Камень Книга седьмая (СИ) - Минин Станислав

Глаза открывать я не спешил и прислушался к своему телу, которое явно давало понять, что находится в состоянии крайней усталости.

– Алексей, что это было? – услышал я голос отца, в котором звучала тревога. – Тебя Владимир чем-то напугал, раз ты опять гнев использовал?

– Это я случайно после Владимира еще и на гниду Бирюкова настроился, вот и не сдержался…

– Ясно.

– Царевич, – это был голос колдуна, – ты местонахождение Владимира и Олега можешь указать?

– Нет, сил еще и на это у меня уже не хватило бы. Отец, если тебе не трудно, налей мне минералки, а то самостоятельно до холодильника, боюсь, только ползком доберусь.

– Конечно-конечно…

И следующие полчаса я просто слушал впечатления Ивана и Владислава Михайловича о том, что они наблюдали со стороны. Их общий вывод был прост: я опять включал присоску, которая откуда-то что-то качала, но что конкретно, они так и не поняли.

– А вообще, – уже на пороге бани задумчиво протянул родитель, – было бы неплохо натравить команду церковных колдунов на Бирюкова, пусть себе прощение зарабатывает. Только вот как быть с той информацией, которая может иметься у Бирюкова? Ладно, надо думать…

И опять приходится вглядываться сквозь пелену в глазах в улицы засыпающий Москвы, и опять трясущиеся руки на руле автомобиля, и опять этот ужас, приходящий с темнотой…

Батюшка Бирюков не говорил слова молитвы, он их кое-как вставлял сквозь вырывающееся из лёгких глухое подвывание. Зареветь от бессильной жалости к себе не давал только страх за собственную жизнь, пробуждающий один из самых сильных инстинктов любого человека – чувство самосохранения, заставлявшее гнать машину все дальше и дальше.

Минут через пятнадцать батюшка всё-таки взял себя в руки, адреналин схлынул, а жалость к себе и страх сменило тупое равнодушие к судьбе. Он заехал в какой-то дворик, остановился, прижался головой к холодному стеклу и закрыл глаза. Однако это состояние не продлилось долго, человеческая натура взяла верх, и Олег, продолжая сидеть в прежней позе, начал судорожно соображать, что же делать дальше. Так и не приняв для себя никакого окончательного решения, Бирюков потянулся к пассажирскому сиденью, достал из сумки ноутбук, открыл соответствующую программу и трясущимся пальцем нажал на вызов требуемого абонента.

– Ах ты, сука итальянская! – по окончании разговора заорал Бирюков, откидывая ненавистный ноутбук в сторону. – Легко тебе сказать «решай вопрос радикально»! Сам бы прилетел в Москву и решал, пид@р католический! Еще и сроки мне смеет ставить! Сука! – на глаза у него навернулись слезы. – В одном итальяшка прав, времени у меня нет совсем, ублюдок прогрессирует с невероятной скоростью… Сука!..

– А теперь по поводу черепа покойного Тагильцева… – Мы с отцом медленно шли по почищенной дорожке в сторону дома. – Надеюсь, Алексей, ты понимаешь, что в свете озвученной мною ранее информации подобный подарок твоему деду будет смотреться… не очень уместно.

– Но я же Тагильцеву обещал. – Мне пришлось сдерживать улыбку. – А подобные обещания надо обязательно выполнять, хотя бы из самоуважения.

– А чувство самосохранения тебе ничего не говорит по этому поводу?

– Что характерно, молчит, хоть ты много раз мог убедиться, что это чувство у меня развито очень сильно.

– С какой стороны посмотреть… – хмыкнул родитель. – И всё-таки.

– Ладно-ладно, пусть пока черепушка у меня побудет, подарю царственному деду как-нибудь потом.

В самом доме мы с отцом, Прохором, Ваней, Владиславом Михайловичем и Владимиром Ивановичем ещё чуть-чуть посидели в столовой за чаем, после чего родитель с Лебедевым уехали, а мы разошлись по своим покоям. Девушки меня дождались и даже ничего не сказали по поводу долгого отсутствия, я же принял душ, завалился на кровать и мгновенно уснул…

В свой роскошный номер в гостинице Джузеппе Медичи зашёл в отвратительном настроении, а виной тому был встреченный в коридоре «дальний родственник», который проживал в номере по соседству уже вторые сутки, и в отношении которого офицер безопасности итальянского посольства провёл с молодым человеком отдельную беседу, как и предупреждал король Италии. Основным посылом этой самой беседы было требование невмешательства в дела «дальнего родственника», якобы прибывшего, чтобы присмотреть за поведением своего более молодого родственника. Особенно офицер безопасности настаивал на публичной демонстрации родственных чувств и подтверждении статуса родственника, если возникнут какие-нибудь проблемы. Частью этой «игры» стал вчерашний поздний ужин в ресторане гостиницы.

