Ваше Сиятельство 14 (СИ) - Моури Эрли

— Астерий, отдай ей Айо Уиннис, — сминая бороду, произнес Перун. — Пусть исчезнет с моих глаз! Исчезнет навсегда, чтобы и духу ее не было!

— Обязательно отдам. Я сдержу слово, — заверил я.

— Я жду! На колени, Астерий! — Величайшая сердито смотрела на меня.

— Дорогая, можно тебя на минутку, — я подошел к ней, почувствовав взгляд Артемиды, повернулся и сказал: — Арти, не беспокойся. Мне нужно поговорить с Величайшей наедине. Уверяю, все это для взаимной пользы. Пользы всем нам без исключения.

Гера все-таки пошла за мной, даже руку вырывать не стала. Я чувствовал, как она расстроена. Расстроена по-настоящему так, что ценность Яйца Мироздания для нее перестала быть такой высокой, как прежде.

— Я их любила! Думаешь, только твое сердце помещает любовь многих? Я любила, Астерий! Это не игра! Для меня это на самом деле горе! — произнесла она, оглядываясь на своих мертвых любовников.

Вид их был жалким: туники почти превратились в пепел. Скорчившиеся тела почернели.

— Я сожалею. Увы, так вышло, — я прошел еще десятка два шагов и остановился у куста, покрытого крупными розовыми цветами. — До появления Шивы мне на ум пришел простой способ, как передать тебе Айо Уиннис, — продолжил я. — Передать так, чтобы ни ты, ни я не были унижены. Все-таки на нас смотрело множество глаз и такой ритуал для кое-кого стал бы неприятным. Прости, за мое первоначальное требование. Ты богиня и не должна становиться на колени в позу просительницы. Можно было поступать проще: я бы передал Айо Уиннис одному из твоих мужчин, а он бы исполнил ритуал в точном соответствии твоим требованиям.

— Правда? Иди, Астерий, приведи одного из них! — с горечью сказала она, глянув на обожженные трупы, и снова поджала губы.

— Дорогая, я сожалею. Еще раз сожалею. Передать тебе Айо Уиннис может любой другой человек. Им необязательно должен быть я или кто-то из тех мужчин. Сама понимаешь, любой из смертных будет рад преклонить перед тобой колени и передать Айо Уиннис, произнеся необходимые слова, — с уверенностью сказал я.

— Астерий, у тебя иногда случаются проблески ума. Жаль, что они возникают с большим опозданием. Хорошо. Меня это устроит, — Величайшая немного успокоилась. — Сейчас мне хочется одного. Как можно скорее покинуть этот мир. И не видеть никого из вас. Особенно Перуна.

— И меня тоже? — мне хотелось ее обнять. Просто так, передавая тепло и снимая наши прежние разногласия, которые иногда были смертельными.

— Нет. Ты один из немногих, о ком я буду много вспоминать и сожалеть, что тебя нет в новом мире — Моем Мире! Очень жаль, что ты так привязан к Артемиде. Хотя не только к ней, — она отвернулась, глядя на темный зев Пещеры, в котором стояли люди. — Я хочу, чтобы этим смертным, кто передаст мне Айо Уиннис был Майкл Милтон.

— Дорогая, пожалуйста, не проси об этом. Он возлюбленный моей мамы, а мама — это святое. Ты же тоже скоро станешь мамой, — положил ей ладонь на живот и пока она не успела возразить продолжил: — Есть другое предложение, пусть этим человеком будет виконт Бабский. Он очень интересный мужчина. Уверен, он исполнит этот ритуал с большим рвением. А если ты позволишь ему погостить в своих владениях несколько дней, то тебе точно не будет скучно. И мой совет, не спеши с Айо Уиннис. Открыть для себя ворота в новый мир ты еще успеешь. Не пришлось бы потом сожалеть об утрате прежнего.

— Позови его, я с ним поговорю, — взгляд Геры снова стал печальным.

— И ты мне теперь будешь должна, — сказал я, что вызвало ее слабую улыбку.

Бабского я позвал ментально, используя канал с Бондаревой, который штабс-капитан до сих пор поддерживала. Заодно сообщил, что опасность миновала и можно выходить из Пещеры.

