Забавно, о припасах вспомнили, когда час ночи был, время обеда, приёма пищи. Как раз отряд остановился для назначенного отдыха, прибежал взмыленный Овечкин и выпалил:
– Товарищ лейтенант, припасы нужны.
– А это не ко мне, к новому командиру. Или к комдиву.
– Он меня к вам и послал.
– Ничем помочь не могу, старшина. Теперь добыча всего необходимого – не мои проблемы, а того, кто принял командование и снял с меня эту ношу. За что, кстати, я ему благодарен. А ты, старшина, не тормози, обед уже, мы есть хотим, так что поспешай.
Тот развернулся и убежал, а я снова лёг, вытянул ноги, положил под затылок локоть и, покусывая сорванную травинку, улыбался. Что сделает Курочкин? Как и любой опытный командир, просто вызовет меня и прикажет добыть необходимое. Курочкин почему-то поступил по-другому: приказал забить на мясо коня, что и было сделано. Так что варилось мясо, с бульоном, думаю, будет вкусно. Полтуши ещё в повозку убрали. Впрочем, пока мясо варилось, мы шли дальше, а когда готово было, встали. На отдых и на приём пищи дали час.
А мясо ничего, хорошо разварилось, полкружки бульона было. Отлично пообедали. Я бойцам своего взвода галеты выдал, а то без хлеба, даже такого, как-то не то. За ночь мы отмахали аж тридцать пять километров; с учётом раненых и того, что почти прямо шли, это прилично. Генерал поторапливал, неудивительно, что смогли.
Я уже глянул, до наших около сорока километров, оборону спешно выстраивают. До Рославля, где тоже наши, семьдесят километров. Вот только чую, пока дойдём, там уже немцы будут, и пока нагоняем, ещё несколько ночей идти придётся.
Также я поделился припасами с медсёстрами и двумя врачами, Воронцовой и Лютовой. Это их я встретил, когда мои бойцы у хутора с пограничниками стояли. Вообще, медсанбат – это как цветник, туда многие командиры бегали за женской лаской и блюли, охраняя медсанбат от других охотников за женщинами. Мне, обычному взводному, туда прорваться шансов мало. А тут появились, почему бы и нет? И Воронцова вроде как не против, намёк вполне ясный. Лютова моложе, тоже симпатичная, хотя старше меня в этом теле, но мне не так интересна, как её старшая коллега.
А женщину я хотел, ранее всё не до этого, а тут всё – чую, сорвусь. Других врачей я не подкармливал, смысла не видел. Пол не тот. Поэтому, когда я вывел людей к будущему месту постоя (безопасное укрытие и вода рядом), а до рассвета оставалось ещё полчаса, вот взял Воронцову за руку и увёл на полкилометра, в кусты. Ох мы и оторвались. Не скажу, что та оголодала, да и усталая после дороги, но участвовала в процессе от и до, вообще страстная штучка. Она была похожа на молодую российскую актрису Екатерину Климову. Я как раз фильм недавно смотрел, «Мы из будущего», когда в камере сидел, в редкие часы одиночества. Так себе фильм, а вот та – мой типаж.
Получаса нам хватило намиловаться и насытится друг другом. Лежали мы на двух шинелях, обнажёнными, уже рассвело, но нам это не мешало. Так, общались, иногда обмениваясь жаркими поцелуями. Точнее, это я её целовал. Заодно пообщались, не спеша возвращаться обратно, тем более там шум и бедлам.
А за два часа до того, как дошли до места будущей днёвки, мы подобрали санитарный обоз – не нашей дивизии, восемнадцать телег. Там обрадовались: вторые сутки бродят голодные, натыкаясь на немцев. Хорошо, на глаза им не попались. Так что генерал выслушал доклад старшего военфельдшера, который командовал обозом, и отдал несколько приказов. Покормили их кониной с бульоном, многие голодны были.
Да, на месте постоя копали могилу. Раненые умерли, не наши, своих мы вытянули. Двое с обоза. Медики уже операции делают, у кого воспаление, кому чистить надо. Врачей хватало, медикаментов – старые запасы, что я ранее дал. Потому Марина – так звали Воронцову – и легко ушла. А может, ей выговориться хотелось.