«Дальний родственник» не понравился Джузеппе с первого взгляда, но молодой человек никак не мог сообразить, чем же на самом деле была вызвана такая антипатия – явный итальянец, за пятьдесят, прекрасно пошитый костюм, стильный галстук и белоснежная сорочка, скромные только на вид наручные часы, безупречные манеры. Все это портил взгляд «родственника», полный презрения и высокомерия, хоть и хорошо скрываемых. Такими глазами смотреть на Медичи позволяли себе очень и очень немногие, и молодой человек практически сразу отчётливо понял, что из открытого противостояния с этим «дальним родственником», явно имевшим прямое отношение к верхушке Римской католической церкви, он точно победителем не выйдет.

К концу ужина, когда со стороны «родственника» пошли завуалированные вопросы о приятеле Джузеппе, великом принце Алексее, настроение у молодого человека окончательно упало, что, впрочем, не помешало ему отвечать на эти вопросы подробно и обстоятельно.

– Царевич, ты с Прохором переговорил? – поинтересовался у меня Кузьмин.

Сегодня он опять уселся со мной на заднее сиденье «Волги».

– А насчёт чего я должен был переговорить с Прохором? – не понял я, но потом до меня дошло. – Извини, совсем из головы вылетело, да и ты сам вчера видел, что у меня попросту не было возможности.

– Видел, – кивнул он. – А сегодня у тебя опять поездка в Измайловский полк, потом инструктаж с Борисычем и вечером опять на эту вашу пьянку-гулянку.

– Всё верно, – хмыкнул я. – Жизнь у второго в очереди на престол Российской империи бьёт ключом. Ваня, обещаю, сегодня найду подходящий момент и с Прохором насчёт твоих сыновей обязательно переговорю.

– А сам-то ты что решил? – Он смотрел на меня напряженно.

– Повторяю, думать у меня вчера попросту не было возможности, а если уж совсем откровенно… – Я сделал большую паузу. – Полагаю, вопрос с твоими сыновьями надо решать не с Прохором, а сразу с моим отцом.

Колдун задумался, а потом неуверенно кивнул:

– Может, так действительно будет лучше…

В университете сегодня был последний день перед сессией и мы практически не учились – студенты сдавали преподавателям хвосты. Я решил воспользоваться представившейся возможностью и обошел трёх из четырех преподов из списка, выданного мне ректором Орловым, и договорился с ними о занятиях, тем более расписание экзаменов деканат уже вывесил. В перерыве перед четвёртой парой Долгорукий и Юсупова поздравили группу с наступающим Новым годом. Те студенты, у которых не было долгов, направились по домам, а я, подгадав момент, отвёл нашу старосту в сторону:

– Инга, как у тебя дела?

– Нормально, – кивнул она.

– Как дома?

– Потихоньку приходим в себя, – девушка слегка улыбнулась.

– Не сильно на меня обижаешься?

– Обижаюсь, конечно, но я так понимаю, отец с дедом связались не с теми людьми, вот и…

– Всё верно, – кивнул я. – Ну что, Инга, не буду тебя задерживать, уверен, в новом году у вас в роду все наладится.

– И я надеюсь. С наступающим Новым годом, Алексей.

Уже в особняке, перед самой поездкой в Измайловский полк, у меня появилось какое-то непонятное чувство, как будто за мной кто-то подглядывает. Попытка оглядеться на темпе не привела ни к каким результатам – кроме Кузьмина и дежурной смены колдунов из «Тайги» я так никого и не обнаружил, но с Ваней по этому поводу всё-таки решил переговорить. Описав ему свои ощущения, уже приготовился выслушать очередную насмешку, однако Кузьмин к моим словам отнёсся крайне серьезно – он тут же по моему примеру погрузился в транс и принялся оглядываться, после чего заявил: