Из-за неожиданной эйфории Марина на пару секунд теряет боевой настрой. А коварной толстухе за спиной этой малости оказывается более чем достаточно, чтобы снова взять ситуацию под контроль.
Когда волна блаженной слабости отпустила, и Марина вернула контроль над телом, оказалось ее оттеснили от окна и прижали спиной к стене.
— Ну-ка в сторону! — фыркнула Марина, отпихивая толстуху.
— Заткнись! — шикнула в ответку злая бабища, не подумав посторониться.
«В сторону, млять!» — рассвирепела Марина, и вдруг осознала, что вместо яростного крика из ее горла доносится лишь злое шипенье.
— Так-то лучше, — хмыкнула толстуха. — И толкаться прекрати. Раздражает.
Очередная попытка оттолкнуть женщину вдруг обернулась для Марины страшной болью в области горла, на котором словно мгновенно натянулась невидимая удавка. Удушливая боль продолжалась, пока Марина не прекратила дергаться.
— Че зенки пучишь?.. Думала управу на тебя не найду? — проворчала толстуха и, отпустив успокоившуюся пленницу, отступила на шаг назад.
На попытку Марины тут же метнуться обратно к окну, последовала очередная команда:
— Сидеть!
Зашипев от вернувшейся удавки на шее, Марина шарахнулась обратно и обреченно скатилась по стене на корточки.
Толстуха, сместившись в сторону, заслонила своей широкой тушей манящее окно, после чего Марине стало гораздо легче контролировать свою ярость.
— Я те, курва, пацана на погибель не дам. Так и знай! — горой возвышаясь над ней, припечатала толстуха. — Че ты там шипишь?.. Ладно, разрешаю говорить. Только шепотом.
— Мне не нужен никакой пацан! — прошипела Марина. — Я должна драться с чудовищами! Которые там, за окном! Я дала клятву!.. Пусти меня!
— Какой пацан, говоришь? — хмыкнула толстуха. — Ну-ка руку в штаны себе сунь!
— Да пошла ты, извр… — договорить Марине помешала очередная порция удушливой боли, которая нещадно плющила горло до тех пор, пока, пересилив стыд, она не исполнила унизительное требование.
А через секунду Марине стало не до стыда, потому как пальцы обнаружили между ног совсем не то, что должно было там быть.
— Че, нащупала причиндалы? — до шокированного сознания Марины донесся насмешливый шепот толстухи. — Сюрпрайз, мля!.. Вот тебе и обещанный пацан… Эй! Ты там полегче. Хозяйство-то серёгино не оторви.
Марина выдернула руку из штанов так быстро, словно спасала ее из пасти бешеной собаки. Оглядев себя, она увидела мужскую рваную рубашку на теле, практически не скрывающую совсем не женскую грудь, мужские джинсы и крепкие ботинки, с высоким голенищем и толстой подошвой — тоже совершенно не в ее стиле… Одежда вызвала в памяти образ мальчишки — родственной души — с которым предыдущей ночью она нечаянно пересеклась взглядом, упиваясь жаждой мести в кольце обреченных на смерть чудовищ.
— Но как так? Почему?.. — прошептала Марина.
— Потому что один практикант оказался чересчур любопытным идиотом, — проворчала толстуха. — Звать-то тебя как?
— Марина.
— А я — Серафима… Как ты уже догадалась, Марин, ты оказалась в теле того практиканта. И какое-то время теперь вам придется уживаться вместе. А поскольку это тело не твое, я не могу позволить тебе в нем безоглядно бросаться в бой против толпы чудовищ. Сама понимаешь, подписываться на такой риск можно только с разрешения хозяина тела…
Серафима продолжала еще что-то говорить, но Марина ее больше не слушала. Сознание захлестнула волна слепой ярости… Чье у нее сейчас тело — не важно! Важна только месть! Раз она может, то должна биться! Это ее долг! И никакие причины не могут удержать от исполнения священной кровавой мести! Она должна!..
Когда за стенкой послышался цокот копыт тварей, Марина не выдержала и, скинув личину покорности, попыталась вырваться из квартиры на лестницу, где сейчас спокойно разгуливали ненавистные чудовища.
Решив преподать пленнице урок, Серафима на этот раз не стала вставать у нее на пути, но наброшенный еще предыдущей ночью на шею практиканту амулет подавления, разумеется, активировала…
Удавка невыносимо рвала горло, но, стиснув зубы, Марина на четвереньках ползла по коридору к входной двери. Пробивший ее еще в комнате ледяной пот неожиданно существенно облегчил страдания, и позволил ей доковылять до середины коридора. Но от удушения пот, к сожалению, ничуть не спасал. От недостатка воздуха, в двух шагах до двери Марину зашатало. Ослабевшие руки подогнулись. И от позорного падения ее спасла Серафима, тут же подхватившая тело практиканта под мышки…
Через мгновенье Марину снова окатило волной блаженства. Позабыв о своей цели, она не несколько секунд растворилась в эйфории восторга.
— Может, хватит уже чудить? — голос Серафимы вернул ее к суровой действительности.
Ненавистная толстуха снова возвышалась над Мариной, сидящей на прежнем месте в комнате у стены.
— Ты не понимаешь! Я должна отомстить! — прошипела Марина.
— Предлагаю заключить сделку. Ты больше не буянишь, и точно выполняешь мои команды. А я позволю тебе время от времени убивать чудовищ, под моим контролем, разумеется… В противном случае, мы просидим с тобой в этих четырех стенах до вечера, пока власть над телом не вернется обратно хозяину.
Марина зашипела от бессильной ярости. Ей претила сама мысль подчиняться кому-либо.
— Обещаю, не стану сильно на тебя давить, и ты получишь вдосталь чудовищ для мести, — будто подслушав ее думки, добавила Серафима и, после короткой паузы, уточнила: — Ну, что скажешь?
— Я согласна, — прошипела Марина.
— Одного твоего слова, как ты понимаешь, будет недостаточно, — хмыкнула неуемная толстуха. — Скрепим договор кровью? — в ее руке появился извлеченный из кармана складной нож.
В этот раз Марина шипела вдвое дольше, но, пересилив клокочущую ярость, все ж таки добровольно подставила руку под удар заточенного до бритвенной остроты лезвия.
Глава 17
Возвращение из забытья вышло не самым приятным. Я застонал от боли, которая, казалось, присутствовала сейчас в каждом участке тела. И рядом тут же раздался усталый голос Серафимы:
— Очухался, наконец. Ну, с возвращением, практикант.
— Что случилось? Почему мне так паршиво? — спросил, обернувшись на голос, и, сквозь слезы, увидел знакомую монументальную фигуру сидящей спиной к стене женщины.
— Давай вопросы-ответы оставим на потом, — отмахнулась Серафима. — До заката осталось всего минут двадцать, и нам нужно срочно возвращаться в убежище.
— Как двадцать?.. Это сколько же я здесь в отключке-то провалялся?
— Если б только валялся, — хмыкнула Серафима.
— В смысле?
— Ты чем слушаешь, практикант? Сказано же: все вопросы потом, когда доберемся до убежища… Все, поднимайся. Пора отсюда сваливать.
Шипя от боли, я кое-как по стене поднялся на ноги. И меня тут же повело в сторону. Но подскочившая Серафима помогла удержать равновесие.
— М-да, совсем эта сука отмороженная тебя заездила, — продолжила сыпать загадками женщина.
— Какая еще, нафиг, сука?
— Ты идти можешь?
— Пока только опираясь на стену.
— Ну норм, пошли тогда. Сейчас на лестницу выйдем, там перила. Будет за что ухватиться. А там дальше, глядишь, и расходишься.
Ухватив меня под локоть, Серафима потащила к выходу из комнаты. Из-за слезящихся глаз и общего разбитого состояния, я не сразу сориентировался в пространстве, и только в коридоре до меня дошло, что это уже совсем не та квартира на первом этаже, куда мы забежали рано утром.
— А где мы вообще? — пропыхтел я.
— Сейчас увидишь, — хмыкнула Серафима.
— Погоди, — ухватился я за косяк выводящей в общий тамбур входной двери и, сунув кольцо под мышку, активировал «Целебный пот».
Вернее, попытался активировать. Потому как загоревшаяся тут же перед глазами строка системного лога проинформировала: об обнулении временного интервала, в режиме контрольного времени, соответствующего текущему параметру КЭП.
