- Они опасны только тогда, когда я им прикажу, - покачал я головой. - Ты не видел Эстрид?
- Госпожа Эстрид? Не видел, - ответил скандинав. - Но… драугры…
- Откуда ты, Торгнир? - спросил я.
- Я родом из Рейкьявика, - ответил Торгнир.
- То есть не дитя этого мира? - уточнил я, потому что непонятно, о каком именно Рейкьявике идёт речь.
Легко может быть, что скандинавы основали в новом мире свой Рейкьявик, в память о родных землях. Вон, Адрианополь и фема Фракия - калька из Византийской империи, продолжателем дела которой считает себя стратиг Алексей Комнин. И маловажно, что его, таким образом, изощрённо казнили. Буквально вычеркнули из жизни того мира. Базилевсу глубоко плевать, что тут происходит, потому что обратно «казнённым» ходу нет.
- Нет, я родился в Исландии, - сообщил Торгнир.
- А как ты оказался здесь? - спросил я. - Не сочти за грубость, просто очень интересно.
- Вместе со стратигом Алексеем Комниным, - ответил скандинав. - Я состоял и состою в ближней дружине стратига, поэтому мой долг был идти вместе с ним.
- Это очень хорошо показывает тебя, - похвалил я его. - Верность долгу - нынче очень редкое качество.
Торгнир сдержанно кивнул.
- Не думай слишком много о мертвецах, о них есть, кому подумать, - попросил я его. - Без моего указания они не посмеют причинить кому-либо вред.
На самом деле, Волобуев позволил себе некоторую вольность с визжащим Бегемотиком. Я не приказывал бить его, но Гена побил. Это очень калорийная пища для размышлений.
По идее, с моей гибелью, ничто не будет сдерживать мертвецов от самостоятельных действий. И будущие немёртвые негры будут слушать Комнина только до тех пор, пока я жив. Все эти «отныне он твой единственный господин» - это успокоительная херня, не имеющая большого смысла. Единственным господином немёртвого может быть только поднявший его, что бы кто там ни говорил. Точка.
То, что у немёртвых есть своя воля, это мне было понятно уже давно. Потому что только окончательно мёртвые ничего не хотят, а остальным всегда что-то нужно.
Только, в отличие от «дикарей», то есть стихийно поднятых Красной луной, мои мертвецы будут более сдержаны и не захотят жрать всех, кого увидят. Во-первых, это им не нужно, а во-вторых, это непродуктивно. Искусственно поднятые мертвецы гораздо ближе к людям, чем может показаться. Поэтому они обязательно захотят стать сильнее и могущественнее. И сейчас они не смеют идти против моей воли по тем же причинам, по которым Торгнир слушает своего стратига. Власть и долг. Этот скандинав считает себя обязанным Комнину, точно так же Волобуев считает себя обязанным мне. Ещё скандинав понимает, что предательство закончится летально, потому что у Комнина вся власть. Аналогично, Волобуев подсознательно понимает, что у меня вся власть над ним и предавать меня бессмысленно, ибо губительно. Во многом это достигается за счёт моего кулона, содержащего уйму некроэнергии. Волобуев может даже начать понимать, что силушка у меня заёмная, но базовые установки таковы, что он не сомневается в собственном поднятии сверхсильным и сверхмогущественным существом.
Так и живём.
- Бери Геннадия и занимайтесь, - велел я Торгниру.
- Забыл сказать… - заговорил скандинав. - Кастор сказал, что ему предложено сменить «Ближний бой» на «Пляску смерти». Он отказался.
- Да, мои воины владеют исключительно «Пляской смерти», что перекликается с «Ближним боем», но не совсем одно и то же, - сказал я ему.
- А что это? - спросил Торгнир.
- Особый вид боя с мечом, - ответил я. - Специально приспособленный для мертвецов. Что-то есть из обычного боя на мечах, а есть что-то своё. Иди и занимайся.
Сам я, отпустив Волобуева с Торгниром, спустился в подвал.
Эстрид обнаружилась там. Она вела степенную беседу с узниками Абакана.
- А я тебя ищу, - сказал я, спустившись вниз. - О чём беседуете?
- О тебе, - честно ответила Эстрид.
Она вообще, очень прямая женщина.
- О, это, наверное, интересно, - усмехнулся я, подходя поближе. - Только они же практически нихрена обо мне не знают.
- Они знают больше, чем ты думаешь, - не согласилась Эстрид. - Ты не говорил, что учился с тысячами таких, как ты, и жил в нищенском бараке…
- Вот так вы, суки неблагодарные, называете медицинскую общагу? - недобро посмотрел я на долбокультистов. - После всего, что мы, медики, для вас сделали?!
- Это Дева сказала! - сразу заложил соратницу Бегемотик.
- Какой же ты мерзкий человек… - с омерзением процедил я, глянув на него.
- Так выходит, что ты не благородный? - спросила Эстрид.
Здесь, в сословном обществе, происхождение играет первостепенную роль. Родился крестьянином - умрёшь крестьянином. Социальных лифтов мало и у них сильно заедающие кнопки. В основном, на верхние этажи можно подняться военным путём, но война - это такая ненадёжная штука…
- Я никогда не говорил, что «благородных кровей», - ответил я некромантке. - У нас всех благородий повывели после Революции. Это такое знаковое событие, полностью изменившее положение вещей в моей стране. Аристократы, поняв, к чему дело идёт, испуганно бежали из моей страны, роняя свои драгоценные пожитки и кал. А у тебя какие-то проблемы с этим, Эстрид?
- Нет, - ответила та. - Просто удивительно, как такой умный и даже в чём-то мудрый человек может происходить из простых бондов. Ты же не был рабом?
- Не был, - вздохнул я. - У нас нет узаконенного рабства. А с чего это ты решила поговорить с нашими ходячими трупами?
- Просто, хотела узнать о тебе у посторонних, - ответила Эстрид. - А кроме этого мяса тебя здесь никто не знает.
- Значит, мы умрём? - спросила Дева.
- Все мы когда-нибудь умрём, - философски ответил я. - Но вы умрёте с пользой.
Глава шестая. Близнецы
// Фема Фракия, г. Адрианополь, дворец стратига, 26 июня 2021 года //
Дворец стратига сиял яркими лампадами, развешанными по стенам. Когда подошли мы с Эстрид, в боковую дверь холла входили некие персонажи, похожие на циркачей: яркие разноцветные одежды, грим, ящики с реквизитом.
Внутри, в холле, нас встретил эконом Акакий, наряженный, по случаю вечернего торжества, в белоснежную тогу с ярко-красной полосой. Византийцы - это греки, никак не могущие примириться с фактом, что они не римляне…
- Рад приветствовать вас, господин Душной… - поклонился Акакий. - И вас, госпожа Бранддоттер.
- Здравствуй, Акакий, - ответил я ему. - Мы не опоздали?
- Нет, торжество ещё не началось, - улыбнулся эконом. - Пройдёмте за мной, я сопровожу вас в зал для торжеств…
Помещение торжественного зала находилось в правом крыле дворца, рядом со стратигскими покоями. Внутри было порядочно народу, не меньше пятидесяти человек.
Во главе длинного стола сидел стратиг Комнин с дочерью, а большую часть мест занимали воины его личной дружины - букелларии. [99]
Новый мир накладывал свои ограничения на численность: в родном мире, как я слышал из не очень надёжных источников, у Алексея Комнина было пять тысяч букеллариев, небольшая армия, мать её, но тут у него в личной гвардии всего сорок четыре человека. Обычных солдат существенно больше - шестьсот с чем-то в городском гарнизоне, а также тысяча с лишним в четырёх нумериях. Последняя нумерия неукомплектованная, но Алексей работает над этим.
В Адрианополе живёт около десяти тысяч человек, причём все, так или иначе, задействованы в поддержании армии стратига. Фактически, большая часть горожан - это крестьяне. Да-да, звучит бредово, но дело обстоит именно так: с рассветом они выезжают на поля, обрабатывают их, а к закату возвращаются за городские стены. Потому что ночью на поле делать нечего, а отряды гарнизонных сил не могут обеспечить безопасность крестьянских домов из-за темноты. Зато утром гарнизонные войска зачищают поля и окрестности от мертвецов, после чего крестьяне приступают к работе. Поэтому Адрианополь - это город горожан-крестьян. Аграрный город, в буквальном смысле.