Когда я вернулся к месту нашей короткой, но смертельной битвы Перуна там не оказалось. Не было и Аполлона. Меня ждала Артемида и Афина, уже снявши доспехи. Со стороны Пещеры ко мне бежала Ольга и Элизабет. За ними с меньшей расторопностью следовали грифоновцы.

Несколько секунд я стоял неподвижно напротив Артемида, потом мы бросились друг другу навстречу, обнялись, обжигая губы поцелуями.

— Вот и все! Все… Вышло так… Как должно быть! — шептала она бессвязно, иногда глотая слова. — Столько радости! Столько всего случилось! Я так боялась! Я люблю тебя!

Когда Небесная Охотница меня отпустила, я обнялся с Афиной, и, хотя мы были чуть более сдержаны, я чувствовал жар ее сердца и своего тоже.

— Вимана будет завтра! — сообщила Бондарева, дождавшись, когда Светлоокая освободит меня из своих объятий. — Между прочим, снова прилетит «Гектор». Но с другим капитаном. Кстати, ты прав — Носков в казематах.

— Открываю портал, — Артемида взмахнула рукой, порождая золотистое свечение. — Идем ко мне: ты и Ольга. И Элизабет, — имя Стрельцовой Охотница добавила неожиданно для меня, затем повернулась к Бабскому, о чем-то говорившему с Герой.

— Дорогая, прости и не сердись! Я должен остаться со своими людьми, — возразил я богине. — Это мои люди — люди, которые доверились мне. Доведу эту миссию до конца, вернусь с ними в Россию и тогда, буду рад принять твое предложение.

— Какой бы это будет чудесный отпуск, если только Артемида примет нас на Небесах! — воскликнула подбежавшая Ковалевская.

Эпилог

Земля удалялась. Теперь она занимала лишь половину бокового экрана. Индикатор нерезонансных энергий, недавно пульсировавший в красной области, плавно опустился к зеленой. Я еще раз пробежался взглядом по приборам, убедился, что в ближайшее время нас не ждет никаких сюрпризов. Отдав последние распоряжения Москвину, я покинул капитанское кресло. Искусственная гравитация уже вступила в силу: стрелка остановилась на отметке 0,53. Сейчас мне очень хотелось видеть нашу планету через иллюминатор, без мигания многочисленных приборов на пульте «Артемиды» и туэрлиновых искажений.

— Князь, к которому времени подать ужин? — осведомился дожидавшийся моего внимания мичман.

— К шести, — отозвался я, расстегнув верхнюю пуговицу мундира. — Пусть в кают-компании соберутся все за исключением вахтенных. Щукин… Передайте Станиславу Басовичу чтобы подошел тоже. К шестнадцати двадцати хотя бы минут на пять. Выпьем по бокалу шампанского. Уж сегодня можно, — решил я и вышел в коридор. — И вы, Иван, непременно будьте, — добавил я, обернувшись.

На титановых панелях отражалось мерное мерцание кристаллов подсветки. «Артемида» легла на расчетный курс, тихо и мерно пели генераторы вихревого поля. Они уверенно несли виману через бескрайние космические просторы.

За три месяца испытательных полетов, я так привык к их негромкому гудению, что оно казалось мне таким же естественным как для моряка шум моря. Их слаженную работу и малейшие огрехи я легко определял на слух. Когда при облете Луны в звуке генераторов мне послышались необычные нотки, я сразу указал на неполадки техникам и подсказал вероятные причины. Техники «Артемиды» да и всего космического флота империи, который пока насчитывает лишь три виманы, молятся на меня как на бога, потому как я тело космолета, его сложные системы чувствую так же хорошо, как свое собственное тело. Соврал? Да, самую малость. Скажу тогда так: как тело Александра Елецкого — это будет честнее.

«Ты свободен? Надо поговорить», — услышал я на ментальной волне голос командира десантной группы.

«Наташ, давай потом», — ответил я, зная, о чем собирается говорить Бондарева. — «У нас впереди долгий перелет. Почти десять дней — будет время пообщаться», — сейчас мне хотелось добавить к сказанному: «к сожалению, будет», но сдержался. Вот только беда, от менталистки не всегда удается скрыть ход мыслей.

«Елецкий, ты негодяй! За что мне такое⁈ Ну за что⁈ Ты делаешь меня самой несчастной женщиной в этом мире!», — произнесла она, и я почувствовал, как госпожа майор, пытается передать свою боль.