Оказалось, детей она иметь не может, я видел шрам на животе – это пулевое ранение, в Финскую получила, когда диверсанты напали на медсанбат. В той войне она и мужа потеряла. Двадцать восемь лет ей. А я на новый заход, потому как при этом процессе она не ощутит лечения. Там как пёрышки ласкаются. Я использовал магический амулет, лекарский, и не только излечил её, оставив шрам как был, но и обеспечил гарантированную беременность. Мальчик будет. Вот так снова лёг рядом, полуобняв её (рука удобно лежала на груди-двоечке), и сказал:
– Это от других ты детей не сможешь иметь, а от меня легко.
– Ну да, нужно стараться побольше, и тогда дети будут. Тоже хочешь предложить мне свою помощь?
– Я что, не первый?
– И не десятый.
– Вот жуки, такую идею опошлили. А вообще, я серьёзно. Кстати, поздравляю, сегодня ты прошла процедуру перевода в статус беременной. Через пару месяцев сама убедишься, как токсикоз пойдёт. Мальчик будет от меня.
– Ребёнка очень хочется, что есть, то есть, спасибо, что даёшь надежду, но я свой диагноз знаю.
– Говорю же, я серьёзно. Да ты полежи, я сейчас отлучусь, кое-что нужное тебе подарить хочу.
Та говорить, что она не такая, не стала, а лежала, ожидая. У девушки короткая причёска была. Не под мальчика, а каре короткое. Ей очень шло. А после плена у нее ничего не осталось, вот и хотел приятное сделать. Я голышом ушёл за кустарник, быстро собрал вещмешок и с командирской шинелью на сгибе локтя (размер как раз Марины) вернулся.
Присел рядом с ней и стал выдавать:
– Шинель, чтобы было на чём спать и укрываться. Плащ-палатка. Ремень командира и кобура с наганом, двадцать пять патронов к нему. Ты военнослужащая, иметь должна. Пилотка с красной звездой, а то ты без головного убора.
В вещмешке небольшой набор для выживания. Можешь не открывать, я перечислю по памяти. Внутри фляжка с водой, немецкая, также немецкий котелок, плоский, с крышкой, для второго. Внутри кружка и вилка-ложка. Ты у Овечкина такую видела. А то когда приём пищи, приходится брать у кого-то из бойцов или очереди ждать. В котелке ещё два мотка ниток, белые и зелёные, и иголка.
Также две пачки патронов к револьверу по двадцать пять штук, карманное зеркальце и перочинный нож. Хорошо заточенный. Мыло трофейное и полотенце, оно уже наше. Помимо них нательное бельё – мужское, женского у меня нет – и две пары портянок. Одна пара лишняя, вам женщинам раз в месяц нужны.
Ну и три консервные банки, две мясные, саморазогревающиеся, ты их уже ела, знаешь, как использовать. Ещё банка сладких фруктов. Также две пачки галет. Это всё. Да больше и не войдёт. Плащ-палатка, свёрнутая, сверху на вещмешок привязана, как видишь.
– Спасибо… – прошептала она и так страстно меня поцеловала, что и на четвёртый раз сподобила.
Потом мы поужинали. Помните ту советскую кухню с тремя готовыми блюдами? У меня они в запас по котелкам разлиты, поэтому горячая каша с гуляшом и чай были мной поданы с белым, ещё тёплым хлебом, с удовольствием поели. Посуду я прибрал, потом помою. И собравшись, мы прогулялись до мелкой речки, на берегу которой встали наши.
Маскировочные сети были натянуты. Уже объявили отбой, люди спали. Мы прошли мимо бойца на посту, тот в склоне оврага вырыл небольшой окоп, где стоял ручной пулемёт. Боец курил, улыбаясь в густые усы и поглядывая на нас. Так дошли до речки, искупались, можно сказать, помылись, мыло было, и разошлись. Марина к своим, а я к своему взводу, где и уснул на шинели, скинув сапоги и сняв ремень.
Вот так воевать можно, вот это я понимаю. Уф, сняла проблему Марина, молодец. Когда сообщил ей, что я теперь с ней крутить буду, та не возражала. Это она зря. Дорвавшись, я в любое свободное время её в созданное мной любовное гнёздышко начну отводить.
Следующие пять ночей мы были в пути. Особо ничего не менялось, только отряд наш разросся до полутора тысяч, тут и из нашей дивизии встретились. Проблем с провизией не было, я увидел брошенное стадо коров, видимо, гнали в наш тыл и упустили часть. Странно, что деревенские не прибрали, вторые сутки по полям бродят, мычат недоенные. Около сотни голов, вот и прибрали к рукам, так что на говядине жили. Молоко – раненым. Плюс две полевые кухни.
