кристиной, Прохором и Иваном, а также с имеющимися в наличии курсантами проследим, чтобы на колонну до самого аэропорта никто не напал, и, опережая все ваши вопросы, отвечу: ни о каких переговорах с возмущенными массами речи не идет, будем бить сильно, но аккуратно.

Подполковник тяжело вздохнул и перевел взгляд на воспитателя, который только развел руками:

— И чего ты так на меня смотришь, Иваныч? На мне узоров нет, и цветы на мне не растут. А план толковый и полностью вписывается в те инструкции, которые я получил от старших Романовых, только вот участие в нем Варвары меня несколько… настораживает. Лешка, не жестковато все это «сильно, но аккуратно» будет для четырнадцатилетней девочки?

— С тобой рядом пойдет в качестве условного резерва командования, — вздохнул я. — Или мне ей сообщить, что дяденьки Прохор и Владимир категорически против ее участия в жестоком подавлении массовых беспорядков?

Упомянутые дяденьки переглянулись и после секундного раздумья отрицательно помотали головами.

— Вот и я так же думаю, а то еще не выдержит и бросится помогать нам в самый неподходящий момент, а удержать ее вряд ли кто-то сумеет… Рядом же с тобой, Прохор, сестренка хоть под присмотром будет. Владимир Иванович, у вас в хозяйстве балаклавы найдутся, чтобы нам морды лица прикрыть, а возмущенным европейцам чтоб страшнее было?

За Михеева ответил Прохор:

— Все у Иваныча в хозяйстве есть, как и нагрудные камеры, — воспитатель ухмыльнулся, — старшие Романовы и его величество Людовик просили фильму при каждом удобном случае снимать для дальнейшего использования уже в наших пропагандистских целях. Лешка, как там обстановка? — он указал в сторону ворот. — Не пора ли ударную группу собирать и ставить ей задачу?

— Пора, — кивнул я, — численность противника постепенно растет, но, судя по моим впечатлениям, приказа на выдвижение к отелю они пока не получали.

— Гнев будет? Или хотя бы просьба разойтись через мегафон? Просто я тут один матюкальник, слабенький, правда, около бассейна видел…

— Предупреждение необходимо, мы ж не беспредельщики какие… А вот гнева не будет, как и следования в аэропорт по объездным маршрутам, — помотал я головой. — Не мы решили политику с бизнесом смешивать. Не будет и всяких колдунских штучек. — И глянул в сторону Кузьмина. — Ваня, работаешь только в крайнем случае — не хочу, чтобы… жертвы европейской пропаганды так просто от наказания за свою тупость отскочили. — И, заметив его разочарование, добавил: — Ручонками и ножонками помахать разрешаю, но без фанатизма — твои действия не должны пойти в ущерб отслеживанию ситуации в целом.

За что получил благодарный кивок Колдуна:

— Спасибо, царевич! Я хоть и не любитель конечностями работать, но ради тебя и Отечества сделаю исключение.

— Вот и молодец! А теперь, господа, пора нам собирать бойцов для ударной группы, чую, времени мало осталось. Вам же, Владимир Иванович, поручаю согласовать свои действия с коллегой Дюбуа и провести инструктаж с валькириями и остальной гражданской молодежью…

Когда Михеев отстал от нас, направившись к начальнику охраны французской принцессы, Кузьмин не удержался от комментария:

— Слышь, царевич, а ты представляешь себе лицо этой спесивой Изабеллы, когда ей доложат о реальных последствиях провокаций?

— Не говори гоп, Ванюша, — опережая меня, буркнул Прохор. — Но, может быть, ты где-то и прав: пока никто из наших европейских партнеров и предположить не может, что отвечать на все их провокации мы будем очень жестко, а нотами протеста цинично подтираться. Все, дорогие мои, — воспитатель по очереди глянул на нас, — переходим в режим «Война», но при этом берем пример с генерала Нарышкина, помня, что действовать придется в центре Европы, соблюдая некие джентльменские правила, а не валить всех наглухо направо и налево. Особенно это касается тебя, Лешка, с Колей и Шуркой я побеседую отдельно.

— А со мной беседа будет, Петрович? — ухмыльнулся Кузьмин, подмигнув мне.

— Так ты полжизни после самоволки чем-то подобным и занимался, бандит недоделанный, чего мне с тобой беседовать? Вот сейчас и продемонстрируешь нам вновь приобретенные навыки так называемого джентельменского бандитизма, только используешь их на благо Родины.

— Для Родины мы завсегда готовы, — оскалился Ванюша, и от него пошла волна удовлетворения. — Говорил же я тебе тогда в Кремле, Петрович, что с царевичем все наши прошлые дела и делишки покажутся детской возней в песочнице.

— Кстати, Прохор, — улыбнулся я, — раз я отвечаю за нашу эвакуацию в целом, командование группой прорыва поручаю тебе. Уважаемый Иван Олегович будет у тебя заместителем. Вас же учили с городскими беспорядками бороться?

Ответить воспитатель не успел, влез колдун:

— Так когда это было-то, царевич? — покривился он. — Тем более нашей с Петровичем основной специализацией были диверсионные и противодиверсионные мероприятия, а тут… Короче, кое-что помним.

— Помним, — кивнул Прохор и хмыкнул. — Что, Лешка, душу решил в первых рядах отвести? — Я кивнул. — Хорошо, — кивнул в свою очередь воспитатель, — из всей группы я уверен только в Ване, тебе и Коле с Сашей, остальные меня очень волнуют.

— Стефания еще хороша…

— Это ты про ваши с ней танцульки у ресторана Геловани? — Прохор фыркнул. — Я даже в наших курсантах больше уверен, чем в ней, как, кстати, не уверен и в остальных двух принцессах из рода Гримальди, одна из которых творческой мазней по холстине увлекается, а вторая подвязалась в семейном туристическом бизнесе и натурой является чрезвычайно клиентоориенированной. Даешь гарантию, что у этих принцессок истерики прямо во время акции не случится?